Все источники бездны - Мария Галина

— Хорошенькое дело, — грустно ответил Борис.

И, словно лишь сейчас начав осознавать случившееся, провел рукой по лицу и, всхлипнув, сказал:

— О Господи! Регина!

— Отвезите меня домой, — неожиданно попросила Лиза.

Борис вопросительно взглянул на Губарева.

Тот махнул рукой.

— Ладно. Поезжайте.

Лиза встала с дивана и неуверенной походкой побрела к выходу. Борис направился было следом за ней, но Губарев внезапно поднялся с кресла.

— Елизавета Дмитриевна, — сказал он ей. — Подождите снаружи. А вы, — он кивнул Борису, — задержитесь на минутку.

— Что там еще? — устало спросил Борис, проводив взглядом удаляющийся по коридору Лизин силуэт.

— Вы встречались пару дней назад, — напористо сказал следователь. — Зачем?

Борис близоруко заморгал.

— Неловко говорить… когда-то мы с Региной были близки. Потом расстались. И с тех пор она… ну, чувствует… чувствовала… себя виноватой. Все пыталась устроить мою личную жизнь. А Лиза потеряла мужа… совсем недавно, как я понял… вот Регина и решила, ну, невзначай нас познакомить. Я, как их вдвоем увидел, сразу понял, что она нарочно все подстроила.

— Ясно, — недоверчиво сказал следователь.

— Так я могу идти? — тревожно спросил Борис, глянув в окно. — А то она, по-моему, вот-вот в обморок хлопнется.

— Бог с вами. — Следователь уже отвернулся от него. — Поезжайте. Но не дальше Окружной дороги.

* * *

Губарев обернулся к медэксперту.

— Ну, что скажешь?

Тот вздохнул.

— Если бы не эта толпа посетителей, я бы сказал — заурядное убийство. Первый этаж, решеток нет.

— А способ?

— Ударили по голове каким-то тупым орудием. В затылочную область. Череп проломлен. На теле следы борьбы. Похоже, она пыталась сопротивляться. На шее синяки.

— Изнасилована?

— Не похоже. Но нужна более подробная экспертиза.

— Маньяк? Или простой грабитель?

— Вам виднее. Но мне кажется, кто-то просто залез в открытое окно в расчете на поживу. А увидев ее, растерялся, да еще она, видимо, попыталась его остановить… Но если какие ценности и пропали, установить трудно. Она ведь одна жила.

— Черт. — Губарев раздавил окурок в пепельнице. — Не будь она журналисткой…

— А что, и журналисток, бывает, за просто так убивают. Тем более, как я понял, она в научно-популярном журнале работала… никаких тебе острых тем, никаких политических скандалов… болото. Он в окно влез?

— Да. Соседи говорят, она имела обыкновение спать с приоткрытым окном. Черт бы побрал этих архитекторов… рамы без форточек! Послушай, это мужик был? Или все-таки баба могла с ней управиться?

— Судя по силе удара, — мужчина. Покойница была женщина сильная, здоровая. Не так-то с ней было просто справиться.

— А эта дамочка?

— Нет… Габариты не те.

— Она и вправду в таком шоке? Или притворяется?

— И правда в шоке. Но вот что, заметь, интересно — зрачки у нее расширены.

— Наркоманка? — оживился Губарев.

— Не похоже… следов инъекций нет. Может, правда, она атропин себе в глаза капала… и всех делов.

— Все-то ты замечаешь.

— Работа такая. Кстати, она психически явно нестабильна. Неужто эта смерть так на нее…

— Да мужа она недавно потеряла. Помнишь ту разборку на Профсоюзной? Забавное, кстати, совпадение, тебе не кажется?

— Про закон парных случаев слыхал? Но я бы все-таки на твоем месте присмотрел за ней, за этой дамочкой. Парные случаи — одно…

— Ладно. — Губарев поднялся. — Займусь пока соседкой. Пусть комнату осмотрит, может, пропало что заметное…

— Думаешь, ограбление все-таки?

— Ну, проверить не мешает. Что у тебя? — Губарев обернулся к парню из экспертной группы.

— Коньяк початый на кухне видел?

— А как же…

— И стакан рядом. Не рюмка, заметь, — стакан. Отпечатки на нем. Четкие. И на бутылке. Не похоже, не ее пальчики. Не хозяйки.

— Ладно, — устало сказал Губарев, — займись этим.

* * *

Борис покосился на Лизу — она сидела, забившись в угол, вид у нее был даже не испуганный, а просто какой-то безнадежный.

— Хотите, остановимся где-нибудь? — спросил он. — Выпьем…

Лиза покачала головой. Сама мысль о том, чтобы оказаться среди шумных, обыденно деловитых людей, была ей невыносима.

