Синтез (СИ) - "Токацин"

Забирая у чужаков ключи, он пересчитал взглядом их камеры, — все дроны вернулись и были упакованы в кофры. Автоматический сигнал гудел, объявляя окончание смены; люди ушли, оставалось дождаться инженеров-сменщиков. Гедимин вернулся в диспетчерскую, проверил показания на мониторах, довольно кивнул и повернулся к Хольгеру.

— Один дрон висел в кабинете. Снимал чертежи. Интересно, для чего.

— Чертежи? Странно, — отозвался Хольгер. — Ты не чертил ничего подозрительного? Не думаю, что из-за этого будут проблемы.

Гедимин пожал плечами.

15 июня 48 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

По бараку разносился гимн Атлантиса — его запустили вместо сигнала побудки. Гедимин, два часа назад вернувшийся с ночной смены, открыл глаза очень неохотно. «В ядро Юпитера такие мутации,» — угрюмо думал он, пытаясь сфокусировать взгляд на запечатанном контейнере с Би-плазмой. «Придётся днём досыпать.»

— В девять тридцать — официальная речь координатора! — объявил по громкой связи Оллер Ло. — Присутствие обязательно!

— И этот туда же, — недовольно пробормотали в соседней комнате. Гедимин вылил немного воды из контейнера на ладонь, провёл по глазам, — взгляд немного прояснился. Сармат подобрал маленькую упаковку с гербом Ураниума, осушил её одним глотком и на секунду перестал дышать — неожиданно сильный вкус обжёг рецепторы. Эта жжёнка была очень горькой, и въедливую горечь не сразу удалось смыть.

— Кх-хе! — гулко кашлянул Линкен; Гедимин услышал шаги в коридоре — взрывник выбрался из комнаты и пнул одну из соседних дверей. — Маккензи, чего ты намешал в жжёнку?

— Обычная полынная настойка, — отозвался Кенен, и дверь слегка захрустела — сармат вцепился в неё и потянул на себя. — Сильный насыщенный вкус!

«Верно,» — Гедимин с трудом заел горечь Би-плазмой. «Полынь? Растение? Зачем он положил в жжёнку растение? Какой-то обычай?»

— Кенен, абсент готовят не так, — послышался недовольный голос из комнаты Хольгера. — Постарайся в другой раз правильно воспроизвести рецепт.

Допив Би-плазму, Гедимин прислонился к стене и достал смарт — надо было провести время до начала официальной речи если не с пользой, то хотя бы без скуки. Новых писем не было; он открыл новости и озадаченно мигнул. Заголовок первого сообщения был подчёркнут красной чертой.

«Сегодня в 08–00 завершились спасательные работы на развалинах сгоревшего дома на окраине Алегрети, штат Аргентина. Пожар, последовавший за двумя мощными взрывами, продолжался всю ночь и полностью разрушил здание. В развалинах обнаружены фрагменты останков шести человек. На данный момент удалось выделить ДНК троих погибших, личности остальных уточняются. Как сообщили в полицейском управлении Алегрети, сгоревшее здание принадлежало Хенрику Михалски, печально известному фигуранту дела «Айрон Стар». Напомним, что доктор биологических наук обвинялся в проведении незаконных экспериментов, приведших к смерти нескольких сотен искусственнорождённых, и был приговорён к шести годам лишения свободы. Хенрик Михалски проживал в Алегрети под негласным надзором федеральной полиции и не был замечен в незаконных действиях с момента выхода на свободу. Из обнаруженных останков наиболее повреждённый череп принадлежит доктору Михалски, ещё два опознанных принадлежали его родственникам — 30-летнему сыну и…»

Гедимин мигнул и провёл пальцем по имени биолога. Поисковик сработал быстро — в ту же секунду перед сарматом появилось несколько сотен ссылок. Он успел дочитать только одну статью, прежде чем прозвучал сигнал сбора; поднялся, посмотрел на экран, резким щелчком выключил смарт и затолкал в карман.

— Атомщик, ты где? — Линкен заглянул в его комнату, посмотрел ему в глаза и осёкся. — Эй, ты чего? Что случилось?

— Так, — нехотя ответил сармат. — Пойдём наверх.

— У тебя глаза чёрные, — вполголоса сказал взрывник, взяв его за плечо. — Кто тебя так?

— Ерунда, — качнул головой Гедимин. — Михалски вчера взорвали.

