Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть 13.Свои люди.
Дима протянул сумку Александру.
- Ключ там, найди, пожалуйста, - стоять удаётся с трудом. Опьянённое алкоголем тело протестует, оно хочет спать, или хотя бы опереться обо что-нибудь. Дима подаётся на Александра, прижимается к его плечу и закрывает глаза. Голову кружит, но от этого не весело, совсем не весело. Внутри пусто и мрачно, хочется вычеркнуть этот разговор с Викой из реальности, так - хоба! - и вырезал часть киноплёнки, а лучше вообще все части, что были связаны с Витей. А какая от них польза теперь? Только тянет и ноет.
- Я не могу быть с тобой наравне, поэтому я не буду с тобой вообще.
Тогда впервые, после двух месяцев напряжённой холодной войны, Витя заговорил откровенно.
- Если тебе нужна моя помощь…
- Да пошёл ты со своей помощью. Я не хочу быть тебе обязанным, я вообще не хочу быть кому-либо обязанным, а в первую очередь тебе. Нас все сравнивают и сочувствуют, мне сочувствуют, - Витя болезненно поморщился и громко засмеялся, а потом смех резко оборвался. - Я сам всего добьюсь. И не смотри на меня как смертельно больного! Талант – это ещё не всё, что нужно художнику.
- А что ещё нужно? – Дима подавил в себе чувство жалости. Наступил на горло и сдержался, быть может, зря, быть может, именно тогда, в тот переломный момент, Вите нужно было врезать по первое число, а не разговаривать умные разговоры. Но Дима молчал, где-то на уровне чувств и интуиции понимая, что останавливать Витю бесполезно. Он ослеплен.
- Нужен характер, сейчас всё покупается и продаётся, вопрос только в цене. А талант - это полная туфта, всему можно научиться.
- Ты считаешь, что я бесхарактерный? – Дима сжал плечи пальцами, с силой, до синяков. Никогда прежде ему не было так обидно. И дело было не в словах, а в том, что эти слова говорил близкий человек. Как Дима позволил себе допустить его так близко, так глубоко?
- А нет, что ли? Привык за мамой, да за папой… весь в шоколаде, - художественная школа, репетиторы. Если бы у меня были родители, я бы тоже мог раздавать советы налево и направо и разглагольствовать о таланте и вдохновении.
Дима закусил губу, исподлобья глядя на расхаживающего по комнате Витю. Всему есть предел, любому терпению, любой симпатии. Витя зарывался, и с каждым обвинением всё глубже и глубже.
- Ты мне завидуешь, - сухо оборвал нервный поток обвинений Дима. – И дело не в папе, которого я, кстати, не видел с пяти лет, и не в маме, а в том, что я художник, а ты - нет. И пока ты будешь гнуть из себя непризнанного гения, ты ни черта не добьёшься! Смирись, Витя, и займись тем, что тебе подходит. Пока не поздно…
Дима распахнул шкаф и, взяв свою куртку, вышел из комнаты, не глядя на Витю. Они собирались сходить с Викой в кино. А потом было неожиданное отчисление.
Александр усадил Диму на кровать и стал осторожно расшнуровывать завязки на боку. Пальцы ловко поддевали кожаные шнурочки и те с глухим шорохом выскальзывали из тонкой ткани, обнажая разгорячённую кожу. Мягкие ласковые прикосновения успокаивали, усыпляли. Александр гладил Диму по бокам, медленно стягивал блузку.
- Что бы я без тебя делал? – выдохнул Дима, чувствуя растекающееся по телу тепло, и нежность сжимала сердце, не оставляя места для тоски. – Почему я не встретил тебя раньше?..
Александр спустился ниже, стал расстёгивать юбку. Горячее ровное дыхание тревожило кожу на животе, и в паху сладко пульсировало. Это было настолько приятно, как сокровенный разговор и большего не хотелось, хотелось плыть и плыть в матовой дымке и ни о чём не думать.
- Потому что меня здесь не было, - Александр коснулся живота кончиком носа и поцеловал, снимая юбку и откидывая её на стул. Дима плавно опустился на кровать и закрыл глаза.
- А где ты был? – прошептал он и глубоко вздохнул. Александр гладил его ноги, от ступней скользил вверх по икрам к коленям, целовал. Внутри всё плавилось, теряло форму, смешивалось, превращаясь в одно целое. Дима уже не мог чётко определить, где его тело, а где руки и губы Александра, словно он сам ласкал себя, и одновременно его не было вообще.
