Пути-перепутья - Федор Абрамов

Егорша уж помалкивал, виду не подал, что Фокин знает его как облупленного. В войну комсомолом в районе заправлял – на сплаве за один багор бревно таскали. Хрен с ним, раз надо инкогнито навести, наводи.

Отчеканил:

– Так точно, товарищ секретарь, из Пекашина. А лучше сказать, из Заозерья, поскольку Заозерье место рождения.

– Из Заозерья? А ну-ко, зайди, зайди.

Когда они оказались вдвоем в кабинете, Фокин, глубоко сунув руки в карманы галифе, спросил:

– Ты чего ж это, Суханов, райком компрометируешь, а?

Егорша вздрогнул: политика!

– Был у тебя на похоронах Тарасов?

– Был.

– В каком состоянии был?

– Да вроде так… нельзя чтобы сказать…

– Нельзя сказать… А ты скажи! Чему тебя три года в армии учили? В дымину, без задних ног был Тарасов. А ты что сделал? На народ распьянющего работника райкома выставил? Вот, мол, полюбуйтесь… Так?

– Виноват, товарищ секретарь, – упавшим голосом сказал Егорша. (Чего говорить – сухой, коли в куче дерьма сидишь.)

– То-то! – погрозил пальцем Фокин и подошел к зазвонившему телефону. Зарудный? Здравствуй, товарищ Зарудный. Ну, чем порадуешь?.. (Егорша сразу догадался: директор Сотюжского леспромхоза звонит.) Так, так, закончили прокладку дороги до Росох? На пять дней раньше? Это хорошо… Хорошо, говорю. А где лес?.. Лес, спрашиваю, где? Кубики… Ты мне брось на всякие причины ссылаться. Стране лес нужен, а не причины. Понял?

Ничего нового в самом разговоре для Егорши не было. Сколько он живет на белом свете, столько и разговоры про лес слышит. Поразил его Фокин. Лет восемь назад, когда он, Егорша, начинал свою трудовую жизнь, кто бы всерьез принял Митьку Фокина! Приедет к ним на Ручьи, только у него и дела, что зубы тебе заговаривать да клянчить насчет повышенного обязательства. Просто как бес вьется вокруг тебя в делянке. А теперь наоборот: ты вокруг него вьешься. А он горло поставил – не хуже Подрезова погромыхивает.

Когда Фокин повесил трубку и сел за подрезовский стол, Егорша с видом человека, очень хорошо понимающего главные заботы районного руководства, спросил:

– Чего-то не пойму, товарищ секретарь райкома… Все в части леса жалобы… Недооценка момента…

– Лес действительно поблизости вырублен, – сказал хмуро Фокин.

– Есть лес, товарищ секретарь. Мы на днях грибную вылазку делали – хорошую древесину видели. Первый сорт.

– Где такая?

– В Красноборье. Под самым боком у Сотюги.

Фокин вздохнул:

– Красноборье – лес колхозный…

– Но, как говорится, государственные интересы у нас превыше всего… Когда колхозы не шли навстречу Родине?..

Черный фокинский глаз, как-то вразброд гулявший до этого по залитому солнцем кабинету, прилип к Егоршиному лицу. Ему сразу стало жарко: неужели ляпнул что-нибудь не то?

– Какие у тебя планы насчет работы? Решил что-нибудь? – спросил Фокин.

– Нет еще. Но хочется, чтобы направили в разрезе профессии, поскольку в армии я был водителем машины у генерала…

– У генерала? – живо воскликнул Фокин. – То-то я смотрю на тебя да все ломаю голову: с каких это пор у нас такая форма у солдат? А ты вон какой важной птицей был! Самого генерала возил… Так, так… Ну а если все-таки мы тебя в другом направлении двинем? А? Что ты на это скажешь?

На лесозаготовки, с упавшим сердцем подумал Егорша и сказал:

– Оно, конечно, лесной фронт во главе угла… Но ввиду семейных обстоятельств желательно, чтобы при доме, на широкой трассе, поскольку я только что похоронил деда…

– Значит, в колхозе решил? – сказал Фокин. – А если мы, скажем, в районе покрутиться предложим? Коммунальный отдел райисполкома знаешь? Дома, бани, пекарни, учреждения… Большое хозяйство. А скоро будет еще больше – растет у нас район. Очень важный участок. А он у нас оголен… Вот такие коврижки-коржики, – вдруг совсем весело и просто сказал Фокин. – Я думаю, хватит у тебя энергии, чтобы вытащить нашу районную коммунию. Ну а мы, райком, поможем…

Егорша взмок от всех этих слов. Он готов был пойти в пляс, вприсядку, скакать до потолка, а то и со второго этажа прыгнуть – скажи только Фокин слово.

