ЗАГАДКИ И ТРАГЕДИИ АРКТИКИ - Зиновий Каневский

Под осень, накануне ледостава,

Рыбачий бот, уйдя на промысла,

Нашел кусок его бессмертной славы —

Обломок обгоревшего крыла.

А старший товарищ Амундсена, боготворимый им Нансен, произнес о соотечественнике такие исполненные горечи и гордости слова: «В нем жила какая-то взрывчатая сила. На туманном небосклоне норвежского народа он взошел сияющей звездой. Сколько раз она загоралась яркими вспышками! И вдруг сразу погасла, а мы все еще не можем отвести глаз от опустевшего места на небосводе... Люди, равные ему мужеством, волей, заставляют верить в народ и его будущее. Еще молод мир, если он порождает таких сынов».

Генерал Нобиле, узнав об исчезновении Амундсена, нашел в себе силы признаться вслух: «Он победил меня...»

Побежденный, израненный, униженный командир «Италии» был вывезен из ледового лагеря шведским пилотом Лундборгом. Вывезен первым и единственным — это не укладывалось в воображении, этого не могли понять ни спасатели, ни даже самые неискушенные в морской этике люди: может ли капитан раньше всех покинуть тонущее судно, как посмел он бросить на произвол судьбы пятерых своих товарищей?! Масла в огонь подлили итальянские газеты, самым невинным стоном сообщавшие: «Нам не известны причины, по которым генерал Нобиле был вывезен первым».

Полноте! Так уж и не знали, не ведали, что он тяжело ранен? Разве шведскому летчику не было дано четкого распоряжения взять на борт именно Нобиле и никого иного (машина могла вместить лишь одного пассажира)? И разве не противился генерал, не упрашивал Лундборга эвакуировать первым механика Чечони, потому что у него была сломана нога? Того самого Чечони, который потом, уже в Италии, во время разбирательства дела Нобиле в фашистском «суде чести», беспардонно клеветал на бывшего командира, охотно и льстиво поддакивал тем, кто утверждал, будто генерал прямо-таки оттолкнул от самолета страдальца Чечони, чтобы только спастись самому и спасти свою собаку (на льдине жила маленькая собачка Нобиле, которую, по лживым показаниям механика, «оголодавшие» обитатели Красной палатки намеревались съесть).

Комиссия, разбиравшая в 1929 г. дело Нобиле, осудила его за нарушение «кодекса чести итальянского офицера». Зато поведение Цаппи и Мариано, двух итальянских офицеров, ушедших вместе с Мальмгреном за помощью к ближайшей земле, было расценено как «заслуживающее признания», ибо оно «делает честь флоту, и Италия может гордиться такими образцовыми сыновьями». Чем же возвеличили свою родину эти двое?

В самом конце мая группа Мальмгрена, как стали ее с тех пор называть, вышла в путь. Превозмогая острую боль в сломанной руке, тридцатилетний шведский ученый, единственный в экспедиции полярник со стажем (три года плавания с Амундсеном на «Мод»), повел Цаппи и Мариано к Шпицбергену. 11 июля с борта самолета Чухновского, взлетевшего на поиски этого отрядика с ледяного поля, в котором стоял в тот момент ледокол «Красин», поступила радиограмма, вызвавшая бурное ликование красинцев: «Мальмгрен обнаружен широте 80 градусов 42 минуты долготе 25 градусов 45 минут тчк Небольшом остроконечном торосе... двое стояли с флагом третий лежал навзничь тчк». Затем в радиограмме сообщалось, что самолет взял курс на Красную палатку, но найти ее не удалось из-за внезапно сгустившегося тумана. Чтобы не рисковать машиной, пришлось совершить вынужденную посадку на торосистом поле, причем в конце пробега у «юнкерса» снесло шасси, оказались также сломаны два винта из трех; А заканчивалась та поистине историческая радиограмма словами, и сегодня вызывающими прилив гордости за наших летчиков: «Все здоровы тчк Запасов продовольствия две недели тчк Считаю необходимым Красину срочно идти спасать Мальмгрена». Не нас, пилотов, а тех, ради кого мы сюда явились!

В радиосообщении с борта самолета была, увы, единственная, но печальная неточность: на ледяном осколке находились в тот момент лишь двое, тот, что «лежал навзничь», не мог быть третьим — за человеческую фигуру летчики приняли валявшуюся на льду одежду. Когда на следующий день, 12 июля, «Красин» подошел к ледяному полю, на котором ждали спасения два итальянца, льдина имела площадь всего десять на восемь метров и через считанное время, буквально через несколько минут, должна была прекратить свое существование вместе с Цаппи и Мариано... На взволнованные вопросы о Мальмгрене Цаппи сперва пробормотал что-то по-итальянски и указал рукой вниз под лед, а затем отчетливо сказал по-французски, обращаясь к Самойловичу: «Это был настоящий человек. Он умер месяц тому назад».

Гибель Финна Мальмгрена стала, несомненно, главной трагической загадкой всей экспедиции Умберто Нобиле. Читая историю этой эпопеи, видя образцы человеческой доблести и самопожертвования, не можешь уклониться от страшного в своей естественности вопроса: «Что случилось с молодым шведом, умер ли он собственной смертью, был ли брошен спутниками или случилось самое чудовищное — каннибализм?»

Теме этой, по всей вероятности, суждено звучать еще долго. Ни мозг, ни сердце не могут смириться с тем, что произошло-де самое обычное для Арктики несчастье, что кто-то просто-напросто не выдержал тягот путешествия по дрейфующим льдам и никакого криминала в поведении Цаппи и Мариано нет. К тому же высокие инстанции их собственной страны, как мы помним, признали поведение обоих безукоризненным, и если бы не явная неспособность «этого выскочки» Нобиле руководить столь сложной экспедицией, то вообще бы ничего не случилось и господин Мальмгрен в том же 1928 г. счастливо сочетался бы намеченным браком со своей невестой Анной, внучкой знаменитого шведского полярного исследователя Нильса Адольфа Эрика Норденшельда!

Но слишком велик груз подозрений, возникших сразу же после того, как Цаппи и Мариано (последний пребывал в крайне тяжелом состоянии, вскоре пришлось ампутировать ему отмороженную ногу) дали первые показания на борту «Красина». По словам итальянцев, дрейф упрямо относил их от земли, уже через две недели Мальмгрен окончательно сдал, упал на снег и объявил, что дальше не ступит ни шагу. Он требовал оставить его, категорически отказывался от пищи (а она, и это чрезвычайно важное обстоятельство, у них тогда еще имелась, уходя из Красной палатки, каждый взял с собой около двадцати килограммов продовольствия). Итальянцы, утверждал Цаппи, вынуждены были уступить.

Они вырубили для товарища углубление во льду, чтобы его не приметил медведь. Перед прощанием Мальмгрен передал им свой компас с просьбой вручить его матери в Стокгольме, и эта грустная церемония впоследствии состоялась. После чего двое ушли, а Мальмгрен, по их мнению, почти сразу же заснул от истощения и больше уже не проснулся — легкая смерть...