Паутина - Пол Макоули

— Не будь ты так поглощен собой, понял бы, что меня задевает, когда я вижу, как ты страдаешь, а я не могу к тебе приблизиться.

— На самом деле ничего такого, о чем стоит рассказывать. Просто я сегодня весь день занимался этим делом.

— Я верю в тебя, Диксон. Ты это знаешь. Не верь я в тебя, прежде всего, я бы перестала тебе звонить. Ведь это же хорошо, правда, что ты делаешь какую-то настоящую полицейскую работу?

— Надеюсь, — ответил я.

Мы поболтали еще немного, но оба чувствовали, что зашли в тупик. Когда мы наконец простились, электричество все еще было отключено. Я сидел на балконе в теплой тьме, пил пиво и курил, зажигая новую сигарету от окурка предыдущей. С каждой затяжкой кончики сигарет потрескивали все ярче, и красные искры-двойняшки сияли в стеклянных глазах наблюдавшего за мной Архимеда.

11

— Все, что от тебя требуется, это сообщить мне, откуда у тебя взялись эти записи, — сказал я мальчику.

Половина десятого. Лондон, район Хайгейт, кабинет директора Беллингемского колледжа. Высокотехнологичная учебная база, субсидируемая полудюжиной транснациональных корпораций. Несколько сотен учеников, а подключенных к сети компьютеров и разнообразного электронного оборудования больше, чем на старой Фондовой бирже. Три огромных здания. Дикая смесь реакционной дисциплины и новых технологий. Форма, общие физические упражнения по утрам, скандирование признаний в преданности делу и десятиметровая спутниковая антенна, нацеленная в небо со дна спортивной площадки.

Апокалиптический солнечный свет падал сквозь широкий эркер кабинета, заливая слепящим сиянием незапятнанную стальную поверхность директорского стола. Мы впятером сидели в креслах из кожи и стали, расставленных перед столом полукругом: директор, доктор Кристофер Лейн; адвокат мальчика, старший партнер фирмы, высокий, с посеребренной головой, болезненно худощавый, в светлой полосатой рубашке; констебль Шина Гилберт; я, принявший аспирин от головной боли. И, конечно, сам мальчик — тринадцатилетний Бен Перри. Он сидел выпрямившись — сизая школьная форма, светлые волосы, зачесанные изящной волной назад, бледное угрюмое лицо. Он решительно отказывался отвечать на любые вопросы. Констебль Гилберт помахивала диском, держа его большим и указательным пальцами. Яркие солнечные блики от серебряного футляра метались по комнате.

— Ты ведь не один продаешь их, Бен, — обратилась к мальчику Гилберт. — Мы знаем, что кто-то дал тебе партию, знаем, что ты вошел в дело, продавая их своим друзьям.

— Какую прибыль ты получал? — спросил я. Адвокат откашлялся:

— Не думаю, что вопрос о прибыли уместен, инспектор.

— Он будет уместным, если придется дать делу ход. Но надеюсь, что сговорчивость вашего клиента позволит мне проще взглянуть на вещи.

— Уверен, что дело не потребуется выносить за ворота школы, — проворчал директор. Он был моложе меня, бескровно-чопорный, в белой рубашке с коротким рукавом и коричневых слаксах; стриженный под ежик и в круглых швейцарских очках без оправы. Его отличали бдительные бледно-голубые глаза и тонкий патрицианский нос, ноздри которого раздувались, словно у журналиста, ощутившего запах скандала.

Констебль, полагаясь на сочувствие, спросила:

— Может, кто-нибудь из приятелей снабжает тебя этим, Бен? Нам понятно, что ты не хочешь проблем для своих друзей, но, отмалчиваясь, ты делаешь только хуже себе.

— Ответь на вопрос, Перри, — посоветовал директор.

— Сэр, да, сэр!.. Нет, мэм… Я не хочу никого втягивать в беду.

— Этот человек работает в школе? — поинтересовался я. — Кто-то старше тебя? Кто-то, кого ты боишься? Обещаю тебе: никто не узнает, что ты мне сказал. Можешь шепнуть мне на ухо или написать на клочке бумаги. Или кто-то из присутствующих здесь может на минутку выйти за дверь. Это останется между тобой и мной, Бен. Когда ты мне скажешь, ты почувствуешь себя много лучше. Ты избавишься от ненужной тяжести, поверь мне. Но если не скажешь мне этого сейчас, можно поспорить, что мне скажет кто-нибудь другой, и скорее раньше, чем позже. Если ты хорошо соображаешь (а я думаю, что это так), то будешь первым. Если нет — ну тогда, Бен, придется тебя наказать. Ты понимаешь?

— Сэр, да, сэр!.. Простите, но мне больше нечего сказать,

сэр!

И так продолжалось еще двадцать минут.

Адвокат задержался, чтобы перекинуться словечком с Гилберт и со мной, когда мы направлялись к своим машинам.

— Надеюсь, вы не принимаете это всерьез, — неловко проговорил он. — В самом деле, это же не более чем очередная мальчишеская глупость. В конце концов, мальчики в этом возрасте все любопытствуют по поводу секса…

Он всего лишь отрабатывал свои деньги, но его снисходительность задела чувства констебля Гилберт, явно упивавшейся своей праведностью.

— Записи были куплены у подпольных продавцов, связанных с серьезными преступлениями, сэр! — воскликнула она. — Это не просто банальный секс, что было бы само по себе дурно! Это даже не анальный секс, и не золотой или радужный дождь — если вы не знаете, сэр, я поясню: это когда женщина мочится на мужчину во время соития. Это женщины в туфлях на шпильках, которые топчут цыплят, хомяков и мышей. В одном пятиминутном клипе нагая женщина катается в ванне, полной сверчков. Есть весьма убедительно воспроизведенные эпизоды пыток и насилия. Желание смотреть такие вещи не совпадает с моим представлением о том, что можно назвать нормальным здоровым мальчишеским любопытством в отношении секса.

Адвокат помрачнел.

— Тем не менее Бен Перри несовершеннолетний, и я полагаю, было бы мудро не выносить грязное белье за ворота школы. Пусть с этим справляется директор Лейн.

Констебль Гилберт завелась еще круче:

— Это часть большого расследования, сэр! Мы не можем от этого отмахнуться. Мы должны защищать детей.

— Констебль Гилберт имеет в виду, что файл Бена Перри будет некоторое время оставаться открытым, но мы можем и не принять мер, если нам удастся найти главного поставщика, — добавил я.

— Мы постараемся, чтобы сведения об этом деле не стали достоянием общественности, но, боюсь, пока я больше ничего сделать не могу. Полагаю, вам лучше взять мои координаты, — ответил адвокат и протянул нам с констеблем Гилберт по визитке. Потом сел в гладкий серебристый «БМВ» 18-й серии и укатил.

Накануне мне не хватило времени забрать свой «мини» из Скотленд-Ярда, так что я поехал с констеблем Гилберт в ее служебной машине. Там пахло так, словно на заднем сиденье перевозили тяжелобольного. Пахло радужным дождем.

— Хотела б я услышать, что сказал бы этот сукин сын, если бы его заставили просмотреть диски, — заметила Гилберт. Ей было чуть за тридцать, крепкого сложения, черные волосы, деловой «конский хвост». Она возглавляла подразделение лиги благопристойности на своем участке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});