Кровь нерожденных - Полина Дашкова

Глава 16

В воскресенье утром Зотова решила зайти в больницу, посмотреть, как дела в отделении.

— Там больная в послеоперационном скандалит — сообщила дежурная докторша, — требует выписать ее, говорит, в суд подаст на нашу больницу. Глушко ее фамилия.

— Хорошо, я зайду, разберусь, — пообещала Зотова.

Войдя в послеоперационный бокс, она увидела, что Глушко лежит неподвижно, уставившись в потолок.

— Добрый день, Лидочка! Как мы себя чувствуем? — Зотова придвинула стул к койке и села.

— Я вам не Лидочка. Что вы сделали с моим ребенком?

— Успокойтесь, деточка. Я понимаю, вам тяжело. Ну, что случилось, то случилось. Нельзя так казниться.

— Это не само случилось. Это вы сделали.

— Мы? Сделали вам выкидыш? Что вы такое говорите, Лидочка? Как вам не совестно?

— Вы ввели мне лекарство, от которого начались роды. Вам зачем-то понадобился мой ребенок.

— Мы вам жизнь спасли. У вас ведь трое детей, подумайте о них. Это счастье, что выкидыш случился здесь, в больнице. — Зотова уже теряла терпение, но держалась из последних сил.

— Я подам на вас в суд, — спокойно сообщила Глушко.

Именно это спокойствие и тревожило Зотову.

«Если к Полянской прибавится еще и Глушко… Надо что-то делать!» подумала она и сказала:

— К сожалению, мне пора. Отдыхайте. Скоро мы вас выпишем. И не надо так волноваться. Могут возникнуть серьезные осложнения в послеродовом периоде.

Выйдя из бокса, она направилась в лабораторию, заперла за собой дверь, достала из холодильника банку, наполненную прозрачной бесцветной жидкостью. На дне осело немного легких беловатых хлопьев.

«Такого никто никогда не делал, — подумала Зотова, слегка встряхивая банку, — никому такое в голову не приходило… Но только не сейчас, вечером».

* * *

Около десяти часов вечера Валя Щербакова заметила, что стальная дверь лаборатории чуть приоткрыта. В коридоре был полумрак, и из дверной щели на пол падала тонкая яркая полоска света. Валя на цыпочках шагнула к лаборатории, но дверь тут захлопнулась, и щелкнул замок.

Валя остановилась в нерешительности: остаться здесь и ждать, кто выйдет? Или просто подойти и постучать? Придумать какой-нибудь предлоги заглянуть краешком глаза… И то, и другое — подозрительно. Да и что она успеет разглядеть?

Пока она размышляла, дверь открылась. Из лаборатории вышла Зотова. В руках у нее была банка капельницы, наполненная прозрачной жидкостью. Валя не спеша развернулась и пошла по коридору. Зотова окликнула ее:

— Деточка, подождите!

Голос Амалии Петровны был спокойным и ласковым.

— Я все время забываю, как вас зовут. Вы ведь у нас практику проходите?

— Меня Валя зовут, Валя Щербакова. Да, я у вас на практике.

— Устаете, наверное, ночами?

— Устаю, — призналась Валя, — спать все время хочется.

— Ну, иногда можно подремать, когда работы нет срочной. — Зотова понимающе улыбнулась: и даже подмигнула. — Я в вашем возрасте такая соня была, а чем старше становлюсь, тем меньше сплю.

«Какая все-таки она обаятельная женщина! — подумала Валя. — Интересно, что ей от меня надо?»

— Я вот о чем хотела вас попросить, Валечка, — как бы отвечая на вопрос, сказала Зотова, — пожалуйста, поставьте эту капельницу больной Глушко из пятнадцатой палаты. Она после выкидыша, состояние у нее неважное, я боюсь осложнений. Лучше перестраховаться. Правда? — Она опять ласково улыбнулась.

Валя осторожно взяла в руки банку.

— Как сделаете, можете пойти поспать. Я понаблюдаю, потом сама сниму. Договорились?

— Спасибо, Амалия Петровна. — Валя опустила глаза.

— Вы очень хорошая девочка, — Зотова потрепала ее по круглой щеке, совсем не похожа на нынешних. Такая скромненькая, спокойная. Я обязательно напишу благодарность в институт.

Валя хотела спросить, что в банке, но постеснялась.

* * *

В маленькой послеоперационной палате было темно. Валя щелкнула выключателем. Задрожал голубоватый люминесцентный свет, и Валя заметила, как вздрогнула лежавшая на койке женщина.

— Простите, пожалуйста, Лидия Всеволодовна. Капельницу вам надо поставить.

— Я не спала. — Лида резко села на койке. — Пожалуйста, не надо мне ничего ставить.

— Почему? — удивилась Валя.

