Тайна черного леса (СИ) - Невестина Ксюра

– Она сказала, что после вступительного испытания она испугалась не за меня и мою жизнь, а за себя, что она может остаться одна.

Не знаю, зачем я рассказывала ему об этом. Он же был мне практически чужим человеком, но необходимость высказаться хоть кому-то меня не отпускала.

– Эй, ненормальная! – пробасил однокурсник, которого я видела в лекционном зале. Я не была с ним знакома и совершенно точно не понимала, чего он от меня сейчас хотел, обращаясь столь грубым образом. Словно собачку позвал. Я его проигнорировала.

Плечистый высокий грубиян схватил меня за плечо и развернул к себе. Его мерзкое «я к тебе обращаюсь» потонуло во всеобщем гвалте, когда я зарядила ему в живот со всей своей магической силы. Мне было больно, когда он сжал мое плечо, и в его удар я силы не жалела.

11

– Пожалуйста, смени фамилию, – в бешенстве то ли попросил, то ли приказал со-ректор Шайн Термфарон. За восемь месяцев моих бесконечных выходок и драк с его студентами (и не только) со всех курсов, он возненавидел меня и даже забрал ключи от апартаментов, чтобы я больше не смела появляться в его доме.

Он и мать сыграли свадьбу, на той неделе родился мой единоутробный брат. Назвали Гин. Зачем я вообще это узнавала? Впрочем… сложно было не узнать подробностей личной жизни со-ректора Термфарона, когда бываешь у него в кабинете не реже чем три раза в неделю.

Его требование, чтобы я поменяла фамилию, звучало уже не в первый раз. Как оказалось, мать отказалась менять свою, чтобы сохранить свою рабочую репутацию и связи, а гнойный отросток в моем лице носил ту же фамилию, отказываться от которой ей было просто-напросто неудобно.

В этот раз я избила трех лучших студентов выпускного курса, специализировавшихся на ведении магического рукопашного боя, что бросало тень на него, на со-ректора Термфарона, как на их наставника. Притом почему-то не было никакой вины в драке со стороны трех увесистых шкафчиков, напавших на девушку, доходящую им макушкой разве что до середины груди. А вот девушка, отбившаяся от нападения, то есть я, виновата кругом.

Из своей старой поношенной поясной сумки (новую мне подрали, она оказалась совсем дохлой) я вытащила Фиал Памяти и протянула его на ладони со-ректору Термфарону. Благо «жертв произвола» он уже отпустил, и мы остались в его кабинете одни. Фиал Памяти я украла из музея академии, и о его пропаже со-ректор Термфарон знал.

– Я выполню любое твое желание, если ты посмотришь, что внутри от начала до конца, – сказала я, глядя на него исподлобья. – Даже заберу документы из академии, вернусь в провинцию, и ноги моей в столице не будет больше никогда.

Я знала на что давить. Из-за моих высоких оценок, которые преподаватели боялись занижать из-за страха быть избитыми мной (один по практике ведения боя и боевому искусству для некромантов по приказу со-ректора Термфарона поставил мне низкий балл и оказался на больничной койке), выкинуть меня из академии никак не получалось. Даже комиссия не могла ко мне придраться, хотя меня очень-очень старались вышвырнуть честно.

– Отлично, – довольно хмыкнул со-ректор Термфарон и достал из ящика стола бланк заявления по собственному, словно хранил его до момента, как представится случай меня исключить. Как сейчас. – Можешь начинать заполнять и все то, что ты сказала, тоже выполнишь.

– Сначала вы посмотрите, а потом уже скажете, чего хотите, – настаивала я.

– Мое желание не изменится, – уверил он, забирая у меня из ладони маленький Фиал Памяти… куда я сложила все свои воспоминания о том, как мать издевалась надо мной во время «тренировок». Запрещенных тренировок, стоит уточнить.

Вдохнув заточенную в Фиале Памяти магию, со-ректор Термфарон расслабленно откинулся на спинку кресла. Он был доволен, что спустя много месяцев борьбы со мной он наконец-то победил. Но с каждой минутой, с каждым изменением выражения его лица я понимала, что победила я.

