Иудейские древности. Иудейская война (сборник) - Иосиф Флавий

4. Таким образом Иоппия в короткое время была во второй раз покорена римлянами. Для того, однако, чтобы пираты вновь не сделали ее оплотом для себя, Веспасиан построил в крепости лагерь и оставил там конницу и немного пехоты, приказав последней находиться на месте и охранять лагерь, а всадникам – грабить окрестности и разорять деревни и соседние к Иоппии поселения. Верное своему назначению войско ежедневно делало нападения и опустошало весь округ.

5. Когда весть о судьбе Иотапаты прибыла в Иерусалим, большинство не хотело сначала этому верить, как ввиду громадности несчастья, так и потому, что не было ни одного очевидца его. Ибо от всего города не уцелел даже вестник: о его же падении повествовала одна только молва, которая вообще охотно подхватывает всякое бедствие. Но мало-помалу правда пробивалась через пограничные округа и предстала, наконец, перед всеми, вытесняя всякое сомнение, хотя к действительным фактам прибавлялись еще и вымыслы. Между прочим рассказывали, что при взятии города погиб также Иосиф. Эта весть наполнила Иерусалим великой скорбью: в то время когда в отдельных домах и семействах всякий из погибших оплакивался своими, плач о полководце был всеобщий. Одни оплакивали людей, оказавших им гостеприимство, другие родственников, третьи друзей или братьев, Иосифа же оплакивали все; 30 дней сряду длился траур в городе. Многие приглашали флейтистов, которые звуками своей музыки сопровождали их заунывные песни.

6. Но когда с течением времени сделалось известным действительное положение и более точная обстановка падения Иотапаты, когда наряду с этим рассеялся вымысел о смерти Иосифа, а выяснилось наоборот, что он жив, находится в руках римлян и пользуется таким обращением со стороны римских военачальников, какого не может ожидать военнопленный, то ожесточение иудеев против живого Иосифа было так же велико, как прежнее их сочувствие к мнимо умершему. Одни поносили его как труса, другие как изменника. Весь город был полон негодования, повсюду раздавались поношения против него. Уже одно поражение ожесточило их, но злая судьба сделала их еще более непримиримыми; то несчастье, которое людей благоразумных заставляет подумать о собственной безопасности и позаботиться о предохранении себя от подобных же бед, подстрекало их на новые опасности; конец одного бедствия был для них всегда началом другого. Ненависть и ярость против римлян удвоилась еще тем, что они хотели вымести на них свою злобу против Иосифа. Так бушевали тогда страсти в Иерусалиме.

7. Веспасиан, желая обозреть царство Агриппы (сам царь пригласил его к себе вместе с войском, для того, чтобы встретить их во всем великолепии своего дома, а с другой стороны, чтобы с помощью римлян укрепить свой шаткий престол), отправился из Кесарии Приморской в Кесарию Филиппа[1160]. Здесь он дал своему войску двадцатидневный отдых, провел и сам все это время в постоянных пиршествах и принес Богу благодарственные жертвы за свои победы. Но когда ему было сообщено о волнениях в Тивериаде и отпадении Тарихеи, принадлежавших обе к владениям Агриппы, то он, решившись повсеместно подчинить иудеев, признал своевременным предпринять поход против них обеих. С другой стороны, он желал также воздать благодарность Агриппе за его гостеприимство и усмирением этих городов укрепить их за ним. Поэтому он послал своего сына, Тита, в Кесарию для того, чтобы расположенное там войско перевести оттуда в Скифополь – самый большой в области десяти городов[1161], близ Тивериады, и, сам отправившись туда, соединился с сыном. Оттуда он выступил с тремя легионами и разбил лагерь в тридцати стадиях от Тивериады, на месте, называемом Сеннабром, где мятежники могли его легко видеть. Из этого лагеря он прежде всего отправил декуриона Валериана во главе пятидесяти всадников с поручением попытаться завязать с жителями мирные переговоры и склонить их на сдачу города, так как Веспасиан слышал, что население собственно страстно желает мира, но оно насилуется отдельной партией, настаивающей на войне. Валериан поскакал туда и, достигнув стены, слез вместе с провожавшими его всадниками с лошади, дабы не подать повода думать, что он намерен вступить в бой. Но прежде чем он начал говорить, ему навстречу бросились вооруженными храбрейшие из мятежников и во главе их предводитель разбойничьей шайки некий Иешуа, сын Сафата. Валериан, который против приказания полководца не мог вступать в битву, даже если бы был уверен в победе, считал кроме того опасным бороться со своими немногими людьми против многих, с невооруженными против вооруженных; к тому еще он был смущен неожиданной смелостью иудеев. Таким образом он бежал пешком и вместе с ним еще другие пять оставили на месте своих лошадей. Иешуа с его людьми повели их ликуя в город, точно они овладели ими в открытом сражении, а не коварством.