— Мне нужно позвонить мужу. Где у вас телефон?

По коридорному телефону-автомату для больных можно было позвонить только в Лесногорск.

— Что с вами делать, пойдемте в ординаторскую. Оттуда можно позвонить в Москву по коду.

Вообще это было категорически запрещено, но Валя решила: сейчас там никого нет, а человеку надо, в конце концов, домой позвонить…

— Жора, это я!..

Валя села в сторонке, чтобы не мешать. Выходить в коридор она не хотела — если кто-то зайдет и увидит больную в ординаторской, будет скандал. А так она возьмет все на себя. Влетит, конечно, ну и ладно.

— Жора, забирай меня отсюда как можно скорей. Приезжай и забирай под расписку. Они не могут не отпустить. Возьми с собой Сергея.

Что? Были вместе? И что он сказал? — Лида немного повысила голос:

— Не может быть!

Потом заговорила совсем тихо, даже прикрыла ладонью трубку, но Валя слышала каждое слово:

— Мне здесь страшно. У меня не было никакого выкидыша. Они мне поставили капельницу, и начались роды. Ребеночек живой был, я видела. Они его унесли. Нет, девочка. Нет, я не видела. Эта женщина сказала, которая принимала…

Дверь распахнулась, и на пороге возникла Зотова:

— Что здесь происходит?

— Простите, Амалия Петровна, больной надо было позвонить, она же из Москвы… — Валя вскочила и даже вытянулась по стойке «смирно».

— Немедленно положите трубку! — скомандовала Зотова, ни на кого не глядя.

— Все, Жора, я больше не могу разговаривать. — Валя заметила, что при появлении Зотовой Лида вдруг побледнела.

— Больше никогда так не делайте, — сказала Амалия Петровна вполне спокойно, — больным запрещается пользоваться служебным телефоном. Идите работайте. И не забудьте, о чем я вас просила.

— Это она вам сказала поставить мне капельницу? — спросила Лида, когда они вернулись в палату.

Валя кивнула.

— Очень вас прошу, не надо. Я боюсь. Я не верю ей. Она сказала, что там?

— Нет. Но я и не спрашивала. Она все-таки заведующая отделением, я должна выполнять ее распоряжения.

В палате горел яркий свет, и Валя, взглянув на банку, прикрепленную к штативу, заметила легкий белый осадок на дне. Секунду подумав, она сказала:

— Давайте сделаем так. Я сейчас поменяю банки, поставлю вам капельницу с физраствором, совершенно безвредную. А эту спрячу куда-нибудь или, если хотите, попрошу в институте, в лаборатории, проверить, что там.

— Пусть лучше проверят на Петровке. У мужа школьный товарищ — подполковник милиции. Он отдаст в их лабораторию.

«Это уж слишком, — подумала Валя, — хотя, может, так оно и лучше. Если в институте там какую-нибудь пакость найдут, они ведь все равно в милицию обратятся. Так лучше сразу!» — Хорошо, давайте так и сделаем.

* * *

Когда Зотова вошла в палату, больная Глушко лежала под капельницей и дремала. Жидкости в банке осталось совсем немного, на самом донышке. «Можно снимать, — решила Зотова, — уже более чем достаточно. Если завтра заговорит о выписке — скатертью дорога».

— Как мы себя чувствуем? — ласково спросила Амалия Петровна.

— Спасибо, нормально, — ответила больная.

— Домой хотите?

— Естественно, хочу. У меня же трое детей. Скажите, а почему меня не перевели в общую палату?

Что-то не понравилось Зотовой в интонации этой Глушко. Она даже не могла понять, что именно, но потом поняла: враждебность пропала. А это странно.

— А чем вас отдельная не устраивает? — спросила она, улыбнувшись.

— Да нет, все устраивает. Просто интересуюсь.

— Почему бы вам не полежать с комфортом, если у нас есть такая возможность, — снова улыбнулась Зотова.

Когда она вышла из палаты, ей навстречу попалась маленькая практиканточка Валя.

— Амалия Петровна, можно вас спросить?

— Конечно, детка, спрашивай.

— Что было в капельнице?

— Эргометрина малеат, препарат, стимулирующий послеродовое сокращение матки. Ты молодец, что интересуешься.

«А ведь с этой крошкой тоже придется что-то придумывать. Береженого Бог бережет», — грустно заметила про себя Зотова.

Глава 17

Вскрытие показало, что доктор Курочкин скончался от острой сердечной недостаточности. Никаких следов пребывания в квартире другого человека обнаружить не удалось… В понедельник утром к Кротову в кабинет ввалился веселый Миша Сичкин. Усевшись в кресло и закурив, он сообщил:

— Между прочим, вчера там совершено еще одно убийство, около одиннадцати утра, в том самом дворике, где убитый Бубенцов назначил встречу твоей Полянской.