Всё, кроме любви (СИ) - Красовская Марианна

— Ой, святоша, заканчивай свои проповеди. Не нужны мне ни они, ни твоя помощь, ни ты сам. Я всё сказала.

— Ну, это твой выбор, видит Всевышний, — Хурт встал и осенил женщину крёсным знамением, другой рукой нажимая кнопку вызова конвоира. — Господь милостив, по раскаянию нашему прощает грехи наши. И тебе, дочь моя, простит, нужно лишь искренне возжелать этого.

Вошедший охранник помог леди Дейлис подняться, когда Хурт обратился к нему.

— Сын мой, помоги закончить обряд. Раскаявшаяся должна поцеловать крест Господень, приняв прощение его. Подай ей сам — я чту законы не только Божьи, но и людские. Если нельзя пересекать силовое поле — я и не буду.

Охранник, уже не колеблясь, взял протянутое распятие и поднес к лицу заключённой. Леди Дейлис хмыкнула, но крест поцеловала, презрительно скривившись.

Хурт не двигался с места, пока Элли, которую он никогда не знал, не покинула место их последней встречи. Действительно последней. С кем бы то ни было в принципе.

Уже через несколько минут кристаллы, попавшие на губы леди Дейлис при поцелуе распятия, вступят в реакцию с препаратом, растворенном в вине для причастия. Совершенно безвредные по отдельности, соединившись вместе, они остановят сердце женщины навсегда. И бесследно растворятся в организме ещё до того, как тело остынет. Современный вариант мельничного жернова для такой, как эта женщина.

Он действительно внутренне молился о знаке, что она просто напугана и не могла всерьез ТАК говорить об их дочери. Но нет. Она в самом деле просто использовала Саманту, да и относилась к ней, как к вещи.

Она не оставила ему выбора. Заметь священник хоть каплю раскаяния — не стал бы давать целовать ей крест. Да, и компоненты бы не соединились. Но раскаянию она предпочла… то, что предпочла. Мир праху её. Ну или вечных мук по ту сторону Стикса.

Глава 26. Аукцион

Гвендолин Илдор было двадцать шесть лет, она была взрослая женщина, вдова с пятилетним ребенком, и все равно ей постоянно казалось, что ее падчерица Пенелопа старше ее как минимум на четверть века. Девушки, несмотря на совершенно разные характеры, любили друг друга как сестры. Гвен была мягче масла, а Пенелопа — острее ножа. Рядом с подругой Гвен чувствовала себя увереннее, а Пенелопа всегда бежала к Гвен плакать, потому что никто другой так не принимал ее слабости.

Именно Пенелопа «подарила» ей Домьена.

Мекроусау, 3 года назад

— Ты такая психованная, потому что у тебя мужика нет, — говорила девушка, когда Гвен плакала от усталости, сидя у постели заболевшего сына. — Сосредоточилась на ребенке, а о своем организме совсем не думаешь. А между прочим, воздержание вредно для женщины.

— Не тебе об этом судить, — буркнула покрасневшая женщина. — Ты вообще девочка еще.

— И что? Это как-то мешает мне получать разрядку? — удивилась Пенелопа. — У меня руки есть. И розовые таблетки. И всякие забавные штучки.

Гвен закрыла лицо руками — подобные разговоры смущали ее до невозможности. Она допускала мысль, что с любимым человеком секс может быть приятен — в конце концов, Гвен была натурой романтической. Вот только любить она никого не умела и не хотела. Вся ее любовь принадлежала Джемми.

Пенелопа крупно подставила ее. Пару раз в месяц по этикету девушки должны были посещать культурные мероприятия; Пенелопа вытащила мачеху в Арену, где проводились самые грандиозные на Мекроусау бои рабов. Для нежной Гвен подобное зрелище не доставляло никакого удовольствия, но в этот раз ее глаза то и дело останавливались на красивом крупном мужчине с хвостом.

