Дата собственной смерти - Анна и Сергей Литвиновы

А здесь, в особняке, у Хозяина была огромная библиотека, и тот совсем не возражал, чтобы она ею пользовалась – напротив, когда у него было время, советовал, что взять, а иногда даже беседовал с Викой о прочитанном. Но беседовал не свысока, как обычно разговаривают учительницы, а как с ровней. И Вика прочла «Анну Каренину», и «Над пропастью во ржи», и «Прощай, оружие!», и еще много, очень много прекрасных книг и над всеми ними плакала, потому что было очень жаль того американского офицера, у которого жена в роддоме умерла, и Анну Каренину, и подростка, который убежал из школы и неприкаянный бродил по Нью-Йорку.

Но читать ей доводилось только ночью – потому что хлопот по дому было, что ни говори, невпроворот. Сходить на станцию купить продукты, убрать, постирать, пропылесосить, а еще приготовить завтрак, обед и ужин, и подать, и убрать грязную посуду в чудо-посудомойку. А еще она постепенно становилась главной над другими, приходящими слугами: садовником Тимофеичем и работником по саду Колькой, и Валентиной, которая окна мыла, и Евгением Палычем – золотые руки, который устранял разные поломки в сантехнике, электричестве и всякие другие. И они, приходящие, постепенно, постепенно уже не к Тамаре шли спрашивать, что следует делать, а к ней, Вике. Поэтому в последнее время, без преувеличения, можно было сказать: весь дом на ней держался.

А теперь? Что теперь дальше с домом-то будет? Хозяина было жалко, сил нет, и даже гадючку Томку (как она ее звала за глаза) немного жаль, но больше всего Вике почему-то жалко было, что прошло то золотое время в особняке, когда они жили втроем, все вместе, как семья; и она понимала, что деньки те ушли навсегда и больше никогда ничего не повторится. А теперь особняк отойдет, наверное, Денису, и он начнет здесь хозяйничать и заведет свои порядки – и Вика ему, конечно, больше не понадобится. Да она и не станет ему прислуживать, даже если он ее попросит. Даже если умолять будет, на колени вставать. И не только потому, что Вика была слишком предана Хозяину (хотя, конечно, и любила его, и доверяла ему во всем).

Просто Денис не имеет никакого права над ней главенствовать. Потому что она не потерпит, что он над ней станет командовать.

Потому что теперь Вика чувствовала себя ровней ему. Ровней – им всем. Для этого у нее имелись все основания.

Наташа

– Честно говоря, я хочу домой, – тихо сказала Наташа.

– Я тоже, – откликнулась Маргарита.

Пока толстяк-полковник допрашивал наверху Дениса, они сидели рядком на диване в гостиной и разговаривали.

– Ты имеешь в виду – домой в Англию? – вопросила Наташа.

– А у меня нет другого дома, – печально ответствовала Рита.

– Что ж, скоро вернешься туда.

– Черта с два. Менты с нас подписки о невыезде взяли – забыла, что ли?

– Ну, живи пока здесь. Надеюсь, Денис не будет против.

Риту передернуло.

– Не хочу я больше здесь! Не могу.

– Или можешь в Москве, в отцовской квартире. Денис, я думаю, даст тебе ключи.

– Хрен редьки не слаще.

– Тогда поехали ко мне. Да, конечно! Что ж я сразу не предложила? Поживи пока у меня.

– Боюсь, – вздохнула Рита, – этот толстяк не скоро нас отсюда выпустит. Вон они там, наверху, с Денисом сговариваются, как лучше нас прищучить.

Глаза у Риты были печальные-печальные. Больные, можно сказать, глаза. Еще бы! После всего, что она натворила… После всего, о чем вчера ночью поведала Наташе…

Сейчас Наташа понимала одно: ее сестра – в большой беде. Ее надо спасать.

Но как? И что Наташа может сделать? Чем помочь?

Пока – ровным счетом ничем. Только сидеть с ней рядом, и молчаливо сочувствовать, и тихо разговаривать, порой бережно касаясь плеча или беря за руку.

А может, если Маргарита все расскажет – для начала этому толстяку с ухватками следователя, – ей самой станет легче?

Тут на лестнице появились Денис и жирный полковник.

Диня стал спускаться вниз в гостиную. Вид у него был довольный и победительный.

А полковник не утрудил себя спуском вниз. С самой верхней площадки он провозгласил:

– Маргарита, не могли бы вы подняться в кабинет?

Рита дернулась. Глаза у нее стали совсем грустными – даже, скорее, загнанными.

Наташа ободряюще похлопала ее по запястью: не бойся, мол, иди. На секунду задержала руку и почувствовала, как бьется Риткино сердце: часто-часто, часто-часто, словно у испуганного котенка.

Рита жалко улыбнулась и встала:

– Уже иду.

Глава 8

Валерий Петрович

Когда они расположились в кабинете Конышева-старшего, Ходасевич хмуро проговорил:

– Без долгих предисловий. Три месяца назад вы, Маргарита Борисовна, приезжали в Москву. Зачем?

– Я?!

Рита попыталась сыграть изумление: глаза расширены, ладони прижаты к груди. Она явно переигрывала. На два-три тона, не больше, но краски все равно выглядели жирнее и гуще, чем следовало.

«А актриса она и вправду неважная. Правильно, наверно, ее из театрального училища турнули со второго курса».

