Сочинения - Валерий Брюсов

2

Был снова праздник в пышном залеАлександрийского дворца.На ложах гости возлежали;Вокруг, при факелах, блисталиСозданья кисти и резца;Чертог сиял. Гремели хоромПевцы при звуке флейт и лир.Царица голосом и взоромСвой пышный оживляла пир.Сердца неслись к ее престолу.Но вдруг над чашей золотойОна задумалась и долуПоникла дивною главой…

И пышный пир как будто дремлет;Безмолвны гости; хор молчит;Но вновь чело она подъемлетИ с видом ясным говорит:«В моей любви для вас блаженство?Блаженство можно вам купить…Внемлите мне: могу равенствоМеж вами я восстановить.Кто к торгу страстному приступит?Свою любовь я продаю —Скажите: кто меж вами купитЦеною жизни ночь мою?»

Рекла, – и ужас всех объемлет.И страстью дрогнули сердца…Она смущенный ропот внемлетС холодной дерзостью лица.«Я жду, – вещает, – что ж молчите?Или теперь бежите прочь?Вас было много, – приступите,Купите радостную ночь!»И взор презрительный обводитКругом поклонников своих…

Вдруг из толпы один выходит,Вослед за ним и два других:Смела их поступь, ясны очи;Навстречу им она встает.Свершилось: куплены три ночи,И ложе смерти их зовет.

Благословенные жрецами,Теперь из урны роковойПред неподвижными гостямиВыходят жребии чредой.И первый – Флавий, воин смелый,В дружинах римских поседелый;Снести не мог он от женыВысокомерного презренья;Он принял вызов наслажденья,Как принимал во дни войныОн вызов ярого сраженья.За ним – Критон, младой мудрец,Рожденный в рощах Эпикура,Критон, поклонник и певецХарит, Киприды и Амура.Любезный сердцу и очам,Как вешний цвет едва развитый,Последний – имени векамНе передал; его ланитыПух первый нежно оттенял;Восторг в очах его снял;Страстей неопытная силаКипела в сердце молодом…И с умилением на немЦарица взор остановила.

«Клянусь, о матерь наслаждений!Тебе неслыханно служу:На ложе страстных искушенийПростой наемницей всхожу!Внемли же, мощная Киприда,И вы, подземные цари,И боги грозного Аида!Клянусь, до утренней зариМоих властителей желаньяЯ сладострастно утомлю,И всеми тайнами лобзаньяИ дивной негой утолю!Но только утренней порфиройАврора вечная блеснет,Клянусь, под смертною секиройГлава счастливцев отпадет!»

3

И вот уже сокрылся день,И блещет месяц златорогий.Александрийские чертогиПокрыла сладостная тень.Окончен пир. Сверкая златом,Идет царица в свой покойПо беломраморным палатам.За ней – рабов покорный стройИ круг поклонников смущенных,Вином и страстью утомленных.Меж них, спокоен и угрюм,Безмолвно выступает Флавий,Речей внимая смутный шум…Его судьбе и горькой славеДивятся гости, трепеща.У всех, под складками плаща,Сердца дрожат в глухой тревоге.Но вот царица, на пороге,Замедлила, и ясный ликК смущенным лицам обратила:В ее глазах – какая сила!Как нежен стал ее язык!

«Я жду тебя, отважный воин:Исполнить клятвы пробил час!Я верю: будешь ты достоинОбета, сблизившего нас!Приди ко мне, желанный, смелый!Я этой жертвы жду давно.Мое прославленное телоТебе богами суждено!С тобой хочу предаться страсти,Неотвратимой, как судьба,Твоей я подчиняюсь власти,Как неподкупная раба!Всего, чего возжаждешь, требуй:Я здесь – для сладостных услуг!Доколь не пробегут по небуЛучи зари, ты – мой супруг!»

Сказала: и, простерши руки,В объятья мужа приняла.Раздались флейт поющих звукиИ хора стройная хвала.И гости, сумрачны и бледны,Боясь понять свою мечту,Глядят, как полог заповедныйСкрывает новую чету.И каждый, с трепетом желаний,Невольно мыслит: «Мог и я…»Но свисли пурпурные ткани,Гимена тайны затая.

Фонтаны бьют, горят лампады,Курится легкий фимиам,И сладострастные прохладыЗемным готовятся богам;В роскошном золотом покое,Средь обольстительных чудес,Под сенью пурпурных завесБлистает ложе золотое.Что там? Свежительная мглаТеперь каким признаньям внемлет,Какие радости объемлет,Лаская страстные тела?Кто скажет! Только водометаСтруя, смеясь, лепечет что-то.

