Дом на горе - Константин Сергиенко

— Здорово? — крикнул Лупатов.

Мы выбрались на берег, отжали одежду.

— А ты говоришь, Рыжая! — произнес он внезапно. — Замерз? Ничего, придем отогреемся.

Мы залезли на сеновал, натянули штаны, рубашки и спрятались под холодные одеяла.

— Болтает, — проворчал Лупатов. — Стал бы я ей писать. — Но в голосе его слышалось довольство.

Какой-то неверный трепещущий свет подобрался к дверному проему. Звезды исчезли, их заслонила желтая неверная накипь. Еще через минуту завыла сирена. Мы кинулись к лестнице.

— Пожар! — сказал Лупатов.

Горел колхозный клуб. Вокруг уже суетились люди. С надсадным ноем подвалила дряхлая пожарка. Из нее никак не удавалось вытянуть шланг. Старый деревянный клуб украсился хрипящими дымными языками.

Вот как взялось! — охали женщины. — Там же бензин, ацетон у художника!

Из «газика» выскочил председатель.

— Аппаратуру выноси! — крикнул он зычно.

Из раскрытых дверей тащили какие-то ящики, стулья, картины.

— Я тебе говорил! — кричал председатель на элекрика.

— При чем здесь я? — оправдывался тот. — Молния припаяла.

Несколько смельчаков разбирали баграми крышу. Из кинобудки на тросах спускали аппараты. Поток воды из брандспойта врезался белым столбом в красно-желтое месиво. К небу взметнулся пар.

— Зубасто, зубасто! — говорили в толпе.

— Все равно новый строить, — мрачно сказал председатель.

Завороженно смотрел я на огонь. В пожаре есть зловещая привлекательность. В дыме и мечущихся языках пламени чудятся какие-то фигуры, там взрываются снопы искр, что-то сипло шипит и ухает, а когда в схватку с огнем вступает вода, клубы белого пара раскатываются во все стороны.

Подбежал Лупатов, сказал возбужденно:

— А книги-то твои тю-тю!

— Какие книги?

— Библиотека на втором этаже. Забыли. Теперь уж небось горят.

Я стоял молча.

— Ну что? — Глаза его сверкнули. — Пойдем?

— Куда? — спросил я.

— Книжки спасать. Я знаю, как с той стороны влезть по дубу. Лазил когда-то.

Я застыл в нерешительности.

— Ну и нечего, — сказал он презрительно. — А то книги, книги. Шиш тебе, а не книги.

— Пойдем, — пробормотал я.

Мы обежали клуб и оказались у левого торца, затененного большими деревьями. Здесь никого не было.

— За мной! — крикнул Лупатов и ловко полез на дерево.

Не знаю, какая сила вознесла меня наверх. Я совсем не умел лазить по деревьям. Но тут под каждую ногу ладно попадался сучок, а из окна библиотеки уже подавал руку Лупатов. Он разбил стекло и распахнул раму.

В комнате стоял горький дымный смрад. От одной стены явственно несло жаром.

— Кидай! — крикнул Лупатов.

Мы стали швырять книги в окно. Я хватал их в охапку, они рассыпались, падали под ноги, а потом, раскрывшись веером, исчезали в темноте.

— Блином швыряй! — дал совет Лупатов. — Чтобы не рвались!

Но «блином», по одной, оказалось не споро. Мы принялись вываливать книги грудами.

Внезапно треснула, распахнулась дверь. Вместе с клубом дыма в комнату ворвался человек.

— Кто тут? — крикнул он. — Воруете?

— Спасаем, баран! — ответил Лупатов.

— Ты, Леха? Орел! Ну, давай, давай! Библиотекарша плачет.

Подоспел еще один человек. Полки быстро пустели. Но вот в дверном проеме нехотя обозначился желтый язык.

— Все! — закричал человек. — Мотаем!

Но я не мог остановиться. Я хватал книги и все бросал, бросал их в окно.

— Чумной, что ли? — прошипел Лупатов и толкнул меня в спину.

Вниз я слез с ловкостью обезьяны. В голове гудело, громыхало в груди. К дереву подошел председатель, поднял какую-то книгу, полистал.

— Гарно, гарно, — сказал он. — Выпишу премию хлопцам. Этого узнаю, Лешка Лупатов. А этот?

— Мой друг, — с достоинством ответил Лупатов. Председатель повернулся ко мне:

— Ну, друг, выстроим новый клуб, приезжай книжки читать.

Трещало и рвалось над нами свирепое пламя. Раскрытые книги изумленно глядели на свой гибнущий дом и жались к теплой земле.

Через день я собрался уезжать. Меня непреодолимо влекло в Сьяново, это странное место, где оживали видении прошлого, где бродила строгая девушка с тайной в черных глазах. Мне многое нужно было узнать.

— Вали, вали, — сказал Лупатов. — Только врешь ты про все. Зеландию свою, хренландию, цветные телевизоры.

— Вру, — согласился я.

— Гуляй, — сказал Лупатов. — Я не против. Темнишь ты, Царевич. Я все-таки друг, главный брат. Иль ты забыл?

