Хорошие солдаты - Дэвид Финкель

Вот они сидят, ждут его: всё те же персонажи, с какими он возится без малого восемь месяцев, люди, готовые пообещать что угодно и ничего не исполняющие, люди, которые хотят всего на свете и постоянно на что-нибудь жалуются.

В очередной раз по кругу:

Школы не отремонтированы.

Обещанные вами генераторы не прибыли.

Забор, который вы строите вдоль маршрута «Плутон», выглядит уродливо.

«Этот забор — защитный забор, — подумал про себя Козларич, — и строим мы его потому, что на маршруте „Плутон“ вы пытаетесь нас убивать».

До сих пор большую часть дня нет электричества.

Канализация так и не сделана, зима на носу, в Камалии творится черт знает что.

Нам нужно, чтобы вы покрасили мечеть.

«Почему бы вам самим, — подумал Козларич, — не покрасить мечеть?»

Мы ничего не получаем от американцев.

«А пошли бы вы…» — подумал он про себя, но на этот раз высказался вслух.

— Fuck ém, — сказал он. — На хер их всех.

Но он сказал это только полковнику Касиму, и тот с энтузиазмом кивнул, как будто понял.

Понял ли Касим? Вполне вероятно. В этих местах fuck было, пожалуй, одним из общепонятных английских слов. Или, возможно, он просто почувствовал, что у человека, которого он ценил больше, чем кого бы то ни было из американцев, испортилось настроение. Он называл Козларича «мукаддам К.». Бывало, они целые часы проводили вместе, и, хотя общаться приходилось через переводчика, Козларич говорил с ним не только о войне, но порой и на личные темы. О жене. О детях. О праздниках, о днях рождения, о семейных вечеринках с пиццей. После сегодняшней встречи, немного задержавшись, они снова разговорились между собой, и, услышав от Козларича, что через несколько недель ему исполнится сорок два, Касим сказал, что хочет устроить для него праздник.

— Праздник? — переспросил Козларич.

Праздник, подтвердил Касим. В честь дня рождения мукаддама К. Вечеринку с праздничным тортом.

Козларич был тронут. Еще одно обещание, которое не будет исполнено, подумал он, но приятное обещание хотя бы.

Если бы Козларича попросили сказать, кого из знакомых иракцев он, со своей стороны, ценит больше всех, он, конечно, назвал бы Касима, а кроме него — мистера Тимими, управляющего городскими службами, который день за днем занимался, чем он там занимался, в кабинете с большим письменным столом и сломанными часами с кукушкой.

Но с кем Козларич сошелся ближе всех — это с Иззи, своим переводчиком, ставшим мало-помалу олицетворением всех причин, по которым Козларич продолжал верить в иракцев, даже несмотря на одиннадцать смертей. Иззи был худой человек на шесть лет старше Козларича, человек с печальным лицом, говорившим о восприятии жизни как чего-то такого, что надо терпеть, с чем надо смиряться. В прошлом он прожил несколько лет в Нью-Йорке, входя в состав иракской делегации в ООН, и тогда-то он научился бегло говорить по-английски. Его теперешние обязанности состояли в том, чтобы переводить все сказанное Козларичу по-арабски и все, что Козларич говорил иракцам, независимо от содержания. Когда по Багдаду пошли слухи о вспышке холеры, Козларич заявил по радио «Мир 106 FM»: «Если у вас начнется взрывной понос, немедленно обратитесь в ближайшую клинику или больницу», и Иззи это перевел. Если бы он, когда Козларич пробормотал Касиму: «На хер их всех», сидел так близко, чтобы услышать, он перевел бы и это.

Иракцы порой смотрели на Иззи с неприкрытым отвращением, как на презренное орудие в руках американцев. Но он выполнял свою работу с энтузиазмом — во-первых, потому, что был неравнодушен к Соединенным Штатам (его старшая дочь, которой исполнилось семнадцать, родилась в Нью-Йорке), а во-вторых, из-за случившегося летом, когда он поехал домой, в центральную часть Багдада, провести несколько дней с семьей.

В один из вечеров около его многоквартирного дома взорвалась бомба. Даже по багдадским меркам взрыв был чудовищной силы. Двадцать пять человек погибло, сто с лишним были ранены, но на ПОБ Рустамия, в семи милях оттуда, никто об этом не знал, пока не зазвонил сотовый телефон Брента Каммингза и не раздался отчаянный голос Иззи.

Произошел взрыв, сказал он. Квартира в обломках, дом горит, и одна из его дочерей опасно ранена: что-то попало ей в голову. Он повез ее в больницу, но там было слишком много раненых, и врачи сказали, что ничего не могут сделать, что ей нужна более серьезная помощь, чем они могут оказать, и вот он стоит на улице, дочь, вся в крови, рядом с ним, и он боится, что она умрет.

