Мешок с костями - Кинг Стивен

Выглядела она лет на семьдесят и поверх черного закрытого купальника надела черные же шорты. Сочетание выглядело очень строго, официально, можно сказать, вариант не теряющего популярности короткого черного платья, в каком приходят на коктейль. Кремово-белую кожу над плоской грудью и на плечах покрывали большие коричневые старческие бляшки. Скулы и лоб выступали вперед, а глаза словно прятались в тени. Седые волосы свисали патлами.

Господи, какая же она худая, подумал я. Прямо-таки мешок с…

Вот тут меня тряхнуло. Сильно тряхнуло, будто от удара электрическим током. Я не хотел, чтобы она это заметила (хорошенькое начало летнего дня: твой вид вызывает у мужчины такое отвращение, что его трясет), поэтому я поднял руку, помахал. Попытался и улыбнуться. Привет, старушка, стоящая у бара над водой. Привет, мешок с костями, ты испугала меня до смерти, но нынче это просто, вот я тебя и прощаю. И что вообще ты там делаешь? Я, правда, подумал, что моя улыбка показалась ей гримасой.

В ответ она мне рукой не помахала.

Чувствуя себя круглым идиотом (ДЕРЕВЕНСКОГО ИДИОТА ЗДЕСЬ НЕТ. МЫ ПО ОЧЕРЕДИ ИСПОЛНЯЕМ ЕГО ОБЯЗАННОСТИ), я опустил руку и двинулся в обратный путь. Через пять шагов оглянулся: меня не оставляло ощущение, что ее взгляд упирается мне между лопатками.

Пристань опустела. Я прищурился, полагая, что она просто отступила в тень, отбрасываемую boozehaus[52], но нет, она исчезла. Словно призрак.

Она просто зашла в бар, дорогой, вставила Джо. Ты это знаешь, не так ли? Я… ты знаешь, да?

— Да, да, — бормотал я, шагая по Улице к своему дому. — Естественно, знаю. Куда же еще она могла зайти?

Да только мне казалось, что не успела бы она войти в бар. А если бы и вошла, я бы услышал ее шаги, пусть она была и босиком. Утро выдалось очень уж тихое.

Может, походка у нее бесшумная. Опять Джо.

— Да, — согласился я. «Если так будет продолжаться, — подумал я, — то к концу лета я уже привыкну говорить вслух сам с собой». — Да, наверное. Может, у нее бесшумная походка.

Конечно. Как у миссис Дэнверс.

Я вновь остановился и оглянулся, но тропа следовала за небольшим изгибом берега, и я больше не увидел ни «Уэррингтона», ни «Бара заходящего солнца». И, честно признаюсь, нисколько об этом не пожалел.

* * *

На обратном пути я попытался составить список странностей, которые предваряли или сопровождали мое возвращение в «Сару-Хохотушку»: повторяющиеся сны; подсолнечники; наклейка радиостанции; плач в ночи. Я предположил, что встречу с Мэтти и Кирой плюс последовавший за ней телефонный разговор с мистером Пикселем Излом также можно считать странными, но они не становились в один ряд с детским плачем, который я слышал по ночам.

А куда отнести тот факт, что то лето, когда умерла Джоанна, мы проводили в Дерри, а не на озере Темный След? Можно включить его в перечень странностей? Я не знал. Даже не смог вспомнить, почему мы остались в Дерри. Осенью 1993 года я писал рассказы и пытался сделать сценарий из «Мужчины в красной рубашке». В феврале 1994-го засел за «Путь вниз с самого верха». А кроме того, решение ехать на запад, к «Саре»…

— Этим заведовала Джо, — сообщил я озеру и, как только услышал собственные слова, понял, что сказал чистую правду. Мы оба любили бревенчатый коттедж, но именно на Джо лежала обязанность сказать: «Эй, Ирландец, давай оторвем наши задницы от дивана и смотаемся на несколько дней в Тэ-Эр». Она могла произнести эти слова в любое время… только в год, предшествующий ее смерти, не произнесла ни разу. А у меня и в мыслях не было произнести их за нее. Я как-то забыл про «Сару-Хохотушку», несмотря на наступившее лето. Возможно ли так глубоко погрузиться в новый роман? Вроде бы нет, но где взять другое объяснение?

Но общей картины не получалось, а почему — я не знал. Что-то не складывалось.

