Леди в бане - Виктор Рябинин

Когда я опамятовался, меня ели псы. Один из бешеных зверей рвал моё тело ниже пояса, другой добрался уже до головы, слизывая с утробным рыком, видимо, кровь с лица. Находясь в глубоком шоке, боли я уже не чувствовал, а когда приоткрыл не съеденные ещё глаза, то увидел перед собой развёрстую, кровавую пасть с огромными клыками и не умещающимся языком в ней, снова впал в прострацию, краем сознания улавливая неясный говор ангелов и тяжёлую поступь апостолов, идущих за моей душой…

В следующий раз я очнулся от прикосновения холодной воды к моему истерзанному лицу. «Видимо, совершается омовение перед страшным судом», – в последний раз, нехотя, подумалось мне. Но тут чьи-то пальцы силой разлепили мой левый глаз, и я вновь увидел ненавистную мне морду, злобно оскаливающуюся и принюхивающуюся к моим бренным останкам. И я стал снова тихо и безропотно впадать в спасительное беспамятство, готовясь к новым обрядам над душой и телом, всё прощая врагам и близким…

Голова моя несколько раз непроизвольно дёрнулась, и я почувствовал боль ожогов на своём многострадальном лице. Эти насильственные действия пробудили во мне тягу к жизни. Под черепной коробкой заскреблась какая-то мысль, заставившая открыть глаза и даже приподнять обезображенную голову. И я в который раз увидел перед собой двух монстров псовой породы. Один из зверей, кровожадно помахивая хвостом, опять примеривался облизать мою не до конца обглоданную голову, другой стаскивал с меня штаны, силясь добраться до самого нежного мяса. Их садистские намерения чуть было вновь не помутили мой неокрепший разум, но я вовремя расслышал отдалённо знакомый голос:

– Ворфаломей, Серафима, к ноге! Мистер уже пришёл в себя.

Подняв глаза на голос, я узнал в говорившем мистера Хломса, который всё ещё тряс своей рукой, видимо, переусердствовавшей при выводе меня из коматозного состояния. Рядом с ним стоял невысокий господин, в котором я с трудом, из-за буйного рыжего парика и не менее рыжих накладных усов, распознал инспектора Клейстерта. А из-за их спин выглядывали полные неподдельного сострадания прекрасные глаза Розалинды. Они жалостливо и участливо смотрели на меня, призывая к здравомыслию и дееспособности.

Под магическим воздействием этого взгляда силы начали возвращаться ко мне. Я, превозмогая постыдную, но объяснимую слабость, сел и начал проверять свою целостность. Внешних разрушений на теле не обнаруживалось, как и следов крови и мозгов на голове. В недоумении я взглянул на своих спасителей и только тут заметил сидящих невдалеке двух потрёпанного вида джентльменов со следами истязаний на лицах синюшной расцветки. Поймав мой изумлённый взгляд, мистер Хломс, кивнув на сидящих, произнёс:

– Господин Жлобс и Джопс, собственными персонами, – и продолжил: – А это инспектор Клейстерт и сержант Мэгги Попкинс, они же сестра и брат Дралсексы.

От обилия столь неожиданной информации моя бедная голова вновь пошла кругом, и, не найдись у предусмотрительного инспектора глотка виски, я бы точно отправился в путь по известной дороге предков.

Видя моё плачевное состояние, мисс Розалинда, она же сержант Мэгги, что менее влекуще, обратилась к присутствующим со вполне разумными словами:

– Господа, – сказала она, подходя ко мне и помогая подняться, – доктор ещё очень плох, не утомляйте его разговорами. Лучше проследуем в сторожку. Кофе и капля джина не помешают нам всем.

Скоро я с помощью Мэгги и остатков инспекторского виски уже уверенно продвигался по тропе, путаясь среди не в меру разросшихся хвощей. Мистер Хломс по-мужски, но дружелюбно и ощутимо корректировал направление моего движения, а развеселившиеся собачки, со свежими подпалинами от неосторожного обращения с огнём, видимо, пекаря, предупредительно кружили возле ног, вспугивая болотную дичь.

По прибытии в Трах-Бич я забился в лихорадке и вынужден был слечь в постель с признаками бреда от нервного истощения. Мужчины с собаками под вечер отбыли в Ваучервиль-холл к сэру Гарри с докладом, я же остался на руках у Мэгги, не отходя от неё ни на шаг.

