"Мессершмитты" над Сицилией. - Йоханнес Штейнхоф

— Сообщение получено.

Соленый пот струился на глаза из-под сетки моего летного шлема. Закрыв глаза, я вытер веки сухой тыльной частью перчатки, сильно пахнувшей бензином. Даже когда мои рукава были закатаны вверх, я всегда в полете надевал перчатки, предпочитая старую темно-коричневую пару, которая пропиталась бензином в результате постоянных контактов с топливными канистрами.

На высоте 900 метров мы вышли из тумана, который окружал нижнюю часть склонов горы Этна, подобно бледно-синему озеру. Взглянув назад, я смог видеть силуэты появившихся «мессершмиттов», резко выделявшиеся на фоне тумана. Сегодня британцы могли без труда заметить нас на значительном расстоянии, так как мы выглядели, словно нас проецировали на экран. Чтобы избежать этого, я должен был повернуть на юг, в сторону солнца. Мы все еще были не выше 5500 метров.

Офицер управления вышел на связь:

— «Одиссей-один», «мебельные фургоны» в 30 километрах к югу от Катании. Ваша высота, пожалуйста?

— Шесть тысяч.

— Сообщение получено. Поменяйте курс на Мессину. Не пропустите эскорт «Спитфайров».

Я подтвердил получение предупреждения и обратил внимание на свою группу. Она теперь летела в более рыхлом боевом порядке. Я не смог подсчитать, сколько самолетов взлетело, но я думал, что приблизительно двадцать пять. Одна из эскадрилий Фрейтага была у меня справа, и я мог увидеть другие, когда поднял голову и посмотрел вверх назад через плексиглас фонаря в сторону ослепительного солнца. Внезапно в кабине стало холодно. В углах боковых стекол начали формироваться кристаллы льда. Я опустил рукава рубашки.

Моя левая рука автоматически проверила готовность кислородной маски. Непрерывно, систематически и в соответствии с определенной системой, которая развилась из опыта сотен воздушных боев, мы осматривали воздух вокруг нас. Мой альтиметр показывал 7500 метров. Именно на этой высоте летели бомбардировщики, а выше, приблизительно на 8400 метрах, — эскорт истребителей. К этому времени я после широкого, постепенного виража повернул на север. Заснеженный кратер Этны исчез под крылом, вдали за Мессинским проливом из тумана поднялись горы Калабрии.

Теперь все могло произойти в любую минуту. «Соприкосновение с врагом» — наиболее верное описание начала воздушного боя. Этот термин использовался в наших боевых донесениях во всех случаях. Как только противник был обнаружен вами или кем-то еще, начиналась новая фаза, влекшая за собой различные умственные предположения. Она не обязательно подразумевала, что вы открыли огонь из своих пушек или что вы вступили в бой. Скорее она означала безвозвратный конец сближения; вы освобождались от всего, что могло занимать вас в течение того короткого периода, и в это время вы достигали роковой черты. Теперь никак нельзя было избежать боя, повернуть назад. Все должны были участвовать, когда сражение началось, тот, кто уклонялся от борьбы, потому что в этот конкретный день его наступательный дух был слаб, погибал.

Во время сближения вы заняты, главным образом, стандартными действиями: проверкой приборов, переключением магнето, контролем температуры масла, проверкой давления наддува, часто, чисто автоматически, проверяете ремни парашюта и кислородную маску. Вы летите в группе, вместе с другими справа, слева и выше вас. Однако вы одиноки, очень одиноки в своем гремящем ящике со стеклянным верхом и становитесь добычей мыслей и искушений, которые приносит война. У вас все еще есть некоторый личный выбор; вы все еще можете решать, действительно ли собираетесь выполнять приказ относительно атаки, действительно ли останетесь с группой или же выйдете из атаки. Вибрация в двигателе? Проблемы с зажиганием? Упали обороты? Неисправность двигателя была правдоподобным оправданием за отставание и необходимость повернуть назад. Это было искушение, которому подвергались все пилоты.

По прошествии нескольких минут наушники заполнялись пронзительными голосами, которые давали безжалостные комментарии, питая уже распаленное воображение новыми образами: «бомбардировщики», «их много», «берегись — «Спитфайры»…».

Внезапно вы осознавали необъятность моря и угрожающую природу гор и начинали задаваться вопросом о ваших шансах на спасение. Это были четырехмоторные бомбардировщики, и вы должны были подойти очень близко, чтобы сбить их. Даже когда вы атаковали лишь звено из трех самолетов, в вас стреляли приблизительно тридцать пулеметов. Кроме того, «Спитфайры», которые, как упоминалось выше, все еще маневрировали на очень большой высоте, с самого начала создавали неудобства для вас. И когда этот конкретный вылет будет завершен, вы выполните еще один и еще один, все в один и тот же день. Если, конечно, будете еще живы…

Обычно сообщение о том, что кто-то поворачивает обратно, поступало сразу после взлета и прежде, чем возникала реальная опасность. Оно неизменно сопровождалось выражением сожаления, например: «О черт, мой двигатель продолжает работать с перебоями. Я вынужден вернуться». В некоторых случаях сожаление было искренним, в других — не очень, и требовался длительный командный опыт, чтобы отличить одно от другого.

Тех, кто поворачивал обратно, можно было разделить на три категории. Прежде всего, подлинные неисправности были отнюдь не редкими, так как техника жила по собственным законам и мало заботилась о репутации летчика-истребителя. Надежные ветераны многочисленных кампаний, «старики», знали свои самолеты и нечасто поворачивали обратно. Вместо пространных объяснений они коротко докладывали лидеру о возникшей неисправности. Они знали, что все ими сказанное будет принято без вопросов.

Вторая категория состояла из опытных пилотов, которые, внезапно достигнув предела своих сил, не могли или не хотели продолжать полет. Пережив сотни вылетов и боев, каждый раз узнавая все больше о том, как преодолеть самого себя, как обмануть совершенно естественный инстинкт самосохранения, они неожиданно понимали, что больше не могут справляться с собой и не способны сопротивляться искушению найти оправдание для временного освобождения от своих обязанностей. После этого они все чаще и чаще поворачивали обратно. В таких случаях лучше было отстранить их от вылетов, чтобы уберечь от гибели.

Третья же группа состояла из молодых летчиков, направленных на фронт из учебно-боевых групп. Среди них всегда были несколько человек, которые поддавались искушению незначительного обмана, чтобы избежать боя. Они были приведены в ужас и крайне подавлены безжалостной воздушной войной на Средиземноморье. Многие из них до этого были введены в заблуждение сводками, которые, хотя и были полны героических дел, ничего не сообщали о превосходстве, которого постепенно достиг противник. Ни одна из истребительных авиашкол не имела возможности подготовить молодых пилотов к тому, что ждало их в действительности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});