Почему-то на ум пришла Сара Тидуэлл и одна ее песня. Она так ее и не записала, но у меня была пластинка с записью этой песни в исполнении Слепого Лимона Джефферсона[53], который, конечно, несколько поменял слова, подстраивая песню под себя. Один куплет звучал так:

Деревенские танцульки любим мы с подругой, Раз с прихлопом, два с притопом и еще по кругу! Вот сейчас я поцелую милку свою в губы, Парень я такой приятный и совсем не грубый!

Конечно, Сара Тидуэлл спела бы ее не так, как этот трубадур с осипшим от виски голосом. Хотелось бы мне услышать Сару, но — увы!

Я добрался до своего дома. Огляделся, в непосредственной близости никого не увидел (хотя где-то заурчал лодочный мотор), разделся до трусов, вошел воду и поплыл к плоту. Забираться на него не стал, полежал на воде, держась за перекладину лесенки, лениво перебирая ногами. Приятно, конечно, но чем занять остаток дня?

Я решил навести порядок в моем кабинете на втором этаже. А покончив с этим, заглянуть в студию Джо. Если, конечно, достанет мужества.

Я поплыл назад, поднимая и опуская голову. Вода, словно холодный шелк, струилась вдоль моего тела. Я чувствовал себя выдрой. А когда до берега оставалось всего ничего и я вновь поднял голову, то увидел женщину, которая стояла на Улице и наблюдала за мной. Такая же тощая, что и встреченная мною в «Уэррингтоне», только в зеленом наряде. В зеленом наряде и указывающая рукой на север, словно дриада в старинной легенде.

Челюсть у меня отвисла, в рот полилась вода, которую я тут же выплюнул. Встал, протер глаза. И расхохотался, нервным таким смехом. За женщину в зеленом я принял березку, растущую чуть к северу от того места, где лестница от «Сары-Хохотушки» спускалась к Улице. Но даже когда вода уже не заливала мне глаза, мне показалось, что сквозь зеленую листву на меня смотрит не белый, с черными отметинами ствол, а чье-то лицо. Ветра не было вовсе, воздух застыл, вот застыла и физиономия (совсем как лицо женщины в черных шортах и купальнике). За березой стояла засохшая сосна. Одна голая ветвь тянулась к северу. Ее-то я и принял за костлявую руку.

Так я пугал себя не впервые. Мне много чего чудится, тут уж ничего не поделаешь. Напишите с мое, и вам тоже каждая тень на полу покажется следом, а каждая линия, замеченная в пыли, — тайным посланием. Все эти рассуждения, однако, не приближали меня к решению главного вопроса: что же такого особенного в «Саре-Хохотушке»? И не определяется ли это особенное особенностями моего подсознания?

Я огляделся, еще раз убедился, что в этой части озера я пребываю в одиночестве (хотя период одиночества приближался к завершению, потому что к первому мощному мотору уже присоединились второй и третий), и снял с себя мокрые трусы. Вылез из воды, подхватил шорты и футболку и голым поднялся по ступеням, прижимая одежду к груди. Я воображал себя Бантером, несущим завтрак и утреннюю газету лорду Уимзи[54]. И входя в дом, улыбался во весь рот.

* * *

На втором этаже меня встретила духота, от которой не спасали даже открытые окна. Второй этаж мы с Джо поделили на две неравные части. Ей досталась левая комната, по существу, клетушка, поскольку у нее была еще и студия, мне — правая. В дальнем конце коридора торчало забранное решеткой рыло кондиционера, который мы приобрели через год после покупки коттеджа. Глядя на него, я понял, что недостает характерного жужжания. К решетке скотчем крепилась записка:

Мистер Нунэн, кондиционер сломан. При включении гонит горячий воздух, а внутри что-то дребезжит, как разбитое стекло. Дин говорит, что нужная деталь заказана «Уэстерн ауто» в Касл-Рок. Я в это поверю, когда увижу.

Б. Мизерв

Прочитав последнее предложение, я улыбнулся — да уж, миссис М., во всей красе, — и включил кондиционер. Механизмы обычно положительно реагируют на присутствие человеческого существа с пенисом, утверждала Джо, но на этот раз фокус не удался. Послушав пять секунд хрипы и треск кондиционера, я его выключил. И тяжело вздохнул: без кондиционера на втором этаже я не мог даже решать кроссворды.