Следы в пустыне. Открытия в Центральной Азии - Кристоф Баумер

Двумя днями позже я посетил близлежащий монастырь Йи-Гьери. Хотя реконструкция его началась всего годом раньше, в храмовой часовне уже стояли три большие свежераскрашенные статуи. Во время моего посещения все работы оказались приостановлены, так как настоятель на три месяца удалился в уединение в пещеру у вершины Бонри, а пять из семи лам отправились в паломничество в Восточный Тибет. Как и повсюду в Тибете, у Бонри вновь практикуются древние обычаи аскетической медитации. Монахи удаляются в пещеры, где определенное время медитируют, а пищу им регулярно приносят послушники. Эти периоды медитации продолжаются три месяца, или девять месяцев, или три года, три месяца и три дня. В отдельных случаях аскетов замуровывают пожизненно; еду им подают послушники или благочестивые миряне сквозь отдушину в стене.

В некоторых — тревожащих, надо сказать, — случаях монах не решает самостоятельно и по доброй воле провести жизнь замурованным заживо: его убеждают сделать этот шаг. Я столкнулся с таким случаем в Аба, в Восточном Тибете. Поблизости от монастыря Цанангя встретился с 80-летним монахом, который не покидал своей пещеры 31 год, хотя раз в неделю принимал посетителей. Меня ужаснул его рассказ об аскете, жившем по соседству, который десятки лет провел в почти полностью замурованной пещере и умер за три дня до нашей беседы. Его реинкарнацию уже обнаружили: это был двухлетний ребенок, которого вскоре должны были забрать в монастырь, и по завершении обучения ему предстояло провести остаток жизни в пещере своего «предшественника», покинув ее только после смерти.

Правительство провинции обеспечивает финансовую поддержку реконструкции монастырей в Конгпо. Большинство средних и крупных монастырей получают начальную субсидию в размере около 100 000 ренминби, что во время моей поездки было равно примерно 12 000 долларов США. Эта сумма может показаться довольно скромной, но, поскольку монахи с помощью местного населения выполняют работы самостоятельно, этих денег достаточно для покупки необходимого дерева и оплаты профессиональных скульпторов и художников, в основном мирян. Проведение реконструкции монастыря, вне зависимости от того, субсидируется ли она правительством, нуждается в письменном разрешении. Также монастырям запрещено продавать или принимать в качестве пожертвований землю, если она не граничит непосредственно с монастырем: хитроумный ход правительства, гарантирующий, что монастыри не возвратят себе прежнего могущества.

В последние дни необычно мягкого октября я начал хору вокруг Бонри, следуя за лениво текущей Цангпо в направлении маленькой деревушки Менри, откуда начинается подъем к Бонри. Не однажды мы с Таши обгоняли пилигримов, измеряющих 60-километровую хору своими телами, снова и снова бросаясь ничком на землю. Тысячашестьсотметровый крутой подъем от Менри к перевалу, на высоту 4530 м, — жестокое испытание для таких пилигримов. Особенно благочестивые паломники дают обет обойти гору 9,13 или даже 108 раз. По моим подсчетам, в этот раз хору совершали около 500 человек. В какой-то момент идиллический покой был нарушен несколькими взрывами с Цангпо. Китайские рыбаки глушили рыбу динамитом — кощунство с точки зрения как бонпо, так и буддистов.

У подножия Бонри на лужайке, окруженной фруктовыми деревьями, стоит монастырь Тагце-Юнгдрунглинг. Когда-то он давал приют более чем 100 монахам, теперь их только 13. Его настоятель Ньян Кхьяб, уроженец Восточного Тибета, принял нас в своей келье. Ночь накануне он провел у постели умирающего в соседней деревне, чтобы облегчить тому переход из этого мира в следующий. Для этого он исполнил ритуал Пхо Гьева, аналогичный ритуалу Пхова у буддистов. Этот ритуал служит гарантией того, что сознание — душа — усопшего покинет тело через макушку и успешно пройдет испытание, ожидающее ее в бардо, лимбе между смертью и перерождением. Но Пхо Гьева — не только ритуал, исполняемый посвященным монахом над умирающим; это еще и форма медитации, предвосхищающей смерть.

Ньян Кхьяб объяснил:

— Этот тип медитации может исполняться только под руководством опытного мастера; в противном случае возникает угроза преждевременной смерти или безумия. Во время медитации выполняющий ее постоянно устремляет свое сознание к макушке со скоростью стрелы, а затем позволяет ему спуститься обратно в сердце. Как только практика, продолжающаяся несколько недель, завершена, роднички между костями черепа становится легко открыть. Затем мастер исследует крышку черепа и вводит в отверстие родничка лист травы куша (осоки. — Примеч. пер.). Если она стоит в отверстии вертикально в течение всего дня, считается, что упражнение выполнено успешно.

