Дозор (5 романов) - Сергей Лукьяненко

– Тапай, если вдруг, – ответил Вовик, еще раз зыркнул на меня – и растворился в толпе вместе с подругой.

– Что за дурацкий сленг? – спросил я.

– Обычный, – ответила Надя и шмыгнула носом. Глаза у нее были красные. – Ты зачем пришел, папа?

– Надя, пошли домой, – сказал я.

– Зачем?

– Надя, мама будет волноваться, – попытался воззвать я к доводу, который безотказно работал в ее десять лет.

– А при чем тут мама и ты? – спросила Надя.

И у меня в груди стало совсем холодно и нехорошо.

– Надя, я не пойму, что происходит, – сказал я. Музыка резала уши, небо на потолке-экране затягивали тяжелые темные тучи. – Давай поговорим в другом месте.

– Чем это плохо?

– Тем, что это не место для Высшей Иной! – не выдержал я.

Надя засмеялась. И если вначале это был просто тихий смех, как от удачной шутки, то уже через мгновение он превратился в истерическое хихиканье.

Ненавижу женские истерики! Это совершенно нечестный прием в отношениях между мужчинами и женщинами!

Хуже женских истерик – только мужские.

– Для Высшей Иной? – повторила Надя. – Для Иной? Папа… папочка, ну ты влил! Папа… после того, что ты сделал с нами – ты еще можешь произносить слово «Иной»?

Она так и ушла в толпу, продолжая смеяться и проводя рукой по лицу, будто смахивая слезы.

А я стоял и смотрел ей вслед.

Потом перевел взгляд на Кешу.

– «Вы Антон Городецкий… – сказал я. – Вы нас… вы нас всех…» Что я «всех»?

– Не знаю, – ответил Кеша.

– Почему Надя с тобой даже не заговорила?

– Она меня не видела.

Над головой загрохотал гром. И застучали тяжелые дождевые капли. Я подставил им руку… капля упала на ладонь и исчезла. Дождь был, но он был иллюзией – как и тучи над головой.

Как все здесь.

– Почему она не видела тебя, Кеша?

– Потому что это ваше предвидение, Антон Сергеевич, – ответил юноша. – И ваш сон.

Он развернулся и тоже исчез в толпе – такой же пухлый, неуклюжий и некрасивый, как и в детстве.

И похоже, такой же одинокий и несчастный.

– Это неправда! – закричал я.

И проснулся.

Почему-то – молча.

Низкий потолок дешевенькой лондонской гостиницы. Англичане вообще живут в домах крошечных, будто почтовые марки. Наверное, чтобы проще было их оборонять, ведь «мой дом – моя крепость». В окошке брызжет солнечный свет. Утро, хотя и раннее…

Я глянул на часы – всего семь утра местного.

Потом посмотрел на стоящий на тумбочке деревянный кубок от сэра Эразма. Может быть, было виновато пиво, а может быть, сто грамм коньяка, который я добавил за просмотром телевизора, перед тем как лечь спать, но когда мне захотелось выпить воды – я распаковал подаренный кубок и выпил воды из него. Причем не просто так, а с глубоким убеждением, что после этого услышу первое пророчество Дарвина.

Насчет его пророчества ничего не вышло. А вот собственное я получил.

Или все-таки нет?

Что это было – очень яркий и реалистичный сон, возникший от гремучей смеси алкоголя, усталости и массы впечатлений?

Пророчество?

Я могу предвидеть будущее, как и любой Иной, как любой человек, в конце концов. Даже лучше многих, в свое время Гесер всерьез советовал мне специализироваться на предсказаниях. Но и просто дурацкие сны мне снятся – тоже как любому человеку.

Размышляя об этом, я сходил в туалет, принял душ (все очень компактно было втиснуто в два квадратных метра – и эти люди попрекали Советский Союз за «хрущобы»?). Оделся и задумчиво спустился вниз, в полуподвал, где располагался маленький отельный ресторанчик. У официантки, которая суетилась в зале, наливая постояльцам кофе и убирая грязную посуду, было такое обыденное лицо, что я поздоровался с ней по-русски. И угадал.

– Ой, здравствуйте, – почему-то засмущалась она. – Вам чай или кофе?

– Кофе, – кивнул я, приглядываясь к выложенной на столе снеди.

– Кофе не очень, – тихо прошептала девушка, подавшись ко мне.

– Все равно, – так же тихо ответил я. – Проснуться надо.

– Лучше я вам растворимого принесу, – пообещала девушка и исчезла на кухне.

Я взял себе йогурт, кусок хлеба, пластик сыра в герметичной упаковке (чеддер – это чеддер!) и омлет скрэмблинг, который представляет из себя высшую форму надругательства над яйцами, которую только смогли изобрести в Европе.

