Чужой клад - Александра Девиль

— Мне кажется, такой человек, как вы, должен был родиться где-нибудь возле иерусалимских святынь, а не в воинственной казацкой степи, — заметил Денис.

— Не то важно, где человек родился и живет, а то, как он живет, — сказал философ. — Надо только верно угадать свою природу и заниматься тем, к чему она тебя предназначила. Тогда везде будешь счастлив. Вот вы понаблюдайте за малыми детьми: один лепит домики из песка, другой сабелькой размахивает, а третий книжицу разглядывает. Тут-то и должны родители и воспитатели заметить, к какому труду у него склонность. Да ведь мало кто замечает; даже состоятельные люди порой насильно отдают детей на чуждые поприща. А беднякам так и вовсе выбирать не приходится: им надо хлеб свой в поте лица добывать на той ниве, на которую судьба их забросила. Вот потому-то в мире так много несчастных людей. И мой вам совет, господа: когда у вас родятся дети, так вы уж непременно изучите, на какой дороге они будут счастливы. И не мешайте, даже если эта дорога покажется вам неудобной. Значит, так Бог велит. А Бог в человеке — как компас в корабле.

Слова о детях немного озадачили Настю, поскольку она была уверена, что философ, при его проницательности, давно уже догадался, что «господа Погарские» вовсе не супруги. Впрочем, у этого загадочного человека все слова звучали так странно, будто он не житейские советы давал, а рассказывал притчи.

— А у вас нет семьи? — спросила его Настя. — Должно быть, вы готовите себя к духовному поприщу?

— Та жизнь, которую я избрал, несовместна с семьей. Но следовать моему примеру могут немногие. И не должны следовать, иначе род человеческий иссякнет. Но, будучи одиноким, я все-таки не собираюсь становиться священником, потому что в их среде нет духовной свободы, а я без нее не могу.

— А разве должность домашнего учителя так уж хороша? — пожала плечами девушка. — Разве вам не хотелось бы каких-то перемен?

— Когда я хочу перемен, я их нахожу, — спокойно ответил философ. — Ведь я же не всегда был учителем. В юности пел в хоре императорской капеллы. Учился в Академии. Потом ездил как секретарь генерал-майора Вишневского в Венгрию по делам виноторговли. Также побывал в Италии и Германии. После в Переяславском коллегиуме преподавал поэтику, но не пришелся ко двору епископу. Он обвинял меня в ереси, даже до суда Консистории дошел. Я покинул коллегиум, сделался скромным домашним учителем и пару лед был вполне доволен этой ролью. Но теперь начинаю ощущать некую духовную жажду. Может, потому, что вошел в возраст Иисуса Христа.

— Вы бы хотели изменить свою жизнь? — спросила Настя.

— Нет. Просто я чувствую, что должен совершить, одно посильное мне паломничество. Поеду в Москву, чтобы расширить свои знания в библиотеке. Также проведаю и Троице-Сергиев монастырь.

На некоторое время в карете установилось молчание; попутчики поглядывали в окно, думая каждый о своем.

Справа выглянула из-за холма деревенька с церковкой, слева — возделанное поле. Потянулись фруктовые сады. По всему чувствовалось приближение пригорода.

И вдруг из-за поворота с боковой дороги на проселочную вынырнула знакомая бричка и помчалась впереди. Настя первой ее заметила и указала своим спутникам:

— Глядите, этот бородач ехал напрямик, по короткой дороге, и теперь нас обогнал!

Сковорода и Томский тоже посмотрели вслед громыхающей на ухабах бричке, которая уверенно двигалась впереди кареты и явно не собиралась уступать дорогу.

Между тем на поля и луга уже спускался вечер; длинные тени от деревьев ложились на траву, закатное солнце огненным диском клонилось к горизонту, подсвечивая края перистых облаков. Вечерняя свежесть приятно овевала путников после знойного дня, но вместе с этой приятностью пришла неизъяснимая тревога.

— Ночевать будем в Ромене, городок уже близко, — сказала Настя, стараясь выглядеть бодрой.

Сковорода и Томский молчали, наблюдая, как ехавшая впереди бричка вдруг свернула влево, к большой придорожной корчме, издалека манившей путников широким крыльцом и плетеным тыном, на котором торчали глиняные горшки.

— А может, лучше здесь заночевать? — спросил Денис. — Место тихое, незаметное, но при этом — рядом с городом. Вот и другие ездоки туда сворачивают.

— Нет-нет! — вдруг решительно заявил Сковорода. — Не следует вам здесь останавливаться. Это опасно.

— Почему? — удивился Денис. — Разве эта корчма хуже той, в которой мы с вами познакомились? Право, не вижу, что в ней такого зловещего.