Джин и ежевечерние беседы с сержантом в постели больного, не затрагивающие криминальную тему, позволили мне уже через месяц цепко встать на ноги и быть готовым к дальнейшим сыскной и писательской деятельностям. Лечение можно было бы и продолжить, ибо Мэгги оказалась большим знатоком анатомии и физиологии, а мой индийский опыт служил хорошим подспорьем при искусных способах древнейшей терапии. Однако запасы провианта и прохладительных подошли к концу. Долг призывал к обязанностям, да и силы были на исходе. Поэтому, заколотив сторожку, мы отбыли в Лондон, так и не затронув в разговорах тему Ваучервиль-холла. Мне было как-то недосуг разъяснить сержанту полиции очевидные факты этого запутанного для несведущего человека дела. Тем более что Мэгги, занятая хозяйством и собственным мнением, не приставала ко мне с расспросами.

По прибытии в столицу, мы нежно распрощались на вокзале Ватерлоо. Я обещал Мэгги руку и сердце чуть ли не к следующей встрече, она же – хранить верность, насколько хватит сил. Ещё раз поцеловав избранницу, я поспешил на Брокер-стрит, унося в своём сердце теплые воспоминания и оставляя под ее сердцем ощутимую тяжесть, если возлюбленная оказалась права, хотя лично мне верилось в лучшее. Но такова суровая правда будней и праздников сыска. Со слабыми нервами и здоровьем здесь делать нечего!

* * *

Спустя года полтора, в суровые крещенские морозы, я сидел перед пылающим камином в нашей уютной квартире на Брокер-стрит, отдыхая после трудового для народа дня. Мой друг мистер Хломс курил трубку и проводил химические опыты, я же потягивал молочный коктейль, любезно приготовленный миссис Хватсон, и просматривал последний номер «Таймс». На глаза мне попалась заметка о сэре Гарри Пройддохе, владельце Ваучервиль-холла. Он уже заседал в парламенте и под его председательством готовился новый билль о правах ирландских квакеров. Я порадовался за политические успехи старого знакомого, а его имя, помимо воли, вновь вернуло меня памятью в далёкие дни ваучервильского расследования.

– Дорогой Шуррик, – обратился я к Хломсу, отрываясь от газеты. – Редактор «Морнинг Стар», мистер Гуго Шпингельсон, давно намекает мне о возможности публикации каких-либо воспоминаний о наших былых расследованиях. Хотя я до конца и не закончил свои наброски о Чёртбыбральских болотах, не будете ли вы столь любезны, чтобы прочесть мои черновики об этом деле и осветить некоторые тёмные, уже ускользнувшие из моей памяти, стороны его?

– Любезный Ваксон, – немедля откликнулся мой друг, пробуя какой-то реактив на вкус. – В третий раз вы пытаетесь отвлечь меня от работы своим литературным опусом, который по полёту фантазии сравним разве что с трудами барона Мюнхгаузена. Однако, – минут через десять продолжил он, приняв что-то болеутоляющее, – я в третий раз готов ответить на все вопросы, видя ваш серьёзный подход к проблеме молочных коктейлей добрейшей миссис Хватсон уже на протяжении почти что десяти дней. Тем более, что в первый раз, поднимая очередной бокал за здоровье сэра Гарри, вы опустили его на стол вместе с собой и всей нашей картотекой, пролежав затем с неделю на вытяжке. А во второй – не дослушав до конца, бросились на вокзал Ватерлоо в поисках мисс Розалинды, и вас потом месяц разыскивал весь Скотланд-Ярд. Правда, однажды вы сами изложили мне суть тех событий, перенеся их в Индию и увязав с поисками мальчика Маугли в непроходимых джунглях. Но это всё в прошлом, потому смело задавайте ваши вопросы.

Несколько обескураженный цепкой нетактичностью памяти старого друга, я вознамерился было воздержаться от дальнейшей беседы и удалиться к себе в комнату для принятия, может быть, какого-либо решения. Однако природное любопытство литератора взяло верх, и я спросил:

– Дорогой друг, так как воспоминания о мисс Розалинде с постоянством морских приливов терзают мне душу тоской неизвестности, то не изволите ли вы приподнять занавес над полицейским маскарадом незабвенной мисс и инспектора Клейстерта?

– Всенепременно, – откликнулся великий сыщик. – Однако сначала позволю себе заметить, что если бы не ваши непомерная жажда и неукротимое упрямство, вы уже после первого моего инструктажа должны были постичь цель и задачи нашего пребывания в Ваучервиль-холле.

– Какой инструктаж и иные цели, помимо спасения жизни дорого сэра Гарри? – справедливо возмутился я.

– Сэр Гарри тут ни при чём, – огорошил меня мистер Хломс. – Его визит был навеян бредовой идеей воссоединения с родственниками в Южной Америке и отсутствием материальных возможностей для достижения этой цели. И я его ещё тогда направил на истинный путь, послав подальше в департамент к моему брату Майнкафтану. И только лишь усилиями дипломатов всех рангов удалось вернуть хозяина Ваучервиль-холла в лоно церкви родного ему графства и направить его стопы в парламент через лечебницу и беспроцентный кредит.