Закон контролера - Силлов Дмитрий Олегович sillov

Шахх как добыча им приглянулся больше, и они с невообразимой скоростью ринулись к нему, проигнорировав меня полностью. Помимо жуткой башки, сросшейся с телом, телекинетики обладали мощными и длинными руками, которыми они немедленно вцепились в ктулху и принялись рвать его, легко запуская длинные пальцы в плоть и вырывая из тела Шахха куски мяса. Прежде чем выстрелить, я заметил, как у одного телекинетика отъехала вниз нижняя челюсть, после чего в образовавшееся огромное отверстие тварь засунула сразу два куска кровоточащего мяса.

А Шахх словно оцепенел. Замер на месте. И я сразу понял почему, так как был определенным образом как бы «подключен» к нервной системе мутанта, мысленными импульсами толкая его вперед.

Летающие твари одновременно ударили по мозгу ктулху ментальной волной и парализовали его активность. Будто двигатель выключили. Только что работал – и все, заглох, делай с биологической боевой машиной все что хочешь.

А еще я понял, почему они не атаковали меня. Телекенетики слепые и глухие, но очень чутко реагируют на мозговую деятельность живых существ, за счет чего способны почуять добычу чуть ли не за километр. И поскольку я был «подключен» к Шахху, то и восприняли они нас двоих как один организм.

И тут летающие твари, конечно, просчитались.

Я, не делая лишних движений, выстрелил от бедра, благо расстояние до ближайшего монстра было всего метра три.

И результат этого выстрела получился впечатляющим!

Телекенетик буквально взорвался в воздухе, а точнее, в тумане, обильно забрызгав окружающее междумирье вполне себе человеческой красной кровью. И куски мяса вместе с осколками костей, разлетевшись во все стороны, повисли в воздухе. Я, конечно, в курсе, что патрон 12,7Х55 штука мощная, но чтоб настолько… Хотя это, возможно, специфика междумирья, где обычные законы физики соседствуют с, мягко говоря, необычными.

И тут, наконец, две оставшиеся твари меня заметили! Отвлеклись от пожирания Шахха заживо и ринулись ко мне.

Быстро.

Очень быстро.

Настолько быстро, что я выстрелить не успел, несмотря на то что, типа, легенда Зоны и все такое. На самом деле, если ты даже Супермен в квадрате, вряд ли сможешь среагировать на два живых снаряда, выстреливших собой в твою сторону.

И я не среагировал…

Вместо меня сработала какая-то другая, доселе незнакомая мне система вытаскивания моей тушки из безнадежных передряг.

Сама.

Без какого-либо участия моего медлительного сознания.

Но когда оно только начало во мне работать, я понял: это все. Кранты мне. Не выдержит мой организм такого напряжения, если я позволю себе эдакий расход нервной энергии.

Но выхода не было, иначе твари через четверть мгновения разорвали бы меня на части.

И я позволил…

Мне показалось, что волна силы, вырвавшаяся из меня, разорвала меня, вывернула наизнанку. Так рушится ненадежная плотина под кошмарным давлением воды, стремительно разваливаясь на части.

Но это сработало!

Обоих телекинетиков та невидимая сила внезапно подняла вверх, развела в стороны – и ударила друг об друга…

В междумирье в плане расчлененки, видимо, какие-то очень свои физические законы. Раздался смачный звук, с каким гигантский отбивочный молоток мог бы опуститься на тушу кита, и наверху в тумане повисла кровавая люстра, состоящая из переплетения тончайших алых нитей, на конце каждой из которых трепетал и подрагивал бесформенный кусок мяса…

Со стороны это выглядело одновременно жутко и красиво, но этим благолепием я наслаждался пару секунд. А потом мои ноги подкосились. Я рухнул на колени и понял, что не могу даже пошевелиться. Так чувствует себя умирающий в последние мгновения перед смертью: осознает, что все, трындец, Сестра приближается, которую никто не видит, кроме него, – а поделать ничего не может. Я умирал, я знаю…

Но спокойно сдохнуть мне не дали.

Перед моим затуманивающимся взглядом возникла мерзейшая с виду харя с растопыренными ротовыми щуплами, два из которых были оторваны наполовину и кровоточили:

– Подыхаешь? – осведомилась харя. – А не время, мать твою, подыхать. Выбираться надо.

