Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас

пластике и пригласила садиться, где нам нравится.

У окна стоял маленький столик с четырьмя стульями, к нему и направился Хуанка. Мы последовали за ним, вытащили стулья из-под стола, сели, а наша официантка тем временем разбросала меню по столику и откашлялась, как сердитый учитель в ожидании тишины в классе.

– Я сейчас вернусь с вашей водой, – сказала она.

На столике лежала скатерть в красно-белую клетку, накрытая прозрачным пластиком, хранившим давние ожоги от сигарет с тех еще времен, когда в ресторанах разрешалось курить. Посреди стола стояла большая бутылка с соусом для гриля, вершину бутылки украшала засохшая корочка красного цвета, а на стенках бутылки оставались следы капель, тоже засохшие.

Брайан взял меню и принялся изучать с таким видом, словно в нем содержались ответы на все его жизненные вопросы. Я тоже просмотрел меню, а Хуанка тем временем играл со своим телефоном.

– Сэндвич с копченой свининой, гарнир из картофельного салата, – сказал Брайан. – А я пока пойду отлить.

Он вернул меню на столик, быстро встал. Выглядел он лучше, чем когда мы покидали Сан-Антонио. Близость еды и запах готовящегося мяса явно вдохнули в него немного жизни.

Брайан направился в дальнюю часть зала, вошел в маленький коридор, который, если верить знаку на стене, вел в туалет. Как только он исчез из вида, Хуанка оторвался от своего телефона.

– Escúchame[168], – сказал он голосом тише обычного. – Приглядывай за ним. El cabrо́n quiere lana[169]. У него ребенок на подходе, деньги ему понадобятся. Может, он думает, что доход будет больше, если ты исчезнешь. Ты меня понимаешь? Nunca sabes lo que va a hacer un hombre por dinero. Ese gabacho está desesperado. La distancia entre un desesperado y un muerto puede ser un puñado de dо́lares[170].

«Расстояние между отчаявшимся человеком и убийцей может составлять несколько долларов».

Эти слова трепыхались в моей голове, как раненая птица. А остальная часть моего мозга с небольшой задержкой расшифровывала слова Хуанки, словно это послание предназначалось для ума более сообразительного. Я не так давно проигнорировал мужика из бара – моего мертвого соседа. Я проигнорировал сны. Я проигнорировал темные обещания в песне Чалино. Но слова Хуанки были другое дело.

– Не уверен, что я правильно тебя понял, Хуанка. Ты хочешь сказать…

– No te hagas el pendejo[171]. Я говорю, что сладкого будет больше, если его поделить на двоих. Ты не обязан мне доверять, güey[172]. Я и не жду этого от тебя. No me conoces de nada. Pero ese…[173] – Хуанка еще понизил голос и чуть подался вперед. – Ese cabrо́n está comiendo hielo en el baño ahorita. Si yo fuera tú, tampoco confiaría mucho en е́l. Quiere un chingo de lana para empezar una vida nueva. Sin ti en el medio, los dos cobramos más[174]. Может, ты думаешь, что он твой друг, но ты должен понять, что ты всего лишь тело между ним и кучей денег.

– Как и ты. Если он подумывает, не убрать ли ему меня, то почему ты думаешь, ему не приходят в голову такие же мысли и относительно тебя?

– Именно поэтому я и приглядываю за ним.

– Почему тогда не отделаться от него? Ты все еще можешь позвать кого-нибудь другого.

– Две причины. Во-первых, приглашать кого-то другого уже поздно. В настоящий момент у них и без того численное превосходство. Во-вторых, некоторые из тех, кого мы собираемся убить. Они будут последними на моем счету. Моя квота уже выполнена. Теперь я это знаю. Если я убью кого-то еще… до того, во время того или после – Костлявая придет за мной. Так устроена жизнь. Мне нужен кто-то, кто возьмет часть груза в виде этих призраков на свои плечи. Ты понимаешь, о чем я?

– Окей, – сказал я, растягивая гласные; я не был уверен, что Хуанка не пудрит мне мозги.

– Слушай, ты что-нибудь знаешь о немигающем юродивом?

Я ничего не знал о немигающем юродивом, а потому отрицательно покачал головой.

– Слушай, это был хороший чувак. Белый. Его звали Айзек. Все перед делом приходили к нему. Он словно умел общаться с богом и дьяволом в один день и говорил тебе, что произойдет.

– Так почему, черт побери, мы не нанесли визит к нему, а не к этому говну в Сан-Антонио? – спросил я.

– Этот чувак не дает людям того, что смог дать нам El Milagrito. Кроме того, он исчез. Se lo tragо́ la tierra[175]. Он столько лет общался с иным миром, что, наверное, рассердил не того парня. Я слышал, что к нему в контору заявились шесть cabrones, все с пистолетами. Они вошли и принялись палить. Кто-то услышал выстрелы и вызвал фараонов. Стрельба прекратилась до приезда фараонов. Они стояли снаружи и орали – ты знаешь, как они это делают, но оттуда никто не вышел. Наконец они вошли внутрь и обнаружили там шесть мертвых cabrones, у всех глаза выковыряны и засунуты им во рты. Все это долбаное сооружение было пробито пулями, как решето, но крови на полу не было, кроме той, что натекла из пробитых черепов наемных убийц. А юродивого они так и не нашли.

– И что ты этим хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что за неделю или около того до его исчезновения я приезжал к нему. Он сказал, что мой мешок полон. Я должен перестать убивать за деньги. А не перестану – мне конец.

– А нынешний случай – он что, какой-то дру…

– Ты про нынешний случай не беспокойся. На этот раз все в порядке. Эти cabrones заслужили, что получат. После этого я в завязке. Любое лишнее тело сверх тех, кого мы уложим, перетянет чашу весов на неверную сторону.

Понять его мысль о том, что он убивает только тех, кто этого заслуживает, было легко. Люди, которых убивал я, тоже заслужили смерть, но они не преследовали меня в сновидениях.

Молчание – иногда единственный выбор, поэтому я кивнул Хуанке. Я вырос в Пуэрто-Рико среди людей всех религий и знал, что смерть – дело серьезное, и никто не хочет вешать на себя такое число призраков, с каким он не сможет совладать. У меня не было основания верить Хуанке и думать, будто Брайан, чтобы увеличить свою долю, намерен пустить в меня пулю, как только деньги окажутся в наших руках. С другой стороны, и оснований не верить Хуанке у меня тоже не было. То же