Борис теоретически должен был бы испытывать к ней жалость. Но почему-то никакой жалости он не чувствовал — только раздражение.

— Я же говорил и вам, и Регине. Не нужно было впутываться во все это.

Нет ничего бессмысленнее, чем запоздалые слова «я же говорил». И если бы не смерть Регины, которая потрясла его гораздо больше, чем он хотел показать, он никогда бы не опустился до такой пошлой глупости.

Но ответные слова Лизы удивили его, если его еще могло что-нибудь удивить.

— Во что? — спросила она.

Он ошарашенно уставился на нее.

— Как — во что? Черт вас дернул совместно раскапывать темное прошлое вашего замечательного мужа! И как я ей ни говорил «осторожнее»…

— Раскапывать? Она же прекратила расследование, — удивленно сказала Лиза.

— Кто вам это сказал?

— Она и сказала. Она добралась до этого патологоанатома, или кто он там, а потом сказала мне, что выяснить ничего не удалось. Что погиб он скорее всего действительно случайно, а насчет всего остального… очень трудно что-нибудь доказать.

— Значит, она вам ничего не сказала, — тихо проговорил Борис.

— Чего не сказала? — насторожилась Лиза.

Борис какое-то время колебался. Она и так в глубоком шоке. Черт ее знает, как она все это воспримет.

— Ну, она действительно добралась до этого патологоанатома, но расследование не прекратила. Наоборот, то, что она от него узнала, ее только подстегнуло.

— Что там еще она узнала? — спросила Лиза.

— Вам известно о том, что физиологические и биохимические показатели вашего мужа, мягко говоря, отличались от нормы?

Лиза поглядела на него. В ее взгляде читалось искреннее изумление.

— О чем это вы?

— Да о том, что Регина как раз и пыталась выяснить, кто такой ваш муж, черт его подери, был на самом деле.

— В каком смысле «на самом деле»? — недоуменно переспросила Лиза. — Я не понимаю. Вы же сами рассказывали мне — про все эти убийства… значит… так оно и есть, наверное. Но Регина потом сказала, что доказать все равно ничего нельзя. — Она поглядела на Бориса. — Что бессмысленно заниматься этим. И знаете… я с ней тогда согласилась. Сначала я хотела выяснить, кто же он был такой, мой муж. — Она недоуменно покачала головой. — Потом… что толку будет мальчику узнать, что его отец убивал кого-то за деньги? Вот мы и решили… Но про то, что она продолжала это расследование… нет, она мне ни слова не говорила.

— Она вас пощадила, — сказал Борис. — Потому что… видите ли… ваш муж настолько отличался от остальных людей, что вообще очень трудно понять, что он такое. В биологическом смысле.

Лиза посмотрела на него расширенными глазами.

— Этого еще не хватало! — проговорила она.

«А ведь она приняла это мое заявление на удивление спокойно, — подумал Борис, — не стала ни возмущаться, ни выкрикивать сакраментальное «вы с ума сошли!». Должно быть… она была внутренне готова услышать нечто в этом роде».

— Тогда понятно, — произнесла она задумчиво, — почему этот патологоанатом…

— Если Регину убили не случайно, — спокойно заметил Борис, — тогда этот малый тоже в опасности, Лиза. И вы тоже.

Она кивнула.

— Да. Он так и говорил. Это он позвонил мне сегодня — насчет Регины. Но ведь… меня так просто убить. Я даже не журналист, не известный человек — никто. Это могли уже давно сделать. Павел в бегах. Регина убита. Вам тоже угрожает опасность?

Борис покачал головой.

— Нет. Мне — нет. Пока никто не знает, что я в этом замешан. Следователь этот не дурак, но он вроде занят своим делом… ему не до каких-то странных интриг.

Они уже миновали кинотеатр «Витязь» и подъезжали к Лизиному дому.

— Послушайте, Лиза… за вами наверняка следят. И телефон ваш прослушивается. Но, если случится что-то непредвиденное, постарайтесь связаться со мной. Вот мой номер.

Он остановил машину, вынул из кармана визитку, но не передал ей, а просто какое-то время подержал перед глазами.

— Записывать не надо. Постарайтесь запомнить. Дальше я не поеду. Не хочу, чтобы они меня засекли, кто бы это ни был. Доберетесь?

Она молча кивнула.

Борис смотрел, как она, выбравшись из машины и зябко подняв воротник пальто, пересекает дорогу, направляясь к своему дому. Ни внешнего блеска Регины, ни ее деловой хватки, подумал он, но есть в ней что-то… какая-то внутренняя прочность. Из тех тихих, милых женщин, которых полным-полно во всех редакциях, во всех НИИ… из тех, на чьих плечах держится мир.