— И у вас осталась одна надежда — на американский госпиталь? — переспросил Каммингз, повторяя слова Иззи. Тот начал было отвечать, но телефон вдруг умолк. — Иззи, — сказал Каммингз. — Иззи!

Как случаются на этой войне хорошие моменты?

— Иззи, — сказал Каммингз, перезвонив ему. — Везите дочку сюда.

Вот как они случаются.

— О, спасибо, сэр. Спасибо, сэр, — сказал Иззи.

И вот как возникают сложности. Даже у войн есть свои правила, и одно из правил этой войны определяло, кому могут оказывать помощь американские медицинские службы. Американцам — да, конечно, но иракцам нет, за исключением случаев, когда человек ранен американскими военными и рана опасна для жизни. Поскольку бомба, взорвавшаяся в автомобиле, была заложена иракцами, никому из раненых, включая, видимо, и дочь Иззи, американская помощь не полагалась.

Но Каммингз кое-что знал о жизни Иззи до того, как он стал переводчиком. Если его раненая дочь родилась в Нью-Йорке, не дает ли ей это дополнительных прав?[10] Может ли жительница Ирака, родившаяся в Америке и раненная неамериканской бомбой, получить помощь в американском военном медицинском учреждении?

Каммингз не знал ответа. Он позвонил в медпункт врачам, но они тоже его не знали. Он попробовал связаться с юристом ПОБ, но не смог. Он даже не знал, какая именно из дочерей Иззи пострадала — та, что родилась в Нью-Йорке, или восьмилетняя, родившаяся в Багдаде. Он попытался еще раз поговорить с Иззи. Связь была ужасная. Он звонил и звонил.

— Иззи… Вы слышите?.. Где ваша дочь, которая родилась в Соединенных Штатах?

И опять телефон умолк.

Он снова позвонил. Связь все время прерывалась.

— Дочь, которая родилась в Америке, она с вами сейчас?.. Это ее ранило?.. Которую из них ранило?.. Она с вами на улице?.. Что вы не можете?.. Не слышу…

И вновь разговор оборвался, и в этот момент Каммингз решил вопросов больше не задавать, действовать исходя из предположения. Он мог и не угадать ответ — он это понимал. Но, поскольку Козларич на несколько часов уехал на другую ПОБ участвовать в поминальной церемонии, спрашивать, как ему поступить, было некого.

Он позвонил офицеру другого батальона, контролировавшему доступ на ПОБ: всякому, кто хотел пройти через ворота, не будучи американским военным, нужно было, чтобы его не отправили восвояси, не задержали и не застрелили, получить разрешение.

— Да, — сказал ему Каммингз. — Я уверен, что у них есть на руках свидетельство о рождении.

Свидетельство о рождении, если вообще существовало, вполне могло, подумал он, сгореть во время пожара в квартире. Он посмотрел на часы. До захода солнца времени совсем мало. Вскоре должен был начаться комендантский час, и с того момента Иззи с дочерью полагалось до рассвета находиться в помещении. Офицер продолжал задавать вопросы.

— С этим мы потом разберемся, — нетерпеливо сказал ему Каммингз. — Сейчас я просто хочу помочь этому человеку.

Потом он позвонил батальонному врачу и предупредил, что в ближайшие минуты надо будет оказать помощь лицу женского пола, возраст неизвестен.

— Американская гражданка, — добавил он, а потом добавил еще: — Возможно.

После этого он еще раз позвонил Иззи, чтобы узнать, близко ли он от ПОБ, и Иззи голосом еще более отчаянным, чем раньше, сказал, что нет, совсем не близко, что он с дочерью до сих пор на улице, пытается поймать такси.

— Спасибо, сэр, — повторял он и повторял. — Спасибо, сэр. Спасибо, сэр.

Ничего не оставалось, как ждать. Отправить за Иззи колонну военных машин было невозможно. Он должен был добраться сам. Солнце почти уже село. Позвонил офицер другого батальона с вопросом: правда ли, что у 2-16 сегодня были потери? «Нет», — ответил Каммингз. Потом позвонил другой офицер: он услышал, будто бы какие-то солдаты были ранены после взрыва в жилом доме. Потом третий: прошел слух, что кто-то из 2-16 погиб в результате СФЗ-атаки.

— Нет, в коалиционных силах раненых нет, — отвечал всем Каммингз. — Пострадала жительница Ирака — иракская американка. Дочь нашего переводчика.

Он опять позвонил Иззи.

Тот все еще ловил такси.

Звонок от врача.

— Я не знаю, — сказал ему Каммингз, — насколько серьезна рана… Не знаю даже, нашел ли он такси… Не знаю, успеют ли они до комендантского часа.