Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

Скальтер взбежал по насыпи и, отчаянно размахивая руками, кинулся к главной взлетно-посадочной полосе аэродрома. Красные сигнальные ракеты взметнулись над полем авиабазы. Как кровью, истекая дымом, тяжело накренив крыло, «Волчонок» уже заходил на посадку. Шум его пульс-реактивного двигателя стал каким-то прерывистым, с небольшим хлопком в конце каждого цикла.

Шасси же все еще оставались плотно прижатыми к его днищу.

— Вверх! Вверх! — кричал Скальтер что было сил.

Он выскочил бы на камнебетонное покрытие, если бы не рванувшийся за ним Артон, который в последний момент успел схватить его и повалить лицом вниз всего в нескольких шагах от взлетно-посадочной полосы.

«Волчонок» уже спустился к самой земле и пролетел прямо над их головами. Почти заглушив двигатель, он начал опускать хвостовую часть так, чтобы приземлиться на колеса шасси, которых там в действительности не было.

Низ хвостовой части принял на себя первый удар. Раздался пронзительный визг стачиваемого о камень металла. Вместе с искрами вверх полетели куски обшивки и частицы камнебетона. Тут же хвост машины подбросило, и «Волчонок», перевернувшись в воздухе, со всего маху ударился носовой частью о землю. Перехватчик буквально развалился от столкновения, срывая со своего фюзеляжа алюминоидное покрытие. Левое крыло сначала смялось, а затем и вовсе отлетело в сторону. Этим ударом снесло сопла пульс-реактивного двигателя, и, теперь, извергая из себя огонь, он окончательно смял и так уже покореженную кабину. Наконец, оторвавшись от фюзеляжа, двигатель сдетонировал, и кипящий поток жидкого пламени, устремившись за ударной волной, мгновенно разлился по взлетной полосе.

Наблюдая все это сверху, на шесть часов от места крушения, Дэрроу не мог поверить своим глазам. Он только что выпустил свои шасси, и это действие, совершенное в обратном направлении к ходу самолета, еще более снизило его скорость. Но теперь вместо посадочной полосы перед ним предстали озеро огня и разбросанная куча железных обломков.

— «Охота Четыре», прекратите посадку!

Дэрроу ударил но ручке аварийного ускорения и направил свой «Волчонок» максимально вверх. Самолет вздрогнул, но подчинился приказу, хотя казалось, что даже техника уже смертельно устала от этого затянувшегося полета. Пилот потянул на себя рычаг управления.

Послышался визг реактивных турбин, и «Охота Четыре», пройдя всего в нескольких метрах над чернеющими внизу обломками, на несколько мгновений оказалась в полыхающем пламени пожара, который бушевал на поле аэродрома. Кабина Дэрроу мгновенно почернела от копоти. Когда же самолет вынырнул из клубов дыма, пилот увидел пляшущие языки огня на его крыльях.

— Прошу запасную полосу! — закричал он.

— Полоса свободна! — откликнулся вокс.

Дэрроу выполнил разворот, набрав высоту и заложив настолько крутой вираж, насколько это было возможно. Двигатель не заглохнет. Нет. Только не сейчас. Рычаг управления словно налился свинцом. Пилот заходил на запасную посадочную полосу. Быстро, но уверенно. Он сделает это сейчас.

Красные огоньки побежали по панели приборов. Дэрроу почувствовал, как самолет дал легкий крен, — мотор загорелся. То ли из-за отсутствия топлива, то ли из-за недостаточно высокой скорости — он не мог знать наверняка. Не было времени разбираться. Да и не все ли теперь равно?

«Волчонок», наконец покинув воздушную стихию, коснулся колесами шасси неровной поверхности аэродрома. Колеса выдержали первый толчок, но, после того как самолет немного подпрыгнул, второй удар о землю оказался для него роковым. Хромированные части шасси и куски порванной резины с треском разлетелись в разные стороны. В третий раз машина приземлилась уже на днище, высекая при этом фейерверки искр. Срывая с себя обшивку, самолет еще долго скользил по полосе, но затем его носовой конус занесло вправо, и, завертевшись волчком и смяв одно из крыльев, точно оно было из бумаги, «Охота Четыре» потеряла равновесие и завалилась набок. Все это время Дэрроу, чья кабина неожиданно превратилась в бешено вращающуюся центрифугу, кричал как безумный, инстинктивно закрыв лицо руками.

Со всех концов аэродрома — от пусковых шахт, от гаражей механиков, от главного ангара — к самолету бежали люди. Аварийные машины техпомощи, включив сирены и сверкая сигнальными огнями, поднимали тучи пыли и камни гравия, когда на полном ходу въезжали по насыпи на взлетную полосу.

Джагди и Бланшер одними из первых подбежали к месту крушения.

