Отдавая – делай это легко - Кира Александрова

– Макс! Ты не убийца, просто насмотрелся дешевых боевиков, где пачками стреляют людей, а через три часа мирно потягивают «Санрайз» на Багамах. В жизни все не так, – Томаш поднял к свету ладони – темно-бордовая сетка ползла от кончиков пальцев к запястьям. – Ничего не понимаю, – он посмотрел на Макса, – ты болен?

– Ты о чем, урод? – Макс перевел взгляд на ладони Тома. – Это что такое, мать твою? – маленький складной нож выпал из его рук и воткнулся острием в ботинок, но Макс не обратил внимания. – Ты кто? Кто ты такой? – он подходил все ближе, не отрывая взгляда от странного зрелища.

– Меня зовут Оригами, – Томаш опустил руки и посмотрел на соперника с горечью, предчувствуя надвигающуюся беду.

– Это что еще за хрень? Китаец, что ли?

– Нет, «оригами» – японское слово.

– А-а, самурай, значит, каратае-маваши-гири? – Макс подхватил нож, демонстрируя ловкость рук и отработанный навык общения с холодным оружием.

– Ты ошибаешься, я всего лишь фигурка из тонкой бумаги, – размеренный, тихий, лишенный эмоций голос прозвучал над ухом Макса. На лицо упали две крупные капли, верхушки деревьев на мгновение вспыхнули и снова стали невидимыми, глухим кашлем отозвался далекий раскат грома.

Макс уловил тоскливую обреченность в пронзительных глазах Тома.

– Что ты пялишься?

– Я не знаю, что-то произойдет или уже происходит.

– Я не верю во всю эту фигню! Я понял, ты решил отвлечь меня, выиграть время. Не выйдет. Слышишь? Я сейчас прикончу тебя, и все! Это именно то, что сейчас произойдет! – Макс переминался с ноги на ногу, коварное лезвие бликовало в руке. Только непонятное, знобящее сомнение не давало сделать решающий шаг, глаза наполнились влагой, отяжелевший нож подрагивал, выявляя пробирающийся изнутри страх.

Ливень обрушился, как дикая, умертвляющая все живое стая саранчи. Соперники почти не видели друг друга. Лишь полупрозрачные очертания намекали на присутствие еще кого-то, кроме дождя. Позор всегда хуже смерти. Макс решился на отчаянный бросок, когда взрыв молнии осветил фигуру Томаша, превращая в мистического пророка с кровавыми ладонями и светлыми, почти белыми глазами на фоне мокрой беснующейся мглы.

Макс ничего не почувствовал – ни гладкий скользкий булыжник под ногой, ни боль от рвущихся в паху связок, ни острый глубокий укол в грудь. Грязная холодная жижа заливалась в рот, нос и даже уши. В затылок пулеметной очередью врезались свинцовые капли. Кругом вода. Она вытеснила воздух, все звуки и ощущения.

Томаш разглядел светлое пятно, подошел и опустился на колени. Макс лежал лицом вниз, утопая в набирающемся до краев желобе. Полыхающими руками, изнывая от боли и ужаса, Том с трудом перевернул его на спину. Тело не слушалось и выскальзывало, заваливаясь и сползая обратно в лужу. Искореженное ненавистью лицо застыло, словно восковая маска из фильма ужасов. Веки еле заметно дрожали, но были не в силах защитить глаза от колких пуль дождя. Из полуоткрытого рта выкарабкивались отдельные звуки рассыпающихся фраз и слов. Белая майка превратилась в черно-красную, даже огромная масса воды не смогла вернуть ей прежний цвет. Из груди торчал кусок рукоятки.

– Боже… Макс… – Том отдернул руки, темные струи-змеи окручивали запястья, сползая на колени. От ладоней, словно от раскаленной плиты, шел пар. – Боже!

– Я дохну…

– Что? – Том нагнулся, – Что, Макс?

– Я вместо тебя, урода, дохну…

Том дотронулся ладонью до его рта, губы дернулись, как от разряда тока.

– Послушай меня, Макс, – Том навис над его лицом, заслоняя собой беспощадный дождь. – Я сейчас кое-что сделаю, будет больно. Но ты должен пообещать мне, – он хапнул воздух, ледяная влага смочила горло, и говорить стало легче. – Пообещай, что дотащишь меня домой, если я не успею.

– Какого хрена ты несешь?

Боль сжирала остатки разума, глаза стали закатываться. Томаш схватил его за волосы.

– Макс! – он заорал изо всех сил, и глаза умирающего сфокусировались на нем. Сколько? Секунда, две? – Не смей бросать меня здесь!

Макс кивнул, был ли это осознанный жест или начало агонии, Томаш не стал выжидать. Он прикоснулся к его груди, ощутив, как тело пробила конвульсия. Одной рукой Том сжал рукоятку ножа и потянул ее вверх. Раздался стон. Нож будто застрял в плоти, даже на миллиметр не сдвинулся. Он взревел и дернул еще раз. Преодолев сумасшедшее сопротивление, лезвие вырвалось из груди. Последовавший за ним фонтан крови ударил в лицо.

