Будь хорошей, девочка (СИ) - Третьякова Марина

— Дочь, — на том конце провода послышался всхлип, и мама на секунду затихла, приходя в себя, а я ощутила, как страх проникает под кожу и сковывает желудок. — Ника в больнице.

глава 24

Во вторую городскую мы приехали поздно. Больница уже не принимала пациентов, поэтому, тормознув у приемного покоя, мы одновременно выскочили из машины и двинулись к железной двери.

После звонка мамы Никита, не задавая вопросов, посадил меня на переднее своей машины и рванул с места, оставляя Стаса с ключами от дома на тротуаре.

Два раза мы подрезали какую-то иномарку, один раз проехали на красный, но все равно не успели попасть в больницу, чтобы хоть что-то выяснить про сестру.

Что с ней случилось?

В глубине души я боялась, что Ника сделала это мне назло. Но ведь не может же сестра быть настолько двинутой… Или может?

На вахте никого не было, и я почти бегом бросилась к лестнице на второй этаж, слыша за спиной шаги Никиты. Уже почти поднявшись наверх, я наткнулась на дежурную медсестру.

— Вы кто такие?

— Я… — горло сдавило, и я поняла, что не могу произнести ни слова. Сестренка в больнице, Господи, помоги ей. — К вам…

— К вам поступила пациентка Савельева Вероника, — услышав громогласный тон Никиты, медсестра нахмурилась.

— Вы кто такие? — взгляд женщины метался от меня к Никите, и он снова взял инициативу в свои руки.

— Близкие. Это сестра её.

— Сестра? — внутри все похолодело, когда медик понимающе кивнула и крикнула за спину в проем второго этажа. — Валя, тут сестра Савельевой. Какая группа крови?

— П-первая отрицательная, — ощутила на плече руку Никиты и прильнула к нему, ища поддержки.

— Подходишь, — короткий кивок, и выворачивающие наизнанку от страха приказы, — иди вниз, разувайся и куртку снимай. Халат набрось и бегом на третий этаж.

— А…?

Она, видимо, поняла меня без слов, потому что отрицательно мотнула головой.

— Парню нельзя, он не близкий родственник.

Не помнила, как спускалась на первый этаж, не помню, как переобувалась. Все как во сне.

— Алкоголь принимала на днях?

— Нет.

— Роды были менее года назад?

— Нет.

— Беременность?

…

На этом вопросе я впала в ступор, а женщина уставилась на меня в упор.

— Беременность была?

В голове некстати возникла мысль, что месячные должны были прийти три дня назад, но я же сбила цикл, значит…

— Марин? — Никита не отрывал от меня взгляда, и я не знала, что им ответить…

— Я не уверена, но возможно… — зажала рот рукой, и, не чувствуя тела от волнения, кивнула, услышав резкий вдох сбоку.

— Тогда нельзя, — медик набрала номер на внутреннем телефоне и гаркнула в трубку: — Валя, тут беременная, отбой.

Я все слышала, но до конца не осознавала, что это реальность.

Повернулась в сторону лавочки, мечтая сесть, но ноги оторвались от земли, и Никита отчеканил, двигаясь со мной к выходу.

— Идем, нам предстоит очень серьезный разговор.

Никита вынес меня на улицу, и я запротестовала, вспомнив, что в больничной обуви и накидке.

Не обращая внимания на мои попытки, он открыл машину и, усадив меня на заднее, сел рядом, стягивая свою куртку и накидывая мне на плечи.

— Ты делала тест? — вопрос в лоб и такой же прямой взгляд.

— Нет… — опустила глаза вниз и продолжила. — Просто утром меня тошнило, и я подумала, что…

— Ты подумала… — голос звучал странно, и я не спешила поднимать головы. Боялась услышать тот же ответ, что и Ника.

— Я не уверена, что беременна, да даже если так, я ни на что не претендую. И не стану просить тебя помогать или…

— Не претендуешь. Не станешь просить, — слова тревожили колючей холодностью, и кивнула, подтверждая их, но внезапно Никита поддел мой подбородок и, стиснув его чуть сильнее из-за переполнявших чувств, заставил взглянуть в карие глаза. — Никогда…

Моргнула, не понимая, как реагировать на его грубоватое прикосновение.