8. Но старейшие и знатнейшие граждане, смущенные этим поступком, бежали в римский лагерь и, привлекши раньше на свою сторону царя, припали к Веспасиану с мольбой принять их милостиво и не наказывать весь город за безрассудство немногих людей. Пусть пощадит он дружественно расположенное к римлянам население и накажет только зачинщиков восстания, по вине которых они до сих пор, при всем своем желании, не могли сдаться. Полководец, хотя был озлоблен против всего города, за похищение лошадей, уступил, однако, этой просьбе, потому что видел, что и Агриппа сильно озабочен судьбою города. Иешуа и его приверженцы, узнав о милости, обещанной Веспасианом населению, почувствовали себя не безопасными в Тивериаде и бежали в Тарихею. На следующий день Веспасиан послал Траяна с отрядом всадников на горную вершину с целью выследить оттуда настроение населения. Когда он убедился, что жители так же мирно настроены, как и ходатайствовавшие за них представители, он прибыл со своим войском в город. Жители отворили ему ворота и, выйдя навстречу, приветствовали его, как спасителя и благодетеля. Но так как узкий проход в воротах сильно стеснял войско, Веспасиан велел сломать часть южной стены и таким образом расширил ему вход. В угоду царю он воспретил при этом солдатам грабить и совершать насилия против жителей; благодаря ему же, он пощадил также стены, так как царь ручался за верность города в будущем. Таким путем Веспасиан возвратил Агриппе город после того, впрочем, как последний много выстрадал от мятежа.

Глава десятая

Как была взята Тарихея. – Описание Иордана и Генисаретского округа

1. Продолжая дальше свой поход, Веспасиан на пути между Тивериадой и Тарихеей разбил лагерь, который укрепил сильнее, предвидя, что здесь борьба будет более продолжительная, так как все недовольные собрались в Тарихею, надеясь на твердыни города и на озеро, именуемое жителями Генисаром. Город, лежавший подобно Тивериаде, у подошвы горы, был сильно укреплен Иосифом со всех сторон, где он не был омываем озером, но все-таки не так сильно, как Тивериада. Ибо обводную стену вокруг последней он построил в начале восстания, когда располагал в избытке и денежными средствами, и рабочими силами. Тарихея же могла воспользоваться только остатком его щедрости. Зато тарихеяне имели на озере массу лодок, приспособленных как для бегства в случае поражения на суше, так и для морского сражения. Уже в первое время, когда римляне укрепляли еще свой лагерь, люди Иешуи, не страшась ни численности, ни прекрасной организации неприятеля, сделали вылазку и при первом набеге рассеяли рабочих, разрушили небольшую часть сооружений и лишь тогда, когда они увидели сплачивающихся против них тяжеловооруженных, побежали невредимыми назад к своим. Римляне преследовали их и загнали в лодки; но они отплыли на такое расстояние в озеро, что могли еще стрелять в римлян, затем бросили они якоря и сдвинули суда вместе, чтобы сомкнутыми рядами бороться против стоявших на суше врагов. Между тем Веспасиан услышал, что большая толпа иудеев собралась на равнине перед городом, и выслал против них своего сына с 600 отборных всадников.