Я наблюдал эту заключительную часть ритуала несколькими месяцами раньше в отдаленном монастыре настоятеля ЛунгтокаТенпе в Северной Индии. Настоятель помещал 30-сантиметровый пшеничный колос в слегка приоткрытый родничок на голове монаха, исполнявшего очистительную церемонию по случаю Нового года; колос продолжал стоять вертикально весь день, хотя монах передвигался, как обычно.

В нескольких километрах к югу от Тагце-Юнгдрун-глинга есть место под названием Тримаран-Миджик-Дертро, что означает «вечный трон кладбища». Там стоит холм пяти метров высотой, соединенный с гробницей полулегендарного восьмого царя Центрального Тибета Дигума. Этот царь безуспешно пытался подорвать власть духовенства, которое в то время было всемогущим, и пал жертвой хитрости своего противника в единоборстве. Если изложение этой истории верно, то могильный холм, которому около 2000 лет, — старейший из подобных в Тибете. Окрестности его до сих пор используются для небесных и земных погребений, там нельзя производить никаких археологических раскопок. Возле свежевыкопанных могил лежат разбитые бутылки от спиртного и керамические горшки, раздавленные сигаретные пачки и ножи со сломанными лезвиями. Эти предметы намеренно ломают, принося в жертву, и таким образом символически передают усопшему в последующую жизнь.

Примерно в часе ходьбы к востоку от гробницы Дигума Цэнпо, поблизости от деревни Юнгдрунг-Дзин стоит одна из самых примечательных каменных стел Тибета. Тибетские надписи начала IX века, все еще различимые, но понятные немногим, повествуют о том, что легендарный первый царь Центрального Тибета Ньятри Цэнпо сошел с небес к людям на горе Бонри, здесь известной как Лxa-Ри, или «гора богов». Этот рассказ противоречит современному мнению о том, что центральнотибетская царская династия Чогьял, правившая до 923 г. н. э., происходила из долины Ярлунг на юге Цзетанга. Согласно надписям на каменной стеле Юнгдрунг-Дзин, установленной буддийским царем Саналеком, родина царей династии Чогьял была где-то поблизости от священной горы бонпо в Конгпо[51].

Множество паломников (некоторые из них пришли из Восточного Тибета, преодолев несколько сот километров) стояли лагерем у подножия Бонри. Было новолуние. Новолуние и полнолуние считаются самыми благоприятными днями для хоры. У костра в центре лагеря старый монах поведал мне свою историю. В1941 г. он пришел в монастырь пятилетним послушником, в возрасте 23 лет был посвящен как гелонг, закончивший обучение монах, после принятия 250 обязательных обетов. После этого он планировал поступить в монастырский университет, чтобы достичь степени геше, потратив еще 10 лет на обучение. Однако его ожидала совсем иная судьба, поскольку с 1959 г. — после побега далай-ламы — китайцы начали принуждать монахов становиться мирянами. Так, вскоре после посвящения в духовный сан Сонаму (так звали монаха) пришлось покинуть свой любимый монастырь и жениться. С началом «культурной революции» разразилась оргия жестокостей и разрушения, и Сонам был помещен в трудовой лагерь возле Гьянце.

Условия жизни там были настолько ужасны, что из его отделения, в котором было 140 мужчин, выжили лишь 15. Однажды Сонам с группой из 50 бывших монахов шли по дороге от лагеря к каменоломне, где обычно работали. Они набрели на мертвую лошадь, уже разлагающуюся и обсиженную мухами. Голод был настолько силен, что они бросились к трупу и пожирали омерзительную плоть сырой. Через несколько минут лишь голый конский скелет остался лежать на земле, а они продолжали путь на работу.

— Знаете, когда я умру, то сразу попаду в нирвану, потому что ад я уже пережил в «культурную революцию», — сказал Сонам.

Когда в 1985 г., после 18 лет заключения, его наконец освободили, он вернулся домой — чтобы обнаружить, что его единственный сын умер, а жена вышла замуж за другого. К счастью, он устроился работать поваром в большую школу, а в 1994 г. получил разрешение вернуться в свой монастырь, который был отстроен заново.

Я отправился в дорогу еще до рассвета вместе с паломниками, так как хотел закончить подъем на Бонри за один день и ночевать по другую сторону перевала. Всю дорогу вокруг слышалось радостное пение, несмотря на то что крутой подъем был труден не только для меня, но и для паломников. В отличие от паломнического маршрута, опоясывающего Кайлаш, усыпанная камнями тропинка Бонри, местами очень крутая, непроходима для вьючных животных. Физическое напряжение является частью паломнического ритуала хоры. А хора, совершенная в плохую погоду, считается особенно благотворной. Хотя дорога шла сквозь высокий кустарник и хвойный лес, весь маршрут был украшен разноцветными молитвенными флажками или связками цветной шерсти, так что опасности заблудиться не было. Полосы валяной белой шерсти до 10 м длиной похожи на ту материю, которой иногда отмечают путь от дома умершего до кладбища. Попадающиеся на глаза детали одежды напоминают, что хора представляет собой внутреннее очищение: в пяти святых местах на Бонри паломнику предлагается оставить его (или ее) избавленное от дурной кармы прошлое позади.