Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1972–1977 - Аркадий Стругацкий

Дорогой Борис.

Извини, что так долго молчал, но, с одной стороны, зубы меня заели, а с другой — хотелось все-таки добиться толку в МГ. Сегодня окончательно выяснилось, что толку добиться не удалось.

1. Все по порядку. 17-го Бела вышла на работу, я ее сразу увидел, и сообщила она мне следующее. Еще в ее отсутствие Авраменко подсунула Осипову наш договор, коий и пролежал там благополучно целую неделю, после чего Осипов вызвал младшего редактора (Алю, м. б. ты ее помнишь) и без разъяснений отдал ей договор, присовокупив при этом: «Отдайте там вашему заведующему». Рассказав об этом, Бела предложила мне подождать до 25-го и явиться к ней в этот день с рукописью (не помню, сообщал ли я тебе, что еще во время нашего пребывания в Малеевке она по телефону обрадовала меня сообщением, что дело, кажется, двинулось, и переслала рукопись с тем, чтобы я ознакомился с замечаниями и приготовился к работе; впрочем, ее официальное письмо я тебе переслал; замечания, прямо скажем, дикие). Итак, я сегодня отправился к ней. Вот что она рассказала. В силу каких-то странных обстоятельств сейчас о договоре нечего и думать. Договор Осипов завернул не только нам, но и еще дюжине самых разных авторов. Да, нам от этого не легче, но это значит, что дело направлено не специально против нас. Что все это значит, никто не знает и даже догадаться не может. Не исключено, что это как-то связано с большими переменами в аппарате, курирующем издательство в ЦК ВЛКСМ, а также не исключено и какое-то впечатление с историей с покойным Ефремовым. Я в этой истории ничего не понимаю, тайна какая-то, и Бела тоже ничего не знает. Но к делу. Бела пресекла мои попытки идти и скандалить, тем более что Осипов благополучно слинял в какую-то командировку, и предложила, что с одобрения Авраменко она с начала февраля примется работать с рукописью и затем сдаст ее в производство, поставив таким образом начальство перед свершившимся фактом. На мое возражение — как же можно сдать в производство рукопись, не заверенную главным редактором (я-то сам редактором был, знаю, что это невозможно, производственники просто не примут), она коротко сказала, что сдаст. И я поплелся домой. Говоря по чести, надежду я потерял, и прямая кишка из меня выпала окончательно.

2. В «Знании» тоже дела не радуют. Парнов написал им на нас хорошую рецензию, но они вдруг ни с того ни с сего дали рукопись (или гранки?) снова на рецензию, причем тщательно скрывают — кому именно. Лабуда все это, если хочешь знать мое мнение. Стопчут они нас.

3. Где-то числа 31-го по договоренности буду звонить в УОАП насчет венгерских гонораров.

4. Не знаю, есть ли это результат разговора с Косаревой, но на «Мультфильме» что-то вдруг сдвинулось. Несколько дней назад состоялось там совещание, и ПвК поставили на 74-й год не только в тематический, но и в производственный план, а дирекция нажала на Котеночкина и требует, чтобы он принимал сценарий. По первым впечатлениям там Котеночкин уже поддался и начал читать, а читает он очень медленно и только большими буквами, по складам, так что придется ждать его согласия или отказа недели две.

5. Из ВУОАП пришло письмо следующего содержания: «Венгерское издательство „Тантич“ планирует издание сборника „Научно-фантастические рассказы“ (том 11), в который желает включить Ваше произведение „Второе нашествие марсиан“. Тираж сборника — 20 000 экз. Цена сброшюрованного экземпляра 21 форинт. Гонорар начисляется в размере 6 % от цены всех экземпляров и распределяется между авторами пропорционально объемам используемых произведений. Просим Вас в возможно короткий срок сообщить нам Ваше мнение относительно этого издания, а также мнение Б. Н. Стругацкого».

Я сообщил, что мнение положительное.

6. Звонил в Межкнигу. ФРГовцы затеяли издать сборник советской фантастики, просят наш рассказ (!) «Полдень, XXII век», а также «День гнева» Гансовского и почему-то «Разговор в купе» Нудельмана. Черт-те что. Я сказал, что это повесть, целая книга. Пусть переспросят. Да, еще они хотели наш «О странствующих и путешествующих». Ладно, положим, им понадобится книга. Но где мне достать экземпляр? Я отослал тебе последний. Что касается гонорара, то теперь от них ничего не зависит, а зависит от бухгалтерии.

7. Сегодня я узнал, что авторская конвенция со ВСЕМИ странами соц. лагеря существует уже больше года. Как же тогда заключались с нами договора в Польше? И в ГДР?

Ну, пока все. Хожу без зубов, ем только пюре и кашу, пью чай в изобилии.

Жму, целую, Арк. Привет Адке и Росшеперу.

Поцелуй маму.

Бывают некоторые обстоятельства, которые аукаются потом через долгие годы. Эхо случившегося после смерти И. А. Ефремова разнесется по 1988–1990 годам, об этом еще будет рассказано в данном исследовании. Но сами события произошли чуть раньше описываемого времени — 4 ноября 72-го года.

Из: Петров Н., Эдельман О. «Шпионаж» и «насильственная смерть» И. А. Ефремова

<…>

Самый загадочный эпизод в биографии знаменитого писателя-фантаста и профессора палеонтологии Ивана Антоновича Ефремова имел место после его смерти. Умер Ефремов 5 октября 1972 года, а через месяц, 4 ноября, в его доме произвели многочасовой повальный обыск, а на какой предмет — неизвестно. Конечно, человек такого калибра, как Ефремов, не мог позволить чекистам расслабиться, разумеется, за ним надо было присматривать. Но одно дело — присматривать, и совсем другое — обыск: тут уже требуется бумаги оформлять, ордер, называть конкретную причину, чтить Уголовно-процессуальный кодекс. Что искали в доме покойного Ефремова — так и осталось неясным.

Почти все, что до сих пор было известно об этой истории, в том числе самым близким к Ефремову людям, собрано и опубликовано в статье А Измайлова «Туманность». По свидетельству Т. И. Ефремовой, жены писателя, обыск начался с утра и закончился за полночь, проводили его одиннадцать человек, не считая домуправа и понятых. У Таисии Иосифовны сохранился протокол обыска, из которого явствует, что проводили его сотрудники Управления КГБ по Москве и Московской области на предмет обнаружения «идеологически вредной литературы». Перечень изъятого составил 41 пункт, в том числе старые фотографии Ефремова (1917, 1923 и 1925 годов), письма его к жене, письма читателей, фотографии друзей, квитанции. Рукописей Ефремова среди изъятого не было, зато внимание компетентных органов привлекли «оранжевый тюбик с черной головкой с иностранными словами», «книга на иностранном языке с суперобложкой, на которой изображена Африка и отпечатано: „Африкан экологие хомон эволюшн и другие слова“ с заложенными в нее сушеными древесными листьями», «различные химические препараты в пузырьках и баночках» (оказались гомеопатическими лекарствами) и другие не менее важные вещи. Еще изъяли собранные Ефремовым образцы минералов (он был не только палеонтологом, но и геологом), разборную трость с «вмонтированным острым металлическим предметом» и «металлическую палицу из цветного металла» (в протоколе особо отмечено, что она «висела на книжном шкафу»). Последние два предмета потом не вернули, сочтя холодным оружием.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});