Я был бы и рад ответить Шахху, мол, отвянь, чудовище, дай помереть спокойно, но язык не поворачивался. За несколько мгновений перед смертью не до разговоров как-то.

– Ага, – сказал ктулху. – Значит, все-таки решил дуба дать. Ладно. Значит, она тебе больше без надобности.

И, схватив меня за руку, оплел мое запястье своими щуплами. Послышалось чавканье, руку кольнула далекая боль, словно не моя. Ну и наплевать, пусть хлебает. Мне теперь кровь и правда ни к чему. Без нее как-то получше даже стало. Легко. Тело будто исчезло, и я совсем уже приготовился было отъехать в мир предсмертных грез, как вдруг случилось неприятное.

Сквозь белесую дымку, начавшую застилать мой взгляд, я увидел, что ктулху, напившись, зачем-то полез в мой рюкзак, достал оттуда моток капронового шнура, отгрыз от него кусок, завязал на концах обрывка две петли, одну затянул себе на поясе, другую зачем-то накинул на меня – и выпал из моего поля зрения.

А потом меня рывками потащило по неровной поверхности междумирья. Очень неприятное ощущение, кстати, не способствующее чинному и возвышенному умиранию. Видимо, Шахх, нахлебавшись моей крови, с новыми силами ринулся вновь пробивать проход сквозь туман, я же в процессе этого болтался сзади, как баржа за буксиром, считая ребрами кочки, выбоины и какие-то выступающие наружу корни деревьев, которых поблизости решительно не наблюдалось.

Приложившись пару раз черепом об такие корни, которых тут было до фига, я, преодолевая ужасную слабость, даже попытался встать на ноги – но не смог. Упал, и, смирившись со своей участью, благополучно вырубился. А может, даже и сдох, что однозначно лучше отключки, за которой обычно следует продолжение затянувшегося кошмара, называемого моей жизнью.

* * *

– Ну что, продрыхся?

Не сдох я, значит. Грустно, но делать нечего, придется смириться с этим неприятным фактом. И даже попытаться приподнять веки, по тяжести сравнимые с броневыми плитами.

Харя никуда не делась, разве что из обрывков оторванных щупалец торчали розовые отростки длиной с мизинец. Ну да, у ктулху регенерация – обзавидоваться…

– Продрыхся, – кивнул Шахх. – По морде лица вижу. И оклемался. Работает, значит, мокрица-то.

– Что работает? – поморщился я, приподнимаясь на локте.

Надо же, после того, что случилось в междумирье, я точно должен был сдохнуть, а не чувствовать себя словно в понедельник после хорошо отмеченного накануне дня рождения: во рту сухость, голова тяжелая, руки-ноги ватные, но если сделать над собой усилие и собраться в кучу, то можно и на работу идти…

– Саркофаговая мокрица, – пояснил Шахх. – Не слышал, что ли? Ее, по легенде, какой-то сталкер, добравшийся до Саркофага и опупевший от голода и жажды, поймал и выпил. Она мясистая, водянистая, вот он ее в рот как из тюбика и выдавил всю. И тут же, осознав, что наделал в состоянии помутнения сознания, хотел застрелиться, чтоб помирать не так больно было. Но вдруг понял, что у него почти мгновенно и сил прибавилось, и мозги прочистились от пси-излучения, которое там крышу сносит не хуже торнадо. Дошел тот сталкер потом до Монумента или нет, история умалчивает, но про мокрицу с тех пор известно. Я в тебя две штуки впоил, пока ты в предсмертных конвульсиях корчился. Еще одна осталась. Будешь? Если их в сознании употреблять, от них толку больше, проверено.

Я посмотрел вниз, куда указывал когтистый палец ктулху, и лишь мощнейшим усилием воли сдержал желание блевануть дальше, чем вижу. В грязной миске скрючилась уродливая блестящая сосиска толщиной с мое запястье, с членистыми ножками и маленьким человеческим лицом.

– Чо, реально никогда не видел? – удивился Шахх, глянув на мое лицо, перекосившееся от омерзения. – Хотя места надо знать, так просто их гнездо не найти. Ну так чего, выпьешь для окончательной реабилитации? Берешь за середину и просто давишь. Сок сам пойдет, только пасть подставляй и не перепутай, с какой стороны сок пойдет. Не с той, где лицо, если что.