— Не забыл, — сказал я.

— И что за дурь в башку влезла? Главный брат… Какой, к черту, брат? Я так понял, человек должен один. Когда в больнице лежал, надо мной белый был потолок. И больше ничего. Вот так. Смотри и плюй в потолок. Сестра мне говорит: «Какие вы взрослые». Я спрашиваю, кто это мы? «А все вы с Горы». Ты понял? Все мы с Горы. Навсегда припечатано. Лежи и плюй в потолок. И больнице я это понял. А ты темнишь. Тоже свое мотаешь.

— Когда-нибудь расскажу, Леша. Сейчас я и сам не знаю. Меня по каким-то волнам несет.

— Смотри, чтоб не унесло.

— А почему? Пускай! Мне всегда кажется, с нами что-нибудь произойдет. Необычное…

— Ни хрена… Нету ничего.

— Ты ошибаешься, Леша! Надо только терпеть.

— Ни хрена, — повторил он.

Мы молча дошли до автобусной остановки. В сумке моей лежали еще горячие пирожки, испеченные на дорогу. «Приезжай, Митенька, приезжай. Уж так тебя Леша любит. Всегда говорит, вспоминает». Каменное пожатие Лупатова-старшего. Растрепанный пес Жулик, выскочивший за нами на дорогу. Запах застоявшейся воды от пруда и гаревой ветерок от руин клуба. Пыльная остановка, громыхающий желтый автобус. Гомон лезущих в двери женщин. Неправдоподобно синее небо июля. Тоскливый взгляд Лупатова, кривая усмешка. Нехотя поднятая рука. И опять песик Жулик, прыгающий к этой руке в бездумной собачьей веселости…

Как мне хотелось бы путешествовать, не зная преград, во времени и пространстве! Я бы тогда посетил многие страны, разные эпохи. Недаром я выдумал про Новую Зеландию. Новая Зеландия и Австралия — страны моей мечты. Они когда-то принадлежали Британской империи. На эти далекие земли англичане ссылали осужденных на долгое заключение. Но ведь не всегда приговоры были справедливыми. Вспомним хотя бы капитана Блада. Ведь он стал пиратом поневоле, потому что ему вынес суровый приговор злобный судья Джефферс. И был еще один знаменитый человек, осужденный невинно. Нед Келли по прозвищу Железный Келли. В трюме парусника его отвезли в Австралию, но там Келли бежал. Посреди австралийских пустынь простираются заросли высокого кустарника. Эти места называются «баши». Беглецы скрывались в «башах» и назывались «башрэнжерами». Башрэнжером стал и Нед Келли. Он собрал отряд смельчаков и нападал на банки и магазины. Нед Келли был справедлив, частью богатств он делился с бедняками. Полиция стала охотиться за Недом Келли. Тогда Келли смастерил себе стальной пуленепробиваемый доспех. На голову он надевал подобие глухого рыцарского шлема с прорезями для глаз. Нули отскакивали от Неда. Его прозвали Железный Келли. Однажды Келли поспешил на выручку красивой девушке. Ее силой увез богатый скотопромышленник. Келли вступил в бой с охранниками, целой бандой. Он вышел на открытое место, поднял свой кольт и крикнул: «Стреляйте, трусы, я железный!» И пошел на охрану. Она бессмысленно палила из ружей и револьверов, но Келли только смеялся. Он застрелил скотопромышленника и спас девушку. Нед Келли погиб только тогда, когда полиция обстреляла его жилище из самой настоящей пушки.

Но почему я вспомнил про Железного Келли? Не потому ли, что и мне хотелось бы выйти бесстрашно на защиту юной красавицы и крикнуть насмешливо: «Стреляйте, трусы!» К сожалению, времена личной отваги пришли. Сейчас все сводится к мелкой драке. Ну проломят голову железной трубой, как Лупатову. Где дуэль, рыцарский поединок? Все это безвозвратно утеряно. Где прекрасные пленницы, заточенные в сумрачных башнях? Где таинственные незнакомки в черных полумасках, посылающие издали непонятный знак? И вот я, миленький, тщедушный, трясусь в пыльном автобусе и с опаской отодвигаюсь от крепкого белобрысого подростка, бросающего насмешливые взгляды и метко сплевывающего шелуху на мои колени…

— Гек вернулся!

Радостный вопль подбросил вверх Бернара. Пудель сделал немыслимый собачий кувырок и кинулся ко мне имеете с хозяином. Они облапили меня с обеих сторон.

— А я думал, ты не вернешься!

Роман был в восторге. За эти дни он прибавил загара, волосы выгорели еще больше, а веснушки утвердились на лице в виде золотистых крапин. — Ну как тетка, разобрался?

Он потащил меня к холодильнику.

— Я один. Машка смылась, Юлька в городе. Но скоро приедут. Послезавтра Купальная ночь. Смотри, тут сосиски, сыр, яйца. Не пропадем. Ты мне вчера приснился. Иду по берегу, а ты навстречу. Я кричу: «Гек! А ты мне: «Какой я тебе Гек, я Буальдерит Бурателло». Не знаешь, кто это такой, Буальдерит Бурателло?