— Назад! Немедленно назад! — закричал на них какой-то очень молодой шофер.

— Ну так вытаскивай его сам! — крикнула в ответ Джагди и с раздражением оттолкнула в сторону его руку, которую он вытянул, чтобы преградить им путь.

Верх кабины лежащего на земле самолета толчком изнутри открылся, и изможденный пилот, ухватившись руками за борт «Волчонка», с заметным усилием вылез оттуда. Окруженный кучей обломков, его самолет почти что лежал на боку, придавив собой сломанное крыло. Бессмысленно мотая головой, пилот сделал несколько нетвердых шагов в сторону подбегавших к нему людей, в то время как уже показались аварийные команды с пожарными шлангами.

Его совсем еще юное лицо за время полета почернело от копоти и машинного масла, и когда он снял с себя дыхательную маску, то чистая, розовая кожа под ней стала казаться причудливым пятном. Еще не совсем придя в себя, он рассеянно взглянул на Джагди и Бланшера.

— Вот дерьмо! — только и смог произнести он.

— Поздравляю с удачным приземлением, — сказал Бланшер, протягивая ему руку для поддержки.

У молодого летчика вдруг подкосились ноги, и он, весь дрожа, буквально повис на предложенной ему руке.

— Удачное… приземление?.. — переспросил он, закашлявшись.

— Ты ведь вышел из самолета, не так ли? — улыбнулся Бланшер.

День 253

Один из районов Внутренней пустыни, 10.10

«Ярость Пардуса» теперь уже не подавала никаких признаков жизни. Последние сто километров подозрительное чихание в работе мотора то и дело сопровождало естественный шум бронемашины, а игольчатые кристаллы охлаждения двигателя еще километров за двадцать до его окончательной остановки покрылись слоем раскаленного красного песка. Водителю удалось увести машину немного в сторону от главной дороги конвоя, прежде чем мотор издал последний предсмертный хрип и покрытый неувядаемой славой боевой танк типа «Завоеватель» тяжело накренился и замер, будто решив немного передохнуть после тяжелого перехода.

Бархан из мельчайшего сухого песка под тяжестью шестидесяти двух тонн стал медленно оседать, заставляя накренившийся танк все глубже зарываться левой гусеницей в свою толщу.

Ле Гуин обошел машину, чувствуя на лице жар, исходящий от громады бронированного корпуса. Внутри несколько раз звякнули гаечные ключи, и из заднего люка показалось красное, мокрое от пота лицо полкового аварийного механика.

— Ну?.. — спросил Ле Гуин.

— Охладительная эмульсия вся высохла, и блок главного цилиндра просто расплавился. Слишком быстрые и долгие переходы. А тут еще этот песок кругом…

Ле Гуин кивнул:

— Снимите с танка все, что подлежит перевозке и можно как-то употребить: боеприпасы, электрические батареи, вокс, вращающиеся зенитные установки. Не забудьте также остатки воды и горючего. Снимите все это и перенесите на наши транспорты. И смотрите не мешкайте, рядовой!

— Есть, капитан.

Ле Гуин взглянул на лейтенанта Клодаса, командира «Ярости». Его водитель, стрелки и заряжающий, сняв шлемы, стояли рядом как на похоронах — одной притихшей, скорбной группой. Было видно, что Клодас с трудом сдерживает слезы.

— Пожалуйста, Клодас, не расходуйте воду понапрасну, — язвительно заметил Ле Гуин. — У нас ведь еще чертовски долгий путь впереди.

Клодас лишь шмыгнул носом и молча кивнул в ответ. Ле Гуин сразу пожалел, что так сурово обошелся с младшим офицером, ведь утрата стального коня — а он это хорошо знал — для танкиста равносильна потере лучшего друга, брата, родителя и верного пса, вместе взятых. Танкисты жили в своей машине, сражались в ней, из нее они убивали врагов, а в минуты опасности только на нее была последняя надежда. Как правило, они чувствовали себя в неоплатном долгу перед своим стальным другом и, даже зная его слабые места, никогда не сомневались в его колоссальных возможностях. Оставить свой родной танк вот так, на обочине дороги в пустыне, должно было им казаться почти что преступлением.

Кроме того, просто как образцы военной технологии, эти танки были бесценны. Из тех подлинных, оригинальных моделей прежних времен в боевом строю осталось всего лишь несколько единиц. Великие миры, славные своим кузнечным промыслом, конечно, производили бронемашины современного типа, причем так быстро, как только были способны, но оружейное искусство далекого прошлого казалось теперь уже безвозвратно утраченным в силу того, что технические секреты, обычно никем не записываемые и передаваемые от мастера к мастеру, со временем неизбежно забывались. Ле Гуин на собственном горьком опыте убедился, что уже никто на мирах-кузницах не может изготовить сдвоенную лазерную пушку для истребителя танков.