– Дьявол! – Том откинулся назад, стирая горячую кровавую жижу с глаз. Свободной рукой он пытался заткнуть дыру от ножа.

Гроза подошла совсем близко. Молнии вспыхивали беспрестанно, освещая бледное тело Макса, из которого черными ручьями утекала жизнь. В его вытаращенных глазах Томаш видел свое отражение, каждый раз – новое, словно следующие друг за другом фотоснимки. Он зажимал обеими руками кровоточащую рану и чувствовал, как вся мощь сконцентрировалась в его ладонях. Они не просто «горели»: раскаленные угли – ничто по сравнению с этим жаром! Не сто, а тысяча градусов по Цельсию! Тома трясло, он с трудом сдерживал дрожь, чтобы не отрывать рук. Их словно припаяли к груди Макса. Мутная красная пелена начала окутывать мир вокруг, когда Томаш заметил, что кровь перестала сочиться сквозь пальцы. Он зажмурился и стал двигать руками по кругу, что-то шептал, а из сомкнутых глаз потекли тоненькие розоватые струйки. Сердцебиение заглушало гул дождя. Капли, сползая с волос, тут же высыхали на его раскаленной коже. Когда он посмотрел на рану, вместо дыры торчал свежий выпуклый комок. Том опустил кисти в лужу, над водой появился густой пар. У него совсем не было времени, а Макс все еще не приходил в себя. Том пихнул его в плечо.

– Макс, очнись! У меня получилось.

Он зачерпнул немного воды и плеснул ему в лицо. Парень вздрогнул и заворочался. Руки взлетели вверх, будто кого-то искали, хотели нащупать. Веки зашевелились, разомкнулись, хоть и с трудом. Глаза блуждали по сторонам, прежде чем взгляд остановился, резкость наводилась мучительно долго.

– Оригами… – казалось, звуки возникли в пространстве сами по себе, губы Макса оставались неподвижными.

– Да, это я. Помнишь свое обещание? Помнишь, Макс?

Тот что-то пытался ответить, но Том уже не мог слышать, он завалился на бок рядом с Максом. «Только не лицом вниз» – успел подумать Томаш, и сознание выключилось, как запрограммированный телевизор. Последняя вспышка осветила его, и дождь прекратился так же внезапно, как начался.

* * *

Бьянка стояла у окна. Часы мирно отсчитывали минуты и часы – два, три, четыре… Ноги затекли. Похоже, вся усталость за день, все напряжение, тревога и страх сгруппировались в ногах большими комками, которые с трудом проталкивала по жилам кровь.

Его все еще не было. Бьянка набирала номер мобильника Томаша сотни раз – гудки, бесконечно длинные и мучительные, и больше ничего. С тех пор, как в жизни сына появилась длинноволосая красавица Даша, он сильно изменился. С тяжелым упорством с детства Бьянка вырабатывала в нем привычку слушать свой организм, уметь точно определять грань дозволенного, не рисковать, не подвергать себя излишней опасности. Выдрессировав ребенка, Бьянка надеялась, что юность и зрелость будут осмысленными и безопасными для него самого. Тогда и она сможет передохнуть. Но сумасбродная девчонка перевернула их жизнь, украла спокойствие и благополучие, умыкнула тайную надежду Бьянки, заправляя нынешнее существование изрядной порцией адреналина. Но самое главное – там, глубоко внутри, скрывалась еще одна истина, и Бьянка не хотела вслух произносить то, что ощущала все сильнее изо дня в день. В Томаше зашевелилась жизнь. Боже правый! Не просто физиологическое существование и перманентная борьба с недугом, а жизнь в самых ярких красках и чувствах. Это как поменять черно-белый экран на цветной. Ты с удивлением обнаруживаешь, что бесцветное, с темным пятном яблоко на самом деле сочно-желтое, с румяным красноватым боком. Небо – не просто голубое или серое, небо окрашено целой палитрой, начиная с белого пуха облаков и заканчивая буро-фиолетовым цветом приближающейся грозы. Описать весенние цветы на равнинах среди гор – вообще слов не хватит! Так и Том, сначала робкими шагами, а потом вприпрыжку, с разгона нырял в океан неизведанных страстей и новых красок бытия. И затормозить, приостановить бурный поток не представлялось никакой возможности. Нет, гипотетически, конечно, таковая существовала, но о ней и подумать страшно, не то чтобы…

Бьянка заметила движение у калитки. Зарницы потухли, а ночные фонарики существовали как контрольные точки для определения местонахождения ворот и входной двери. Бьянка прижалась к стеклу, пытаясь рассмотреть ночных гостей. Что-то непонятное происходило в темноте. Несколько минут длиною в несколько жизней, и Бьянка, сбросив теплый клетчатый плед с плеч, ринулась в прихожую. Она на ходу ткнула выключатель и открыла дверь. В желтом потоке яркого света появились очертания силуэта, очень большого, точнее – широкого, барахтающегося на лестнице с глухими, похожими на стон звуками.