2. Когда последний увидел, что неприятель значительно превышает его в количестве, он приказал доложить отцу, что он нуждается в подкреплении. Но заметив, что большинство его всадников готово напасть еще до прибытия вспомогательных отрядов, в то время, как некоторые втихомолку все-таки побаивались численного превосходства иудеев, он стал на такое место, откуда все могли его слышать, и сказал: «Римляне! В самом начале моей речи я должен напомнить вам о вашем происхождении для того, чтоб вы знали, кто вы и кто те, с которыми нам предстоит бороться. От наших рук до сего времени еще не ушел ни один народ на всем земном шаре; иудеи же, чтобы сказать что-нибудь и в их пользу, хотя обессилены, все еще не утомлены. Было бы недостойно, если бы мы устали от наших удач, в то время, когда те стойко выдерживают свои неудачи. Я с удовольствием вижу хотя, что вы, насколько можно заметить, бодро настроены, но я все-таки боюсь, что численность врага может внушить тому или другому тайный страх. А потому пусть каждый еще раз подумает о том, кто он и против кого он будет сражаться; пусть вспомнит также, что хотя иудеи чрезвычайно смелы и презирают смерть, но за то они лишены всякой военной организации, не опытны в сражениях и могут быть названы скорее беспорядочной толпой, чем войском. Что я в противоположность этому должен сказать о вашей военной опытности и тактике? Потому же мы только и упражняемся так с оружием в мирное время, чтобы на войне не нужно было нам считаться силами с неприятелем. Иначе, какая польза от этих постоянных боевых упражнений, если мы будем сражаться с неопытными в одинаковом с ними числе. Вспомните дальше, что вы боретесь в полном вооружении против легковооруженных, на лошадях против пеших, под командой предводителя против плохо управляемой толпы и что эти преимущества значительно умножают вашу численность, тогда как названные недостатки намного уменьшают силы врага. Сражения, наконец, решаются не количеством людей, если даже все они способны к бою, но храбростью, когда она воодушевляет хотя бы менее значительные отряды. Последние легко могут образовать тесно сомкнутые ряды и помогать друг другу, между тем как не в меру большое войско страдает больше от собственной многочисленности, чем от врагов. Иудеями руководит смелость и отвага – последствия отчаяния, которые хотя успехом поддерживаются, но при малейшей неудаче все-таки погасают; нас же ведут храбрость, дисциплина и тот благородный пыл, который в счастье обнаруживает мощную силу, но и при неудачах проявляет крайнюю устойчивость. Независимо от этого, вы боретесь за более высокие блага, чем иудеи. Ибо пусть последние сражаются за свободу и отчизну; но что для нас может быть выше, чем слава и стремление опровергнуть мнение, будто мы, властители мира, нашли в иудеях достойных противников? Мы не должны еще забывать, что нам во всяком случае не угрожает крайняя опасность, ибо близки те, которые придут к нам на помощь, а их очень много. Но мы сами можем пожать лавры этой победы, а потому должны предупредить ожидаемые от моего отца подкрепления, для того чтобы не пришлось вместе с ними делить успех, который вследствие этого сделается еще значительнее. Я полагаю, что этот час будет иметь решающее значение для моего отца, для меня, для вас: достоин ли мой отец своих прежних подвигов, его ли я сын и мои ли вы солдаты! Он привык всегда побеждать, и потому я не позволю себе предстать пред его глазами побежденным. А вы? Разве вам не будет стыдно дать себя победить, когда ваш предводитель будет предшествовать вам в опасности? А я, знайте это, намерен так именно поступить; я первый ударю в неприятеля – вы только не отставайте от меня. Будьте убеждены, что Бог будет покровительствовать моему нападению, и верьте, что мы в рукопашном бою достигнем больше, чем стрельбой издали».