Дневник артиста - Елена Погребижская

Есть ощущение, что все удается.

25 марта 2004 года

Мы жили на улице Плуталова. Наверняка это такое Плуталово, где плутаешь. Мне сказали, что после восьми вечера парадный вход закрывается и выход через Бармалеево. Ну точно, думаю, это такой питерский сленг: ну как подъезд у них — парадная, булка — это белый хлеб, а Бармалеево у них — это черный ход. У них во многих домах есть черный ход, потому и специальное обозначение есть.

Вышли мы, короче, через это Бармалеево, и я смотрю на соседний дом, а на нем вывеска: «Бармалеева, 25». Тут до меня и дошло, что это просто название улицы такое, а вовсе не питерский прикол. Хотя это супер, что дом стоит там, где с одной стороны Плуталово, а с другой Бармалеево.

Чувак в Питере ночью на улице сказал: «Я вас узнал, вы Земфира». Сильно, да?

Я основательно торчу над волнами, поэтому — увы и ах — не нравлюсь кое-кому, кому надо нравиться. И надо переписать у кого-нибудь песню «Все равно я встану», чтобы слушать ее и наполняться этим духом. Потому что надо все побеждать. Особенно обстоятельства.

Никакие обстоятельства не заставят меня снизить уровень запросов и амбиции.

Не курю дней десять. Разве ж я не есть скромный герой?

26 марта 2004 года

Слушаю Муслима Магомаева. Это прикольно. Там еще есть фотка, где его держат человек десять на руках, а он типа летит, раскинув руки.

Решили, что альбом выпустим в начале мая. Если на то будет воля Божья.

Оказывается, это глупо — считать, что все будет легко и безоблачно. Оказывается, это наивно. Наивно считать врагов друзьями, потому что они тебе вдарят. В самый неподходящий момент. Хоть это и дневник, а мысль развить не могу. Потому что я позитивный жизнерадостный артист, почти плакатный образ. Да и ни к чему эту мысль развивать.

Шоу-бизнес полон безумцев. Они говорят, что карма вкладывать деньги и карма не вкладывать. Никто, почти никто не руководствуется интересами дела, а только личными иррациональными пристрастиями. Как бы мне стать таким пристрастием большинства безумцев?

Начали репетировать к концерту 16 апреля. Уже очень любопытственно. Шура наотрез отказывается мыслить стандартно. За это он достоин глубокого уважения. Не басист, а образец.

Думаю, что достаточно непоследовательно все изложено, как и нужно.

«Мы все безумцы в этой комнате», — сказал сегодня наш продюсер. Нас в комнате было четверо. Вернее, он сказал: «Они все безумцы, такие же, как мы в этой комнате».

Мне прислали пальто, которое мне подарили с Севера. На подкладке вышито «butch». Очень красиво вышито. Пальто совершенно прямое, у него не предполагается талии. Наверное, у меня, по легенде, талии быть не должно. Хотя, видит бог, это не так.

Смотровая площадка возле Университета почему-то прочно живет в моем сердце. Не могу это объяснить.

Не суетиться под клиентом — это очень правильно. Б…и правы. Это про меня.

28 марта 2004 года

16 апреля будет концерт в основном романсов в ЦДХ. Обещаю продумать, что буду говорить между песнями. Обещаю смеяться и веселиться минимально и максимально прочувствовать все, что пою… Обещаю не почесываться и микрофон не хватать. Обещаю честно и открыто выказывать свои переживания.

29 марта 2004 года

Делаем романсы бендом. Или бэндом. Шура вежливо спросил: «А сколько еще мы планируем рок-романсов?» — «Ну, может, еще один», — говорю. Уже штук восемь сделали. Прямо очень здорово.