— …не вздумай даже допускать мысли, что я позволю тебе растить нашего ребенка в одиночку, — лёд в карих глазах мгновенно растаял, жесткие губы накрыли мои, и я вздрогнула, когда Никита сдернул меня с сиденья и усадил на колени. Дыхание обожгло губы, и я улыбнулась, услышав его шепот. — Господи, ты даже не представляешь, что со мной делаешь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Рука опустилась на живот, и он аккуратно погладил его, невесомо касаясь кожи кончиками пальцев.

Накрыла его руку и погладила тыльную сторону, чувствуя, что голова кружится от переполнявшей сердце эйфории. Только вот её слегка разбавила горечь от мысли, что Ника сейчас в больнице.

Я нахмурилась, и Никита тут же уловил перемену моего настроения, и, коснувшись щеки, вопросительно мотнул головой.

— Надо выяснить, что с Никой, — услышав ненавистное имя, брюнет стиснул челюсть, и глаза снова затянулись льдом.

— Ты не можешь просто забыть о ней? — голос звучал натянуто, вероятно, вопрос был риторический.

— Она моя сестра. Мама с папой будут волноваться…

Плотнее закуталась в куртку, втягивая голову в плечи, под колючим взглядом карих глаз.

— Я отпущу тебя к ней при одном условии, — сердце замерло, когда в мозгу взорвалась мысль, о каком условии идет речь. Горло сдавило, а дыхание перехватило, когда Никита, пошарив во внутреннем кармане своей куртки, вынул оттуда бархатистую коробочку. Карие глаза прошибли насквозь, и безапелляционный тон лишил остатков разума. — Ты выйдешь за меня замуж.

глава 25

Малышка смотрела на меня и не дышала, да я и сам не дышал, когда понял, что вот сейчас впервые поступил правильно. Давно надо было это сделать, давно надо было забрать её себе. Чего тянул?

— Если будешь хорошей девочкой, я повторю свой вопрос в ресторане на ужине при свечах, только ответ мне нужен честный. И желательно сейчас.

— Но ты не задавал вопросов, — Марина ударила в цель, и я против воли улыбнулся, глядя в красивые глаза. Умная девочка.

— Я хочу, чтобы ты понимала, как дорога мне, — вынул кольцо из коробочки и швырнул ту на переднее. Марина проследила за ней взглядом, все еще охреневая от происходящего, и я бы, наверное, вел себя также на её месте, но не мог ничего поделать. Подцепил её руку и аккуратно надел кольцо, чувствуя как ее пальцы слегка дрожат. — Надо было раньше сказать это.

Ощутил, как пульс долбанул в мозг, и, перехватив слегка растерянный взгляд девушки, выворачивавшей мою душу наизнанку одним взмахом ресниц, произнес:

— Люблю тебя.

Марина моргнула, потом еще раз. А потом её губы дрогнули, и она сжала их, опуская голову вниз. Грудная клетка часто вздымалась, и казалось, она никак не может надышаться.

— И я люблю тебя, — полные слез глаза встретились с моими, и я понял, что пропал. Коснулся любимых губ очень нежно, чувствуя на них привкус соли. — И если бы ты решилспроситьменя, хочу ли я выйти за тебя, яответилабы да, но раз ты не спрашивал, то и…

Рассмеялся, чувствуя каждый удар сердца немного острее, чем обычно. Пульс шкалил, и я не мог надышаться этим ощущением.

В голове почему-то всплыли строчки из какого-то фильма. Не знаю, почему именно это, но я впервые подумал, что ощущения, которые пронизывают сейчас, до ужаса напоминают полет.

— А любовь тогда что такое?

— Представь: летишь с парашютом… Летишь и думаешь: "а вдруг не раскроется"… Страшно, дышать трудно, сердце между лопаток, а все равно восторг… Потом — бац! Раскрылся. И опять счастье, и сердце опять забилось. Вот пока не раскрылся — это страсть, а раскрылся — вот это любовь.

Только теперь я мог не бояться, что упаду, потому что она тоже призналась.

— Почему ты улыбаешься? — малышка доверчиво прижалась к моему плечу, и я улыбнулся, понимая, что она не видит мое лицо. Но все равно ощущает улыбку.

— Потому что ты позволила парашюту раскрыться.