Самое большое, на что он рассчитывал, это снова сесть за баранку райкомовского «газика», а тут вон как – на руководящую, да и на руководящую-то какую! На отдел райисполкома, в номенклатуру райкома! Было от чего закружиться голове. Правда, иной раз приходили ему мыслишки, что и он бы мог быть каким-нибудь начальником – сколько их, олухов, развелось, – но дальше завхоза или начальника снабжения мечты его не шли, потому как понимал: с его семью классами, да и то незаконченными, по нынешним временам высоко не прыгнешь.

Фокин встал, по-подрезовски заложил руки за спину, вышел из-за стола, и Егорша, стоя навытяжку, так и начал крутиться вслед за ним. Как подсолнух за солнцем. А за кем же ему крутиться? Кто когда возносил его на такие высоты?

– Значит, так, Суханов, – сказал Фокин, – дней через десять заглянешь. Попробуешь… Сперва, конечно, врио, а там уж от тебя все будет зависеть. Как поворачиваться начнешь… Ясно?

– Ясно, товарищ секретарь, Суханов-Ставров не подведет.

2

Из райкома Егорша вылетел как застоявшийся жеребец – сила распирала его. И, честное слово, не будь это райцентр, дал бы строчку на километр, на два. А райцентр – ша, замри! Зануздай и захомутай себя.

Он любил дисциплинку, любил, чтобы было кому доложить и отрапортовать. И чтобы тебе сказали: правильно, Суханов! Молодец, Суханов! В разрезе линии шагаешь! А то бы и рыкнули при случае, ежели ногу сбил.

Раньше таким человеком для него в районе был Подрезов – вот чье одобрение и похвалу хотелось всегда заслужить. А сейчас оказалось, что и Фокин ничего умеет команды подавать. Хорошо взял его попервости в работу, неплохой расчес дал.

Как раз в то время, когда Егорша выскочил из калитки райкомовского палисадника, на деревянном настиле у райпотребсоюза замаячил кумачово-закатный берет Чугаретти.

– Чугаев, – крикнул Егорша, – приставь ногу!

Чугаретти, направлявшийся к своей машине, которая стояла в заулке райпотребсоюза напротив базара, где сейчас не было ни единой души, остановился. Он был ужасно мрачен, и от него несло сивухой.

– По случаю победы рванул?

– Не, с горя, – ответил Чугаретти и обиженно, по-детски ширнул своим широким негритянским носом.

– А конкретно, в расшифрованном виде?

– Чего – конкретно? Тот, Кондраха, уперся – никаких гвоздей. Слушать не хочет.

– Кондраха – это кто? Телицын, председатель райпотребсоюза?

– Ну.

Острое, до зуда в ладонях желание борьбы охватило Егоршу. Он посмотрел на плавящееся от солнца широкое итальянское окно на втором этаже, за которым сейчас сидел Фокин.

– Где у тебя документы?

– Какие документы?

– Наряды и все протчее.

– Нема бумаг. Иван Дмитриевич по телефону вчерась договаривался.

– Айда за мной!

Кондратия Телицына по его наружности давно бы надо поставить на конюшню: чистый мерин. Лицо длинное, пухлое, желтое от оспы, нос горбылем и плешь с головы до пят. Как Невский проспект в Ленинграде, где Егорше довелось-таки раз побывать. Правда, в торговом деле Телицын дока. С дореволюционным стажем. Еще у купцов Володиных выучку прошел.

Егорша к нему в кабинет без стука и с ходу на басы:

– Это что за фокусы, товарищ Телицын? Я выхожу из райкома, а колхозный труженик, понимаешь, несолоно хлебавши от тебя… Не пойдет!

– С кем имею честь говорить? – спокойно, чуть ли не с позевотой спросил Телицын.

– Насчет чести покамест помолчим, товарищ Телицын. В данный момент твоя честь не очень чтобы очень… В подрыв колхозному строю!

– Точно, – подал откуда-то сзади голос Чугаретти. – У нас, понимаешь, снопы на молотилку не вожены, а машина где…

Егорша, не оглядываясь, махнул рукой: заткнись, тебя не спрашивают! Потом взял из пачки, лежавшей на столе у председателя, «беломорину», не спеша размял ее, остукал о стол, не спеша закурил и, мало того, сел на стол сбоку – генерал у них всегда так делал, любил почесать красную генеральскую лампасину о стол подчиненного.

Что тут поделалось с Телицыным, этого и сказать нельзя. Желтое лошадиное лицо вытянулось чуть ли не до стола, плешь пошла багровыми пятнами… Но вот что значит смелость! Стерпел, подтянул нижнюю губу и даже как-то весь подобрался.

– Не мудри, не мудри, старик, сказал Егорша и запросто, но в то же время и по-начальнически похлопал председателя по рыхлому загривку. – Кончай с этими старыми прижимами! – Намек на не очень революционное прошлое Телицына: на его службу у купцов Володиных. – Важную политическую кампанию срываешь. В показательные "Новую жизнь" выводим, а ты как помогаешь? Палки в колеса?

– Но я не могу отменять распоряжения райкома…