«Мишка», городской романс Петра Лещенко, по-моему, уже требует моего танцевального номера. Пробую танцевать на репетиции, пока никто взгляд не бросит. Как бросит — так встаю. А хочется танцевать-то. Я та-анцева-аа-ать хочу, я та-а-а-а-нцева-а-а-а-ать хочу-у-уу…

30 марта 2004 года

Возле фабрики «Красный Октябрь» безумно пахнет шоколадом. У меня вся одежда пропахла, как костром. Я хочу на эту фабрику безумно, хочу посмотреть, как там в больших чанах помешивают жидкий густой шоколад, и как длинные колбаски разрезают на конфетки, и как они ползут по конвейеру. Хочу видеть, как делают глянцевых шоколадных мишек, как отливают плитки. Или там все не так, как мне кажется? И никто большой деревянной поварешкой в чанах ничего не мешает?

31 марта 2004 года

1. Продолжаю исследование законов шоу-бизнеса. Закон: через какое-то время фанат превращается в критика.

2. Сегодня на улице встретилась девушка, которая шла, ничего не видя, и говорила в телефон: «Я безумно тебя люблю…» Здорово, да?

3. Есть тут песня одна. Анализировали текст. «Ну а кто это поет?» — спрашивает первый аналитик. «Ну, кто… заяц», — отвечает второй аналитик (я). Первый аналитик стал смеяться и убеждать, что немногие люди могут поставить себя на это место и чувствовать от лица зайца. Это что, и правда так? Кто-нибудь когда-нибудь чувствовал себя зайцем?

Первый концерт.

Прямо на «Максидроме» мы объявили, что скоро будет наш первый концерт. Прошло уже больше полугода, как группа всплыла на поверхность, а концертов все не давала. Это было странно. На самом деле мы ждали, что предложения повалятся, а они все не валились. Тогда мы решили начать сами. Договорились с клубом «Бармалей», где рок-концерты сроду не проводились. Делали глупость за глупостью. Кончилось тем, что стали сами продавать билеты, и продали штук двести через фанатов. На концерт пришло пятьсот человек. Мы по нашим глупейшим договоренностям с клубом получили тысячу долларов, и большую часть пришлось выплатить за спецэффекты — циркачам, которые плевались огнем на концерте.

Заключение контракта.

Любой артист скажет, что заключение контракта со звукозаписывающей компанией — это то, что отделяет тебя от пропасти, в которой безвестность, будь ты хоть трижды талантлив. Ходят легенды о том, что стоящий коллектив находят сами, за него сражаются и бьются лейблы. Может, с кем-то так и бывает, но я что-то в это не верю. После «Нашествия» вокруг нас стали виться лейблы. С каждым мы вели длительные переговоры, встречались во всевозможных кофейнях и в их офисах, где стопками валялись топовые тогда исполнители, которые сейчас давно канули в Лету. Их диски висели на стенках в красивых рамочках. «Вот бы и мне так», — думалось мне.

Запахло контрактами. Один лейбл предложил все условия — и съемки двух клипов, и всяческую раскрутку с расчетом, что контракт будет заключен на сорок пять лет. На другом лейбле мне честно сказал человек с мышиным лицом: «Ну вы на большие вложения не рассчитывайте, действовать будем осторожно, все время будем предпринимать шевеления». Слово «шевеления» мне не понравилось. Мне не захотелось шевелений, как-то это показалось мне оскорбительно, и мы разошлись. В третьем месте мы дошли даже до обсуждения сюжета первого клипа. Отобедали с генпродюсером в охотничьем ресторане, и он сказал: «Больше десятки на клип не дам». — «Ну и не надо», — говорю, и мы разошлись. Это вообще-то нормальные деньги, но мне тогда казалось, что лейбл нужно выбирать в первую очередь щедрый, который за деньгами не постоит. Мне казалось, что все должно быть очень дорого, иначе фигня. У меня был составлен бизнес-план, который требовал от звукозаписывающей компании что-то около двухсот тысяч долларов на первое время. Никто почему-то не был готов вкладывать такие деньги в неизвестную группу. В одном месте сказали: «Сто вложим и аппаратуру купим, ты как?» — «Мало», — говорю. И давай искать другого. В итоге мы подписали контракт с лейблом, генеральный продюсер которого курил душистый трубочный табак, а в кабинете у него стояла большая подзорная труба. Мне кажется, это были решающие факторы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});