– Вы пересекли границу с Россией, – не обращая внимания на ее деланное изумление, угрюмо продолжал полковник, поглядывая в свой блокнот, – на пограничном контроле «Шереметьево-два» семнадцатого апреля сего года в двадцать часов сорок пять минут. В тот же день вы зарегистрировались в гостинице «Измайлово», корпус «Бета». Прожили там всего одни сутки. Однако имеются и другие следы вашего пребывания в Первопрестольной. Восемнадцатого апреля вы по своему российскому паспорту обменяли в Сбербанке на Никитском бульваре одну тысячу фунтов на рубли. Затем вы совершали аналогичную операцию тридцатого апреля – но уже на сумму три тысячи фунтов. И покинули вы Белокаменную только через месяц: пятнадцатого мая прошли погранконтроль там же, в «Шереметьево-два».

– Откуда вы все это взяли? – устало выдохнула Рита.

– Так ведь было дело? – вдруг ласково спросил Ходасевич и даже подмигнул ей.

Маргарита тяжело вздохнула, а потом вдруг кивнула – и тут же закрыла ладонями лицо.

Полковник с удовольствием закурил.

«Не зря я попросил Ибрагимова выяснить: а правда ли, что последние полгода эти девчонки, Рита и Наташа, безвылазно просидели за границей? Молодец Олег: довел до меня информацию быстро и четко».

– Ну что ж, рассказывайте, – вздохнул Валерий Петрович, – каким ветром вас занесло в столицу?

Маргарита Хейвуд

Рита начала:

– В одно прекрасное утро в Лондоне я поняла, что должна уехать. Не спрашивайте меня, почему и зачем. Может быть, я сама расскажу вам об этом – позже. Да я в тот момент толком и сама не понимала, что меня заставило вернуться в Москву… И вот в то утро Пит, мой муж, отправился на работу. Я в очередной, дветысячепервый раз закрыла ворота за его машиной, а сама вернулась в дом – дети еще спали – и безотчетно начала укладывать чемодан. Потом я позвонила «бэби-ситтер», попросила срочно приехать, а сама оставила мужу записку (звонить я ему побоялась): «Милый, прости, но я ухожу от тебя». Затем поручила детей прибывшей няньке и отправилась в банк, где содержался мой личный «поощрительный» счет. На него Пит на мое имя откладывал каждую неделю по пятьдесят фунтов – при условии моего безупречного поведения. Если же я нарушала установленные им правила, он штрафовал меня. Например, если застукивал, что я курила, то наказывал на пятнадцать фунтов; если я пересаливала жаркое, то это «стоило» мне десяти фунтов; на столько же уменьшалась сумма, если я неподобающе вела себя – например, перечила или ему докучали дети… Не знаю, зачем я все это вам рассказываю…

Так или иначе, несмотря на многочисленные штрафы, на моем счету к тому времени скопилось около пяти тысяч фунтов. Я сняла их все наличными – однако счет не закрыла, наверное, подсознательно все-таки надеясь на возвращение… И билет я взяла в оба конца – правда, я уверяла себя, что обратный билет всегда можно сдать или перенести на более поздний срок. И в тот же день я успела вылететь из аэропорта Хитроу на самолете компании «Бритиш Эйрвэйз».

Всю дорогу я наслаждалась свободой и тем, что дети, а тем более муж, не «достают» меня – выпила несколько «джин-тоников», разболталась с попутчиком, русским бизнесменом, который оказался довольно цивилизованным господином, – словом, чувствовала себя великолепно. Ни брату, ни тем более отцу я не сообщила о своем приезде. Я летела в родной город абсолютно инкогнито, и это было так… пикантно, что ли. Это так освежало!

Москва меня встретила хмурыми сумерками, хмурыми лицами пограничников и таможенников, хмурыми залами аэропорта. Оказалось, что здесь еще совсем холодно, люди ходят в тяжелых пальто, и на деревьях не проклюнулись даже почки – а ведь в Лондоне уже вовсю цвели каштаны! За много лет я забыла, что за тоска – наша столица, особенно в межсезонье. Бизнесмен, летевший со мной, предложил подвезти меня – его встречал личный шофер, но я решила, что это уж слишком, и взяла такси до гостиничного комплекса в «Измайлово». Я слышала, что это довольно поганая, но зато не очень дорогая гостиница для иностранцев. Там я получила номер, приняла душ, включила телевизор и стала думать, а что мне, собственно, конкретно делать в Москве? С чего начинать? Наташа была на своих Мальдивах, ни отцу, ни брату я звонить не хотела, и на это были свои причины. И я набрала номер одной своей подружки – еще по театральному училищу. К счастью, она не поменяла свой номер телефона, и оказалась дома, и искренне мне обрадовалась. Мы с ней заточили часа, наверное, на полтора. И когда я призналась, что собираюсь жить в Москве как минимум месяц и не знаю, где мне остановиться (цены даже в «Измайлово» были для моего кошелька неподъемными), она закричала, что меня ей послал сам бог! Почему? Выяснилось, что ее двоюродный брат уехал работать по контракту в Америку, а сам поручил ей надзирать за квартирой и, главное, кормить кота. Квартира брата находится хоть и недалеко от нее по московским меркам (она жила в «Текстильщиках», а он в «Выхино»), но все равно каждый день ездить туда было утомительно. И моя подруга с ходу предложила мне жить там и даже слушать не хотела никаких моих возражений, что это, мол, неудобно.