Замолк дворец. Устало спятРабы в своих каморках темных;Безлюдны дали зал огромных;Лишь сторожа стоят у врат.В задумчивых аллеях сада —Молчанье, сумрак и прохлада…Но кто застыл в беседке роз?Один, во власти мрачных грез,Он смотрит на окно царицы,И будет, молча, ждать денницы,Прикован взором, недвижим,Безумной ревностью томим,Иль плакать вслух, как плачут дети!Не он ли, хоть на краткий срок,Царицы грустный взор привлек,Не он ли вынул жребий третий?

4

Означились огни денницы;Рабочий пробудился люд;По узким улицам столицыРяды разносчиков снуют.Глядяся в зеркала морские,Встречает день Александрия.Но тих торжественный дворец.Еще угрюмый страж-скопецНе отворял глухих затворов;Еще, на беспощадный зов,Во сне счастливый – сонм рабовНе открывал в испуге взоров.И лишь на ложе золотомЦарица гордая не дремлет,Небрежно дальним шумам внемлетИ смотрит, с пасмурным челом,На мужа, кто простерт на ложе.Ах, не она ль вчера ему,Всем сладострастьем женской дрожи,Как властелину своему,Вливала в жилы страсть? – И что же!Ах, не она ль, среди затей,Припоминала вдруг лукавоСобытия недавних днейИ Цезаря с бессмертной славой:Как миродержец-исполинЕе ласкал рукой могучей,И прибавляла, с лестью жгучей,Что он, пришлец, ей он одинНапомнил Цезаря? – И что же!За мигом миг казался строжеВзор гостя странного, и он,Вином как будто упоен,Вдруг твердо отстранил царицу:«Довольно, женщина! ПораПред дымом смертного костраМне сном приветствовать денницу!»Он лег, заснул, и вот он спит.Царица сумрачно глядитНа сон бестрепетно-спокойный,И грудь ее – в тревоге знойной.

«Проснися, воин! близок день!»И Флавий открывает очи.Давно исчезла летней ночиПрозрачно-голубая тень;Свет, через пурпурные тканиПроникнув, бродит на полу,И светлый дым благоуханий,Виясь, колеблет полумглу.«Что, утро? Здравствуй, Феб-губитель!»И, с ложа прянув, пояс свойГость надевает. Но, с мольбой,К нему царица: «Мой властитель!Еще есть время. Я – твоя!Ужель и взгляда я не стою?Я наслаждения утрою,Пресыщу новой лаской яТвои последние мгновенья!Пади на ложе наслажденья,Где ждет тебя любовь моя!»

Но странный гость, в ответ, сурово,Бесстрастье гордое храня:«Ужель ты думаешь, мне ново —Все, чем прельщаешь ты меня?Ты прихотлива и затейна,Но слаще вольная любовь,В дубравах, за пределом Рейна!Ты страстью распаляешь кровь,Но в ласке девушки испанской,В объятьях пленницы британскойЕсть больше неги и огня!Во дни жестокие Фарсала,Я вспомнил, как и ты, ласкалаОдна фракиянка меня;Но я забыл ее лобзанья,Ее приманчивый напев,Храня всегда воспоминаньяО днях блаженного свиданьяС одной из гордых галльских дев!Прощай!»Она дрожит от гнева,Ее изменены черты.«Когда тебе любая деваМилей, чем я, зачем же тыМой принял вызов? ПосмеятьсяТы надо мной хотел? ТебеСпокойно с жизнью не расстаться!Твоей мучительной судьбе,Твоей неумолимой казниВсе ужаснутся!»

Без боязниОн смотрит на лицо ее.«Ты надо мной властна, быть может,И тело бедное моеБезжалостный палач изгложет.Но все ж я – прав. Что обещал,Я, в эту ночь, исполнил честно:С тобой я, как тебе известно,До третьей стражи разделялТвои, царица, вожделенья,Как муж, я насыщал твой пыл…Что ж! Я довольно в мире жил,А ты – свершай свои решенья!»

И он, суровый сын войны,Клеврет Великого Помпея,Спокойным взором, не бледнея,Встречает гневный взор жены.Безмолвно, ярость подавляя,Та бьет по меди молотком,И звуки, стражу призывая,Звеня, разносятся кругом.Раскрыты завесы у двери.Рабы, как на веревках звери,Вступают в золотой покой;И, грозной стражей окруженный,В свое раздумье погруженный,Проходит воин через строй.Палач у входа. Но царицаУже зовет своих рабынь;Бежит невольниц вереница,Неся одежды, пух простынь,Фиалы тонких умащений…Бледнеет тень ночных видений…И вновь, прекрасна и ясна,На пир готовится она.

5