Рыбалка в море Демонов - Майкл Ши

вздох и склонил голову, подперев лоб кулаком. Упырь взглянул на него с интересом.

– А что это тебе вдруг захотелось умереть? – спросило он ворчливо.

– Почему мне захотелось умереть? – Барнар поднял голову и недоуменно уставился на упыря. – Мир вокруг такой холодный, такой мокрый, такой серый, такой безнадежный, жизнь так коротка и безобразна, полна лишений и опасностей, а ты еще спрашиваешь, почему? Хватит с меня всего этого, вот почему!

Упырь явно задумался. Он медленно поднялся, подобрал с земли голову своего ужина и покатал ее на ладони, точно взвешивая. Ладонь у него была широкая, как лопата, и такая длинная, что человеческая голова несколько раз успела повернуться вокруг себя, пока докатилась от кончиков покрытых засохшей кровью когтей до запястья. Затем он отвел руку назад, прицеливаясь для броска. Этого-то я и дожидался.

Я с такой силой послал копье вперед, что половина его рукоятки вышла из спины упыря, но живучесть этих тварей воистину ужасна, и он умудрился закончить бросок с торчащим из его тела копьем. Барнар вовремя увернулся: голова со свистом пронеслась мимо него и, ударившись о скалу, разлетелась на куски, точно глиняный горшок.

Мы взяли упыря и отправились туда, где у нас был припрятан паук. На рассвете мы уже были на месте. Теперь нам предстояло приспособить тело ползуна для носки. Уверенные, что его панцирь достаточно отмяк за это время, мы принялись экспериментировать, и, наконец, поняли, как компактно сложить длиннющие ноги паука у него над головой и сплющить заднюю часть его туловища. Затем мы крепко-накрепко стянули его в таком положении ремнями и обернули промасленной тканью. У нас получился сверток размером с малорослого человечка, который улегся поспать, подтянув к животу колени. После этого мы выпустили кровь из упыря, но больше ничего не стали с ним делать, только связали его запястья и щиколотки вместе. Барнар перекинул его себе через плечо, точно орденскую ленту, и мы снова пустились в путь через трясину. На этот раз мы не прятались, а открыто шагали прямо по грязевым отмелям, местами волоча ползуна по воде, чтобы сэкономить время.

Вскоре мы набрели на один из торных путей, что ведут прямо к пирамиде: это беспрерывная череда ярко-желтых вешек, которые тянутся вдоль илистых отмелей, плавно переходящих одна в другую. Мы шагали по этой дороге весь день, и поздним вечером пирамида показалась на горизонте. Она и в самом деле необычайно внушительна, высота ее такова, что издали кажется, будто она соединяет плоскую заболоченную равнину с нависающим над ней серым брюхом небес. Мы нашли отмель пошире, забрались в кусты и улеглись на землю. Сон не заставил себя ждать.

IV

Наутро мы взвесили спеленатого ползуна и затопили его у шестой вешки от пирамиды – больше, чем в одной миле пути. А потом отправились во дворец.

Мои глаза немало повидали на своем веку, домоседом я никогда не был, но, говорю вам, даже на меня пирамида произвела сильное впечатление. В высоту она, должно быть, не меньше трехсот футов, так как ее верхние ярусы теряются в облаках. Вблизи она больше всего напоминает могучий холм, крутые склоны которого изрезаны ступенчатыми террасами. По всему периметру тянутся бесчисленные пристани и доки, и в полумиле между ее основанием и берегами окружающего ее озера не видно ни единого клочка суши. На две трети пирамида сложена из камня, но вершина состоит из огромных бревен, не менее внушительных, чем каменные блоки фундамента. Судя по толщине, эти балки ведут свое происхождение из самого Арбалестского Леса, что на границе Железных Холмов. Древесина, пропитанная сыростью постоянных туманов болотистого края, сохраняет глубокий черный цвет.

Пока мы добрались до кромки озера, нас обогнали несколько лодок, направлявшихся ко дворцу. В озере почти не видно было воды, такое количество небольших плотов сновало от одной стены дворца к другой. Дело в том, что внутри здание представляет собой настоящую головоломку коридоров, поэтому перебираться из одной его части в другую зачастую проще по воде. Постояв некоторое время на берегу, мы заметили лишь один патруль лучников, которые вышагивали взад и вперед по уступам дворца. Они тоже увидели нас и приветственно помахали. Охотников на всякую болотную нечисть здесь любят, и любой человек, направляющийся ко дворцу с перекинутым через плечо трупом упыря, вправе рассчитывать на все гостеприимство, которое только могут оказать чужеземцу. По первому нашему знаку от оживленной набережной дворца отвалило суденышко перевозчика и устремилось к нам.

Наш перевозчик также одобрял трапперов, но, похоже, считал их несколько глуповатыми из-за того, что они добывали себе пропитание таким тяжелым трудом. Ничто не способно притупить осторожность человека так сильно, как добродушное снисхождение к собеседнику. На нас не было ожерелий из когтей или зубов, следовательно, мы только начинали свою карьеру охотников, и потому наши дотошные расспросы о внутреннем устройстве пирамиды и о ритуале обожествления казались лодочнику вполне естественными. Его ответы совпадали с рассказом Керкина.

– Я слышал, весь верх дворца выстроен из огромных бревен, – произнес Барнар почтительно, как и полагается неотесанному деревенщине. Мы приближались к пирамиде. Рассеянный свет прорывался кое-где в разрывы между тучами и стекал по ее бокам, но, будучи не более чем отблеском тех лучей, что пронзали верхние, невидимые с земли, слои облаков, его едва хватало, чтобы разглядеть общие контуры сооружения. Однако, по моему мнению, любое произведение рук человеческих, а тем более такое внушительное, такое древнее, и в то же время наполненное жизнью, как это, заслуживает всяческого почтения. Перевозчик в ответ на изумление Барнара только сплюнул в воду и сообщил, что удивительное перестает казаться таковым, когда смотришь на него день за днем, как он.

– Вам бы надо посмотреть на балки крестовых сводов верхнего этажа, где начинает свое паломничество Король, – продолжал он. – Некоторые из них весят не меньше тонны, но перекрещены и подогнаны так точно и аккуратно, как если бы каждая из них была с мушиную головку размером.

Все, что сообщил лодочник по наиболее важным для нас вопросам, звучало вполне обнадеживающе. Судя по его описанию, через весь верхний этаж можно было пройти по потолочным балкам, ни разу не коснувшись пола и не рискуя быть замеченным снизу. Стража у дверей комнаты Короля состояла всего из двоих копейщиков, так как, готовя его к предшествующему ритуалу бдению, ему давали парализующее питье. Так он и сидел, бодрствующий, но совершенно неподвижный, в лишенной окон камере. И даже в ночь перед церемонией, когда все двери на предпоследнем этаже наглухо