Серый линзмен (Дети Линзы - 1) - Эдвард Смит

- Теоретически верно, но сомнительно на практике, - возразил психолог, Если бы мы располагали какими-нибудь данными о том, что экраны оказались столь эффективным средством защиты, как вы говорите, то я согласился бы с вами. Но так ли они эффективны? Экраны не смогли спасти от уничтожения ни Гельмута, ни его базу. Ничто не указывает, что мыслезащитные экраны хотя бы временно воспрепятствовали проникновению предполагаемого линзмена на планету Раделикс. Вы говорите о "глухой" защите с помощью экранов. Но подобный эпитет бессмыслен. Абсолютно надежного экранирования просто не существует. Если же постулировать, как теперь делаем мы, что один разум способен без всякого физического, телесного контакта управлять другим разумом (а учитывая то, что я неоднократно проделывал с разумом многих наших агентов, такое предположение не столь далеко от истины, как может показаться), то линзмен может для достижения своих целей воздействовать на любой разум, не заблокированный от такого воздействия мыслезащитным экраном. Как вы знаете, Гельмут пришел к выводу, хотя и слишком поздно, что линзмен завладел нашей Главной Базой, воздействуя на мозг собаки.

- Чушь собачья! - возмущенно фыркнул Седьмой. - В противном случае нам ничего не остается, как убить всех собак или снабдить их мыслезащитными экранами.

- Допустим, - возразил психолог, сохраняя полную невозмутимость. Разумеется, вы можете уничтожить всех тварей, которые бегают и летают. Но вы не можете уничтожить всю жизнь в какой-то местности на всех уровнях, вплоть до червей в их норках и термитов в их скрытых от постороннего глаза ходах. А кто может провести разграничительную линию и сказать: "За чертой начинается разумная жизнь"?

- Развернувшаяся дискуссия, несомненно, интересна, но бесплодна, вмешался Эйчман, не дав оппоненту разразиться язвительным ответом. - Думаю, что ближе к теме нашего совещания было бы обсуждение тех мер, которые нам следовало бы предпринять, или на кого возложить практическое осуществление таких мер, поскольку сложившаяся ситуация допускает только одно решение применение атомной бомбы достаточно большой мощности, способной уничтожить на трижды проклятой планете всякие следы жизни. Следует ли нам направить туда кого-нибудь одного или кто-нибудь из нас вызовется выполнить такую миссию добровольно?

Переоценить противника в худшем случае означает лишь принятие чрезмерных предосторожностей. Недооценка противника, в особенности такого, как наш, может оказаться роковой. Мне кажется, что решение вопроса в данном случае лучше всего предоставить психологу, но если угодно, мы можем выработать совместное решение.

Обращение к компьютеру было сочтено излишним: все согласились, что решение лучше всего предоставить Эйчампу Восьмому, говорящему от имени Босконии.

- Мое решение очевидно, - взвешивая каждое слово, объявил Восьмой. - Я отправлюсь туда сам, в одиночку. Помимо всего прочего я в большей степени, чем остальные, склонен считать, что в изложенной Гельмутом версии событий есть доля истины. Мой разум единственный, в чьей силе я абсолютно уверен. Я твердо знаю также, что мой разум способен противостоять любой интеллектуальной силе, какой бы интенсивной она ни была, независимо от способа ее применения. Мне не надо других спутников, кроме обитателей Эйча, но и тех придется подвергнуть тщательной проверке, прежде чем они поднимутся на борт космического корабля вместе со мной.

- Я так и думал, что вы примете именно такое решение, - сказал Первый. - Я тоже отправляюсь вами. Думаю, что мой разум выдержит все нагрузки.

- Не сомневаюсь. Полагаю, что в вашем случае проверка излишни, согласился психолог.

- И я! И я! - слились в хор голоса остальных участников совещания.

- Нет, - последовал краткий ответ Первого. - Двух членов экипажа вполне достаточно, чтобы управлять всеми механизмами и оружием на борту космического корабля. Увеличить экипаж за счет босконцев означало бы неоправданно ослабить наши позиции. Вам отлично известно, что многие делают все от них зависящее за право занять место на этой скамье. Взять с собой в экспедицию более слабый разум, даже если он принадлежит выходцу из эйчей, означало бы навлечь на себя беду. Вдвоем мы будем в безопасности, я - потому, что неоднократно доказывал свое право на титул Первого, говорящего от имени Босконии, Эйчамп как непревзойденный знаток психики и интеллекта. Наш корабль готов к отлету. Мы отправляемся немедля.

Как уже упоминалось, среди эйчей не было трусов. Они были тиранами и диктаторами, самыми жестокими и бессердечными, черствыми и безжалостными, холодными, как скалы их каменистого мира, беспощадными, словно сказочный Джаггернаут, но всех их отличала логичность мышления и стойкость духа. Тот же, кто был лучше всего приспособлен, выполнял поставленную перед собой задачу неукоснительно, как нечто само собой разумеющееся, делал свое дело с лишенным всяких эмоций автоматизмом хорошо отлаженного механизма, кем он в действительности и был. И поэтому в полет отправились Первый и Восьмой из числа говорящих от имени Босконии.

Их корабль, темный снаружи и изнутри, так как свет им не нужен, не имел на борту привычной землянам атмосферы, ибо они не принадлежали к числу существ, дышащих кислородом, пересек усеянные звездами просторы на периферии Второй галактики, пронесся через еще более разреженное межгалактическое пространство и оказался в пределах земной галактики, где взял курс к внушавшей всем непрошеным гостям непреодолимый ужас планете Эрайзия.

Но даже двое босконцев при всей своей храбрости не отважились приблизиться вплотную к планете и остановились на максимальном расстоянии, которое позволяло выпустить торпеду точно по цели. И все же такой предосторожности оказалось недостаточно, и корабль эйчей проколол защитный экран, создаваемый силой эрайзианской мысли и окутывавший всю планету. Прицелившись, Эйчлан протянул щупальца к пусковому механизму ракет с атомными боеголовками (нужно ли говорить, что семеро оставшихся на родине членов Совета следили за каждым движением Эйчлана с максимальным напряжением, на которое только были способны), но произвести боевой пуск ему так и не удалось: мысль, острая, как игла, и твердая, словно закаленная сталь, пронзила его мозг.

- Остановись! - скомандовала мысль, и Эйчлан, как и его босконский компаньон, повиновался.

Оба замерли, не в силах пошевелить ни одним мускулом, словно окаменев; остальные члены Совета в изумлении смотрели на них, не в силах понять, в чем дело. Приборы и механизмы на борту корабля оставались в том же состоянии, в котором они пребывали перед тем, как Эйчлан потянулся к пусковому механизму: механизмы не были чувствительны к мысли, с ними ничего не происходило. Придя в себя, семеро членов Совета, оставшиеся на Джарневоне, начали понимать, что происходит нечто необычное, ужасное, неожиданное, решительно не укладывающееся в разработанный ими план операции. Но вмешаться и что-нибудь предпринять они не могли; им оставалось только пассивно наблюдать за происходящим и ждать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});