Раньше она никогда не видела представителя этой расы. Он был отменно сложен — мускулист, но не слишком, худощав, но не изможден, головы не опускал, на зрителей смотрел спокойно, без страха или ненависти. У него было чувство собственного достоинства. Это ее пленило. Чувство собственного достоинства Гвен считала самым важным в человеке… или в представителе любой расы. Среди рабов оно встречалось редко. Среди трейдеров (как любили называть себя рабовладельцы) и того реже. Хозяева этой планеты были самолюбивы и горды и смотрели на других с брезгливостью. Против своей воли, Гвен увлеклась боем. «Ее» раб был силен, гораздо сильнее, чем остальные. Проиграл он лишь в финальном бое — н’илунгу, который был в полтора раза его крупнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Разве н’илунгов не запрещено брать в рабство? — взволнованно спросила она у Пенелопы, которая пищала от восторга при виде крови. — Ведь это прямое нарушение межгалактической конвенции!

— Детка, вся Мекроусау — прямое нарушение межгалактической конвенции, — снисходительно улыбнулась девчонка. — Одним н’илунгом больше, одним меньше — ничего нас не спасет, если они захотят нас уничтожить. Только я тебе скажу, никто не будет резать курочку, которая несет золотые яйца. Мекроусау платит столько налогов, что может на эти деньги покрыть внешний долг какой-нибудь Гаммаяры. А хвостатый прикольный, да? Откуда они его притащили? Ну скажи, прикольный?

— Красивый, — вздохнула Гвен. — Правильно говорить «красивый».

Девочка с дурацкими косичками остро посмотрела на мачеху и прищурилась. В ее голове начал складываться коварный план.

— Тебе понравился хвостатый, — Пенелопа не спрашивала, Пенелопа утверждала.

Гвен неопределенно пожала плечами. Какая разница, кто ей нравился? Всё, что она могла — только мечтать. Мужчина в ее жизни был теперь только один — годовалый сын. Ей больше никто был не нужен.

Гвен почти не знала своего мужа, он так и остался ей чужим человеком, причем человеком равнодушным и холодным. Он дарил ей статусные побрякушки, иногда приходил по ночам (от нее требовалось подчиняться и молча терпеть), завтракал вместе с ней, но в дела она его никогда не лезла, занимаясь тем же, чем и в отцовском доме: управляла рабами, согласовывала меню на неделю, устраивала приемы и выбирала цвет новых обоев. Рабы ее любили — Гвен никогда не повышала голоса, всегда была доброжелательна и мягка, и даже за явные проступки она не могла назначить наказания. Здесь приходилось вмешиваться Пенелопе, а ее боялись до дрожи.

Пенелопа считала, что Гвен слишком мягкая для Мекроусау. Она — разменная монета в планах своего отца. Рано или поздно он продаст ее замуж снова, и это будет катастрофой в первую очередь для дома Илдор. Для Пенелопы было бы лучше, если бы Гвен умерла или исчезла, желательно, вместе с маленьким Джемми. Тогда девушке досталось бы все имущество отца согласно завещанию, и уж она бы развернулась. Пенелопа несколько раз хладнокровно обдумывала план устранения мачехи и брата, но каждый раз, вздыхая, понимала, что слишком их любит, чтобы на это пойти.

Заметив интерес Гвен к гладиатору, Пенелопа сначала посмеялась, а потом задумалась. Ягуар был хорош. У него были все шансы дойти до финала, а значит — и попасть на Аукцион. Пожалуй, будет забавно его купить — для Гвен. Забавно и полезно для дела. Мало ли что в жизни случится — подставить Гвен при наличии компромата будет до смешного просто.

Пенелопа Илдор никогда не делала ничего просто так, по доброте душевной. Ну разве что с Джемми охотно возилась, но это потому, что ее братец и не человек вовсе, а ребенок. Впрочем, пусть проникается любовью к сестренке, и это тоже в будущем пригодится.

На следующий бой с участием Ягуара Гвен удалось вытащить подозрительно легко, и Пенелопа еще больше убедилась, что ее затея удастся. Гвендолин не сводила глаз с мужчины, только чуть бледнела на особо опасных моментах. Ей определенно нравился хвостатый.

Ягуар вылетел в финале — действующего чемпиона Черного Великана победить не мог никто. Особого значения для плана Пенелопы это не имело, в Аукционе участвовали оба финалиста. Пожалуй, так даже лучше — Великан обошелся бы ей куда дороже. Женщины любят победителей. Ставки делались он-лайн, все было анонимно. Девушке на миг пришла в голову мысль, а как чувствуют себя сами гладиаторы? Рады ли они этой возможности? В конце концов, женщин они не видели годами, кому есть дело до потребностей рабов? А тут — такая награда!