Сборник книг вселенной The Elder Scrolls - Bethesda softworks

Неревар, Наставник, увидел это и спросил: "Зачем вы делаете это, владыка? Мистики спрашивают вас о пути. Они работают, чтобы храм ваш стоял прочно."

И Вивек ответил: "Никто не знает моей сути."

Наставник склонил голову и вернулся к своим занятиям.

Вот как Лицо-Город спрятался от своего Отца-Матери: он родился с именем Ха-Нот, чистое желание власти, эзотерический тонкий нерв, настроенный частоту собирающихся масс. Он находил корень в деревнях и множился, искал сознания оседлых при помощи завуалированной астрологии, звездных карт культуры, и резонанс с ними заставлял его главу скользить к ним. Ха-Нот продвинулся и в Смежное Пространство, расширяясь, но будучи непознан. Более песен, содрогали его новые эмоции, бессмертные, всепоглощающие, числом более тридцати, известных в мире. Когда Ха-Нот стал уже смертельно скучать по дому, Похитители забрали его.

Похититель сказал: "Новые эмоции для одинокого — безумие. Все кончено, он наш теперь".

Похитители никогда не имели своего города и вид Вивека, сияющего святостью через все сферы, привлек их внимание.

"Ах вот почему отпрыск Века проник в наш мир, привлеченный нашей жаждой, спрятанный в безвестности. Мы должны построить башню надежды на его лице".

И вот, множество лет прошли в Ресдайнии, и высшие жрецы Двемеров строили что-то похожее на Вивек и прочее как новый Ха-Нот Похитителей. Наставник выступил против их армии, которая стала слишком смелой, говоря глупые слова, и Неревар помог уничтожить их, с помощью сиротского легиона Айемы. Когда он пришел, чтобы привести трофеи Вивеку, он увидел своего повелителя, на которого напал Лицо-Город. Чудовище говорило:

"Вот, мы пришли, чтобы заменить город, Век и Век. Мы происходим из места более-чем-известных эмоций, и наши граждане погибли от них. Мы пришли за двумя вещами, но останемся только ради одной. Мы или попросим вас поправить наши ошибки в культуре, или возьмем вашу силой. Второе, я думаю, легче осуществить."

Вивек вздохнул.

"Вы измените мое направление развития" — сказал он. "Я устал от нынешнего, хотя целую эпоху назад я собирался вас убить. Ресдайния больна, и у меня нет времени, чтобы проводить воображаемые аналогии с неизвестной случайностью. Возьмите это".

И с этими словами он коснулся башни надежды на Лицо-Город и исправил ошибку Похитителей.

"И это."

И он пронзил сердце Лицо-Город Ножом Этоса, который так сказать был РКХТ АИ АЕ АЛТАДУН АИ, короткий клинок практичной торговли.

И конец этих слов — АЛЬМСИВИ.

Проповедь тридцать первая

Много лет прошло в Ресдайнии, и жрецы Двемеров были готовы объявить войну правителям Велота. Наставник стал мужем Айем и первым святым Троицы. Вивек устал от войны со своими сыновьями и дочерями, поэтому решил передохнуть.

Наставник спросил жену: "Где Вивек? Я все еще люблю его, хотя он становится все холоднее. Его не могут найти нигде в Велоте. Народ начинает беспокоиться."

Айем сжалилась над мужем и рассказала ему, что Вивек ушел сражаться с монстрами, которых нечаянно побеспокоили Двемеры, работая над новым осадным орудием. Она отвела Наставника внутрь себя и показала, где находился его учитель.

АЛЬМСИВИ, или по крайней мере та его часть, что решила стать Вивеком, сидел в зале Храма Ложных Мыслей, отдыхая после битвы с ограми Западного Нагорья. Он снова что-то записывал в своей Книге Часов. Ему пришлось надеть Лицо Воды. Таким образом, он смог отделить бронзу Старого Храма от голубизны Нового Храма и спокойно писать. Ему также пришлось выдернуть еще одно перо Большой Луны, убивая ее. Так он мог писать о смертных правду. В третьих, он снова созвал Гранатовый Банкет, на котором его заставили жениться на Молаг Бале, чтобы нарисовать его, как и Мефалу, черными руками. Он написал:

"Последний раз, когда я слышал голос Мефалы, я научился контролировать себя и подавлять волю в других. Затем я осмелился взглянуть на священный огонь и понял, что нет равновесия с ЭТ'АДА. Они лгуны, и все, что я мог сделать, это стать толкователем разумного. Но даже это не удовлетворяет нужды людей. Я сижу на троне помилования и сужу, управляемый врожденным побуждением. Только здесь я могу сомневаться, в этой книге, написанной водой, в которой может вместиться зло."

Затем Вивек опрокинул чернила на абзац, чтобы скрыть его (от светского читателя), и написал вместо этого: "Ищите меня на черненой бумаге, безоружного, в финальной сцене. Правда — словно мой муж: направлена разбивать, наполнена порядком и шумом, ударяющая, тяжелая; бремя становится схематическим, уроки учатся только из-под палки. Пусть тот, кто слышит меня, получит удар, и пусть некоторые умрут от этого удара. Пусть они обнаружат, что он убит светом, избитый как дом предателя, так как если час золотой, тогда я бессмертный с секретным кодом. Я участник Смертельного Барабанного Боя, избранный из тех, которым суждено носить эту корону в Среднем мире, отражающую правду, ибо я и есть мессия."

И конец этих слов — АЛЬМСИВИ.

Проповедь тридцать вторая

Писание Булавы.

Первое:

"Удовольствие уничтожения суть удовольствие исчезновения в нереальном. Все те, кто бросает вызов спящему миру сему, в этом движении участия ищут. Я предвещаю отчуждение Двойной Двойственности с молотом."

Второе:

"Прими от меня уроки, как наказание за бытие смертного. Из грязи создан ты, и тюремщики твои угрожают тебе. Таковы ключ и замок Даэдры. Почему же думаешь ты, что избегнут они соглашения?"

Третье:

"Велоти, кожа твоя тьмой беременна. Мои размышления привели к этому. Помни просьбу Боэта принять цвет кровоподтека Наставника. Как еще показать вам, людям, исход жизненный: боль?"

Четвертое:

"Мудрец не есть наковальня: условная фраза, того не более. Здесь о смерти говорю я, о пути четвертом."

Пятое:

"Истинное понимание добродетели: достичь ступени и быть убитым."

Шестое:

"В конце, возрадуйся, словно заложник, освобожденный от мук, но раной своей наслаждающийся. Барабан смолкнет, и гнездо шершней увидишь ты, что значит: твой сон закончен."

Седьмое:

"Подозрение суть видимость, а ложь лишь кажущееся вдохновение."

Восьмое:

"Но тогда почему, спросишь ты, жаждут Даэдра слиться с Аурбис? Это потому, что они судить желают, как и все смертные. И в этом более зла, чем во многом другом, ибо нет здесь иллюзии. Или, скорее, это необходимая иллюзия."

И конец этих слов — АЛЬМСИВИ.

Проповедь тридцать третья

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});