Взрывник хмыкнул.

— Читал. Что, жалко?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Не его, — сармат сузил глаза. — Ты застал эти… эксперименты?

Линкен угрюмо кивнул.

— Многие застали. «Неисправные биологические механизмы», помнишь? Так он оправдывался, когда прижали к стенке. Отделался шестью годами. Долго до него добирались.

«Официальный ответ координатора сарматских территорий Маркуса Хойда по происшествию в штате Аргентина: «События на территориях, где нет ни одного сармата, меня не волнуют,» — заявил на утренней пресс-конференции Маркус Хойд…» — прочитал Гедимин на развёрнутом экране соседского смарта. Кенен Маккензи сидел рядом и дочитывал новости, вполглаза поглядывая на голографический проектор. Пока он проецировал изображение приспущенных флагов пяти государств Солнечной Системы.

«Неисправные биологические механизмы,» — Гедимин недобро сощурился. «А потом макаки узнали на себе, каково быть неисправными биологическими механизмами. Ассархаддон хорошо объяснил…»

Гимн Атлантиса замолк на первых секундах; перед экраном появилась проекция сармата в нелепой человеческой одежде. Маркус Хойд смотрел спокойно, и в его прозрачных глазах не было ни сожаления, ни злорадства.

— Рад вас приветствовать, мои собратья, — сказал он, слегка склонив голову. — Человечество сегодня празднует. Впервые за восемь лет этот день объявлен официальным выходным. Люди празднуют большую победу, редкий случай, когда всем им удалось объединиться против общего врага. Волей случая этим врагом оказались мы. Покойный Джеймс Марци говорил, что однажды мы признаем, что это поражение на самом деле было победой для всех нас, и присоединимся к людям в их радости. Прошло ещё слишком мало времени, чтобы сказать, прав он был или ошибался. По решению Совета безопасности Солнечной Системы и совета координаторов сарматских территорий я объявляю пятнадцатое июня Днём Тишины. Вспоминайте погибших. Тех, кто задохнулся на Марсе, кто вмёрз в метановый лёд на Титане, сжёг себе лёгкие в венерианских штормах, погиб в обрушившейся шахте или лопнувшем защитном куполе. Тех, кто сгорел в подбитом звездолёте, был расстрелян на штурме обитаемой станции, был выкинут в вакуум взрывом торпеды. Нас никогда не было много. Две войны почти истребили нас. Сегодня — День Тишины. Время всё вспомнить.

Никто не двинулся с места, когда голограмма погасла. Кенен шевельнулся было, но покосился на неподвижного Гедимина и остался в кресле.

Через три минуты, когда оцепенение спало, и все сарматы выбрались на лестничную площадку, Линкен оглянулся на ремонтника и криво усмехнулся.

— Как ему разрешили?.. Ладно, атомщик. Сегодня Аэций и Астиаг с нами не полетят. А вот я зову вас на Стометровое озеро. Кто со мной?

— Хорошо, — кивнул Гедимин. — Можешь сделать круг над станцией? Я давно там не был.

За два месяца разъезженную просеку между Ураниумом и строительной площадкой «Полярной Звезды» превратили в широкую дорогу и протянули вдоль неё освещение, но из транспорта на ней даже в будние дни встречались только уборщики — пока на площадке стоял барк-трамбовщик, сарматов не подпускали к ней даже близко. Гедимин хотел сделать широкий круг над лесом, посмотреть на барк и просеки, протянутые к Порт-Радию, и быстро улететь, пока охрана не открыла огонь.

— Ты смотри! — выдохнул Линкен, снижаясь. Гедимин выглянул за борт и изумлённо мигнул — никакого барка на площадке не было. Не было и охранников — только ограда, слегка деформированная переменным гравитационным полем, осталась на прежнем месте. Вокруг площадки, на уцелевшей опушке, трава, вышедшая из тени деревьев, вытянулась на полметра, но внутри ограды выросли только странные зеленоватые ниточки, распластанные по земле. Гедимин мысленно дочертил контуры станции и едва заметно усмехнулся.

— Всё готово. Завтра, наверное, начнут копать, — сказал он.

— Ты как будто хочешь туда попасть, — покосился на него Линкен. — Эй, атомщик! Брось это. Пусть копают сами.

— Копать будут недолго, — недовольно сощурился Гедимин. — Потом будут строить. Потом поставят реактор и запустят его. А я опять останусь в стороне.