— Глазами и я не вижу, — вздохнул Григорий Саввич. — Но внутреннее зрение мне подсказывает, что не надо этого делать.

Не думайте, что невидное и бессильное — это одно и то же. Увы, народ почитает только то, что может увидеть и пощупать. Боится там, где нет страха. И наоборот.

— Опять вы говорите загадками, господин философ, — слегка поморщился Денис. — Ранее сказали, что нам нельзя ночевать в Ромене, а теперь и здесь. Где ж нам, бедным, найти приют? Не спать же в степи.

— Иногда лучше в степи, — пробормотал Сковорода, высовываясь из окна и разглядывая местность. Минуту подумав, он твердым голосом заявил: — Послушайте меня, господа, я знаю, как вам поступить. Сейчас мы подъедем к роменской околице, будто бы въезжаем в город, а потом, за рощей, свернем вправо, к мельнице. Мельника Панаса я хорошо знаю, он человек надежный. У него на хуторе и заночуете. А лошадей ваших и карету он спрячет в лесок, так что никто и не догадается.

— Ночевать у мельника? Но почему? — встревожилась Настя. — Скажите, что вас теперь насторожило? Может, эта бричка с бородачом показалась вам зловещей? Так ведь они ж остановились в корчме, до Ромена не доехали. Какая опасность может грозить нам в городе?

— Дело не в этой бричке, пани, — покачал головой Сковорода. — Если бы я мог понять все до конца… Я бы рад объяснить, откуда вам грозит опасность, да не могу. Дар провидца необъясним. Даже наука не в силах этого растолковать.

— Но тогда скажите: мы сможем уберечься от опасности? — спросила девушка, невольно поежившись от холодящего предчувствия.

— Перестаньте пугать мою жену, господин философ, — сказал Денис и обнял Настю за плечи.

Теплая тяжесть его руки придала ей уверенности и одновременно заставила ее сердце забиться быстрее. Сковорода внимательно взглянул на «супругов», и Насте показалось, что его губы тронула улыбка. Потом он отвел взгляд в сторону и сказал с задумчивым видом:

— Вам нечего бояться козней тех людей, что принадлежат к лживому и суетному миру. Им недосущна прекрасная птица, парящая в небесах. Как ее имя? Истина? Любовь? Вечность? Да, вечность. Где же суетящемуся миру угнаться за вечностью, ему бы себя не потерять!

— И снова вы говорите загадками… — вздохнула Настя. — Как же нам, простым людям, вас понять? «Птица Вечность»… Что это за аллегория?

— Вы еще поймете, — пообещал Григорий Саввич и тут же обратился к Денису: — Теперь, сударь, велите кучеру остановиться. Я сяду рядом с ним на козлы и покажу ему дорогу к мельнице.

Повертев головой, Настя сообразила, почему философ посоветовал отклониться от города именно здесь: густая роща, начинавшаяся сразу за холмом, скрывала карету, и со стороны проселочной дороги не было видно, что путники миновали город.

Скоро легкий шум воды оповестил о приближении мельницы. Хутор Панаса стоял на широком уступе холма, скрытый с одной стороны этой возвышенностью, а с двух других — небольшим лесом, через который и шла к нему дорога. Лишь с восточной стороны, где протекала речка, можно было издали заметить две хаты, амбары и погреба Панасова хутора.

Мельник, видно, хорошо знал Сковороду и встретил его приветливо. Однако же появление кареты — хоть и простой, дорожной, но все-таки не похожей на казацкую бричку, его несколько озадачило. Когда же из этого городского экипажа вышли одетые по европейской моде господа, он и вовсе смешался, переводя растерянный взгляд с Григория Саввича на красивую молодую пару, неизвестно каким ветром заброшенную к ночи на его скромную мельницу. Из хаты вышла мельничиха, за юбку которой цеплялся малыш лет четырех, и тоже с нескрываемым интересом уставилась на путников.

— Здоров будь, Панас, и ты, Явдоха, — обратился к хозяевам учитель. — Примите на ночлег моих друзей — пана и пани Погарских, а заодно их кучера Ерему.

— Мы хорошо заплатим за ночлег, — сказал Денис.

— Ну, добре, да только… — мельник замялся, — только у нас тут простая хата, не для таких шляхетных гостей. Чего ж они в город не хотят, ведь город-то рядом?

— Так надо, Панас, — ответил учитель — Прими их, накорми ужином и дай ночлег, а утром они уедут. А ежели кто до утра сюда вдруг приедет и спросит тебя, не видел ли карету с паном и пани, то скажи, что видел, когда шел по дороге; паны, мол, спросили тебя, правильно ли едут в Ромеи. Ты все понял, Панас? И ты, Я вдоха?