- Искал тебя.
Дима отодвинулся от края кровати, потянул Александра за собой.
- Полежи со мной.
Александр снял свитер, джинсы и лёг на кровать. Он излучал покой, тот самый, перед которым не властно время, тот самый, которым наполнено раннее утро поздней осенью: звенящая свежесть и бессмысленность любых стремлений – зима придёт в своё время, но она тоже прекрасна.
Дима придвинулся ближе и обнял за пояс.
- Расскажи о нём, - Александр погладил Диму по шее, провёл кончиками пальцев по скуле.
- Мы начинали вместе, шли ровно… - Впервые хотелось рассказать об этом другому человеку. Даже Вика до конца не знала, что случилось между ними, и где произошёл раскол. Она думала, что дело было в Диминой ориентации, быть может, отчасти поэтому она вышла за него замуж, чтобы загладить вину перед братом. Но Дима не хотел в это верить. Им просто было хорошо друг с другом и всё. – Первые зачёты, экзамены, пятёрки по рисунку и тройки по высшей математике. Вика решала за нас контрольные, она училась на экономическом факультете. А потом девчонки из группы попросили меня нарисовать портрет одного нашего преподавателя. Горохов Максим Викторович, да… известный местный художник. Очень талантливый художник. Он вёл у нас живопись. И когда меня попросили сделать его портрет, я подумал, что это шутка. Но оказалось, что всё серьёзно. И я рискнул… иногда я бываю отчаянным… - тёплые губы коснулись его щеки, и Дима улыбнулся в ответ. – Портрет получился. Девчонки визжали от восторга, они мной гордились, как и самими собой за великолепную идею. Максим Викторович сдержанно принял свой портрет, сказал, что у художника явно есть задатки, и он был бы не против позаниматься с ним лично. Девчонки меня заложили тут же… Мы провели вместе три занятия, а потом он уехал в Питер. Витя не простил мне успеха, и рисовать больше не мог. Мы разделились, началось соперничество, грубые провокации и разговоры за спиной. Группа была за меня, Витя умел испортить отношения даже с теми, кому он нравился. Прогуливал пары, скандалил с преподавателями, пропадал где-то по нескольку дней. У них с Викой - только два старших брата и сестра, родителей не было, поэтому воспитывать его было некому.
Дима замолчал, перед глазами стояло бледное печальное лицо Вики. Она сказала, что Витя уехал в Москву с какими-то отморозками и больше в университет не вернётся.
- Ты его видел после?
- Видел, мельком. Он рисовал портреты на Арбате. Мне понравились его работы, пусть дилетантские, но честные. Я ещё тогда верил, что мы сможем понять друг друга, как-то вернуться… в то время. Мы поговорили о его протекающей крыше и соседе-алкоголике. Ни о Вике, ни о нашей свадьбе он не спрашивал, а я почему-то не решился начать говорить сам. Казалось, он вообще не знал, с кем разговаривает, так… обычный праздношатающийся, каких тысячи ходят по Арбату.
- Непризнанных гениев не бывает, - Александр погладил Диму по голове и укрыл одеялом. – Каждый получает то, чего заслуживает.
- Он рисовал…
- Делал то, что умел. И получал столько, на сколько хватало умения.
- Если бы не Вика, я бы не поехал вообще, не люблю похороны.
- Тебя там ждут.
- Да, - выдохнул Дима и удобнее устроился на подушке. - Это нужно просто пережить.
Хоронили в закрытом гробу. Пришедших было немного, в основном семья – братья и сестры с мужьями и жёнами, Дима и Лялька, Витина жена и двое его друзей. Один из них всю дорогу от кладбища до дома следил за Димой, настойчиво вглядывался, словно пытаясь что-то узнать. Сначала Дима подумал, что они знакомы, уж больно прицельным был взгляд маленьких серых глаз. Но как выяснилось от Светы, этого парня Дима знать не мог, потому как он совсем недавно приехал из Твери и жил у Вити. Парня звали Игорь. С самого детства имя «Игорь» не вызывало у Димы ни одной положительной эмоции. И теперь, ловя на себе непроницаемые взгляды, он вспомнил о своей неприязни. Какого чёрта этому Игорю понадобилось?