Но по крайней мере он был горячий.

Присев за угловой столик, я подцепил вилкой комок разваливающейся омлетной массы. Придирчиво осмотрел и отправил в рот. На вкус лучше, чем на вид…

И тут запахло кофе. Хорошим настоящим кофе, а никак не растворимыми химикалиями. И огромная чашка восхитительного кофе оказалась передо мной.

– Спасибо, – сказал я, поднимая глаза.

Арина, улыбаясь, забрала у меня тарелку с омлетом и отставила на пустой столик. Сказала:

– Не кушай эту гадость. Это я тебе как ведьма говорю.

И протянула другую тарелку – с яичницей-глазуньей, прожаренной в самую меру, так что желток загустел, но остался жидким, посыпанную мелко нарезанным зеленым лучком и с угадывающимися в толще кусочками обжаренного сала. Перед собой Арина поставила еще один кофе.

– Скушай заячий помет, он ядреный, он проймет? – уточнил я. Поскольку Арина на стихи Филатова отреагировала удивленным поднятием бровей, то вздохнул и сказал: – Ты же уже не ведьма, ты Светлая.

– Ведьма бывшей не бывает, – вздохнула Арина. – Как спал, Высший?

Вначале я отправил в рот поджаренное яйцо и запил его большим глотком кофе. Потом сказал:

– Твоя работа?

– Что именно? – удивилась Арина.

– Мой сон.

– Я не знаю, что тебе снилось. – Она покачала головой и нахмурилась. – Что-то неприятное? Пророческое? Я в твои сны не вмешиваюсь.

– Так, ерунда, – отмахнулся я и в два глотка допил кофе.

– Принести еще? – спросила Арина.

– Слушай, ты не официанткой в Лондоне подрабатываешь?

– Увы, у меня нет рабочей визы, – усмехнулась Арина. – Это исключительно благотворительность. Вид у тебя какой-то мятый.

– Мне снился кошмар, – неохотно признал я. – Ничего особо информативного. Просто выросшая Надька… такая… странная… как все подростки, наверное… Неприятная, скажу честно. И она меня обвиняла. В том, что я что-то сделал с Иными.

Лицо Арины стало серьезным. А произнесенные слова еще больше убедили меня в том, что она относится к этому сну серьезно.

– Ерунда, Антон. Бывают просто сны. Ты можешь рассказать подробнее?

– Нет, – покачал я головой. – Ладно, оставим это. Ты не знаешь, феи – есть?

– Э… – Арина запнулась. – Не знаю. Скорее, конечно, нет, но рядом с Кенсингтонским садом это говорить как-то неприлично.

– Я вчера шел в отель и увидел на поваленном дереве маленького мальчика. Он играл на свирели, а вокруг него роились какие-то светящиеся букашки. Увидел меня, оскалился и убежал.

– Убежал или улетел?

– Вот уж чего не знаю.

– И ты решил, что наткнулся на Питера Пэна?

– Да фиг его знает, что я подумал!

– Инверсия. И проекция.

– Что?

– Инверсионный след. Сколько людей читало сказку про Питера Пэна? Сколько детей смотрело мультик или кино? Какое количество из них представило себе Кенсингтонский сад и Питера? Сколько среди них было явных и потенциальных Иных?

– Мы не можем сотворить людей.

– Любая баба это может, – усмехнулась Арина. – Но в данном случае речь о другом. Образ – а он достаточно визуализирован, проецируется на точку, где и без того огромная концентрация Силы. Начинается возбуждение Силы по слоям Сумрака. Энергия стабилизируется на высоком уровне. Можно посчитать по распределению Больцмана, тут все почти равнозначно термодинамическим уравнениям, даже постоянную Планка можно использовать. Только для Сумрака она называется Кентерберийской Константой.

Я поймал себя на том, что сижу с открытым ртом, в котором держу вилку с нацепленным на нее куском яичницы. Торопливо захлопнул рот, больно укусил при этом вилку и шепотом выругался.

– Это обычный механизм появления привидений, – продолжала Арина. – Неужели Светлые нынче этого не учат?

– Нет, – признался я. – Да и Темные… наверное.

– Ну и зря, – сказала Арина. – Практической пользы никакой, но неужели тебе не интересно, откуда возникают призраки, как живет Сумрак, какие заклинания и в какой точке будут наиболее эффективны?

– Я даже не знал, что это можно… – я запнулся, – превратить в формулы.

– А ведьмы всегда это знали, – сообщила Арина. – Неужели ты думаешь, что ведьма – это грязная страшная бабища, которая варит в котле неаппетитные субстанции и бормочет «бамбара-чуфара, пикапу-трикапу, лорики-ерики»?