– Так мать воспитывала меня. Так бабушка воспитывала мою мать и была в таком бешенстве, что она не способна преодолеть потолок второго уровня. И так мать будет воспитывать Гина. Я не стала заполнять Фиал Памяти совсем уж жуткими моментами. Там, где я еще осознавала, что мать делает что-то не так. А потом я просто научилась с этим жить… в обнимку с учебниками, когда не надо было тренироваться. Я так хотела заслужить материну похвалу. Нечасто мне перепадало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Шайн Термфарон плакал. Только что его розовые мечты о «долго и счастливо с лучшей женщиной в мире» были разбиты в дребезги. Я хорошо понимала это чувство. Оно преследовало меня восемь месяцев назад, когда я только-только осознала, что со мной обращалась мать в течение долгих восьми лет. Я больше не ненавидела ее. Но я не могла не отомстить ей. Не могла позволить ей жить долго и счастливо…

…и я совсем не ожидала, что Шайн Термфарон передаст Фиал Памяти с моими воспоминаниями в Совет, и мать арестуют. Все произошло буквально в течение часа. Я не успевала следить за переменой событий и мест. То мы в со-ректорском кабинете в обход правил, что я вообще-то отношусь к некромантской половине, а не к боевой. То мы едем в личном кэбе в Зал Совета, где заседают умудренные жизнью и годами жизни старики...

...мне отчего-то даже в голову не пришло искать старика-маразматика именно в совете, так сильно я увлеклась местью бросившей меня матери...

Так я впервые оказалась в Зале Совета, но и там мы надолго не задержались. Снова кэб, снова дорога в академию, но теперь уже с сопровождением. Белый, словно смерть, Шайн Термфарон врывается в дом своих родителей (я даже не узнала его, потому что ни разу не была здесь), где из рук матери буквально вырывает маленького Гина.

Она еще не понимает, что происходит, даже когда на пороге появляюсь. Люди Совета отталкивают меня в сторону и заковывают в наручники мою мать. Она недоуменно смотрит сначала на мужа, затем с пониманием и злостью – на меня.

Мне кажется, что все это не по-настоящему. Будто я смотрю театральную постановку в жанре трагедии. Мать начинает что-то кричать, но я тяжело соображаю. Она вырывается из рук людей Совета, а Шайн Термфарон отвернулся от нее и скрыл сына.

Мать выкрикивает его имя, прося у него помощи. Но я дала Шайну Термфарону мощную эмоциональную мотивацию держаться подальше от этой женщины и спасать своего сына. Не факт, что она бы стала его калечить также, как меня, но... в комнату врываются господин и госпожа Термфарон. Не успевают они кинуться на помощь, как со-ректор отзывает их, призывая к спокойствию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он рассказывает про Фиал Памяти – единственный в своем роде артефакт, хранящий воспоминания и подтверждающий их подлинность. Я хорошо слушала лекции, хоть и была главной драчуньей во всей столичной некромантско-боевой академии. Шайн Термфарон тоже хорошо учился.

– Лучше не иметь никакой матери, чем такую, – прошептал Шайн Термфарон сыну у него в руках. – Я могу только надеяться, что однажды ты поймешь меня и простишь за это.

Я все также стояла у двери, не смея пошевелиться. Я смотрела на развивающуюся трагедию в одной семье из тысячи и гнала от себя мысли, что Шайн Термфарон мог заступиться за меня. Он спасал Гина, а не меня. Гина. Как же мне хотелось обмануться...

...и не признавать, что я все-таки нормальная, а то что делала со мной мать – ненормально. Что все мои эмоции и боль – не эгоистичные выходки, как она однажды сказала.

– Что же ты наделала? – горько спросил у меня господин Термфарон, последним выходя из детской. Я подняла голову и поняла, что даже не заметила, как осела на пол.

– Доказала, что я не обманщица, – спокойно ответила. – Шайн Термфарон говорил, что я вру... что я оболгала мать, когда рассказала ему о том, как она меня тренировала и как требовала послушания. Он так ненавидел меня за это. Еще никто не ненавидел меня так сильно, как он.

– Шайн платил тебе содержание, и тебе все мало? Почему ты не могла оставить их в покое? Зачем ты разрушила его жизнь?