Маленький красный дом - Андерссон Лив

– Я не могу.

– Чушь собачья.

– Дом – все, что у меня есть.

Он встал.

– Ну, будь осторожна. И если ты что-нибудь услышишь или увидишь… позвони мне.

– А полиция?

– Даже не надейся.

Вздохнув, я нацарапала свой номер на кусочке салфетки.

– Свой не напишете?

Он взглянул на номер.

– Восемь-ноль-два? Это не местный префикс.

– Вермонт. Дом на Мэд-Дог – мое наследство. Единственное, что у меня есть, кроме машины. – При этих словах лицо Родригеса необъяснимо застыло. – Что такое? Наверняка вы и раньше встречали людей из Вермонта. – Моя попытка пошутить провалилась.

– Мэд-Дог? – спросил он.

– Мэд-Дог-роуд. Странное название, я знаю.

– Мэд-Дог-роуд в Нихле. Маленький красный домик?

– Вы знаете это место?

Краска отхлынула от его лица.

– В девяносто шестом они нашли тело Эсмеральды в четверти мили от этого дома. Ее изнасиловали и держали где-то в плену. К тому времени, когда они нашли ее задушенное, изуродованное тело, она весила около сорока килограммов.

Какой ужас. Я даже представить себе не могла, каково это было для нее, для ее семьи…

– Существовала ли связь между моим домом и смертью Эсмеральды?

Родригес пожал плечами.

– Насколько я знаю, нет. Единственным человеком, жившим там в то время, была молодая мексиканка по имени Флора Фуэнтес. Она утверждала, что ничего не слышала и ничего не видела.

– Это она нашла тело?

Родригес покачал головой.

– Человек по имени Оливер Бард. Подлый ублюдок.

Я потерла то место, куда меня ударил Оливер. Оно все еще оставалось чувствительным к прикосновениям.

– Да, я знаю Оливера. Он мой сосед. – Я замолчала, размышляя. – А вы знаете человека по имени Джет? – Когда Родригес непонимающе уставился на меня, я продолжила: – Бернард Джетсон Монтгомери. Что-нибудь есть на него?

– Нет. А должно?

– Он смотритель моей собственности. Его наняла моя мать.

Родригес встал и схватил свою тарелку и чашку.

– Извини – не знаком. Мне действительно пора.

– Пожалуйста, позвоните мне, если что-нибудь узнаете.

Я смотрела, как он выходит за дверь и идет по дороге, и задавалась вопросом, была ли Флора той женщиной, фотографию которой я нашла.

Глава двадцать четвертая

Ева ФостерНихла, Нью-Мехико – 1997 год

Вернувшись в мотель, Ева воспользовалась мобильным телефоном, чтобы связаться со своим адвокатом. От него не было никакой толку. Джим Келли был с ней с тех пор, как умер ее муж, когда Келси была еще ребенком, и обычно он выполнял ее требования со стоическим изяществом и без намека на снисходительность, которую, она уверена, он испытывал. Однако сегодня у него, казалось, закончились идеи – и терпение.

– Вы угрожали отречься от нее, если она уйдет, вы фактически отреклись от нее, вы безрезультатно наняли частного детектива, и теперь вы тратите время в Нью-Мехико в поисках своей дочери. Вы когда-нибудь задумывались о том, что Келси просто не хочет, чтобы ее нашли?

Ева прислонила голову к прохладному стеклу окна мотеля. Конечно, она думала об этом.

– Я не могу уехать, не узнав, что с ней случилось.

– Она дочь своего отца, Ева.

Он даже не представлял, насколько прав. Еве было всего пятнадцать, когда у нее родилась Келси. Конечно, ее привлекали харизма и уверенность ее покойного мужа, но что она знала о жизни? Она сама была всего лишь ребенком. В течение следующих десяти лет, вплоть до своей безвременной кончины, Лиам Фостер мучил свою юную жену. Не так, чтобы оставались видимые шрамы, он был слишком хитер для этого, а более мелкими, более коварными способами. С помощью интеллектуальных игр. И сексуальных игр. А иногда и болью. Он знал, что ей некуда обратиться. Ее религиозные родители избегали ее. Тюрьма была роскошной, а Лиам – одновременно надзирателем и спасителем. Палач и целитель. Образ бога и самого сатаны.

Ева рассеянно потерла руку. Его смерть освободила ее, но не освободила Келси. Той стало только хуже. Ее юность была усеяна предупреждающими знаками, настоящим полем психологических мин. Друзья, которые пришли однажды – и больше не возвращались. Домашние животные, которые исчезли. Ложь, произнесенная с таким ненавязчивым лукавством, что повергла бы в ужас даже самого опытного политика. Келси сделала свою мать мишенью для игр, а это маленькое исчезновение стало грандиозным финалом.

Ева уставилась на телефон в своей руке. Келси может валяться мертвой где-нибудь в канаве. Или быть в плену у какого-нибудь психопата. Еве следовало бы сильно волноваться. Но она также знала, что Келси может выжидать, расставляя ловушки для своей матери, чтобы та не сумела претендовать на победу. Ева ощущала ее присутствие здесь, в Нихле. Она хотела бы назвать это результатом сильной связи матери и дочери, однако это было больше похоже на шестое чувство, которое возникает у оленя, когда он понимает, что рядом охотник.

Она обязана была узнать, что случилось с Келси, хотя бы ради собственного спокойствия.

А вот адвокат этого не сознавал. Он видел молодую мать, умного не по годам подростка и целое состояние.

Ева выдавила:

– Я согласна с тобой, Джим, но я должна сделать все, что в моих силах.

Давний адвокат Лиама на мгновение замолчал. Когда он заговорил снова, в его голосе звучало смирение.

– Я переведу вам деньги с вашего счета. Но, пожалуйста, будьте осторожны. Я понимаю, вы хотите найти свою дочь, Ева. Я понимаю, что родители не могут успокоиться, пока не найдут пропавшего ребенка.

– Хорошо, – сказала Ева в трубку. – Если что-то случилось, я должна знать.

«И да поможет мне Бог, тогда я действительно буду свободна», – произнес тоненький голосок внутри нее. Ева закрыла глаза и отключилась от голоса. Что она за мать?

Если на секунду забыть о Лиаме и Келси – каким монстром была она сама?

* * *

Мэйберри-стрит, возможно, и считалась в Нихле хорошим районом, но, по мнению Евы, район был так себе – в лучшем случае. Недостаточную роскошь улица компенсировала протяженностью и удаленностью от шоссе. Дорога, которая подковой огибала северо-восточную часть города и наступающую пустыню, состояла из пяти длинных кварталов домов, каждый на одну семью. В одном конце располагались здания поменьше – смесь коттеджей в стиле глинобитных домиков и одноэтажных строений в стиле крафтсман. Самые красивые особняки были в восточном конце улицы, так что Ева сосредоточила свои усилия именно там. Она нашла телефонный справочник в местной библиотеке, но адреса Кайла Саммерса в нем не было. Ей оставалось наблюдать – и надеяться.

Она провела полчаса, припарковавшись в предпоследнем квартале Мэйберри, обдумывая следующие шаги. В 2:37 женщина на «Вольво» подъехала к одному из больших домов, остановилась на подъездной дорожке и направилась внутрь. Хорошо одетая и седовласая, она шла к входной двери с уверенностью человека, который здесь живет. Ее присутствие навело Еву на мысль.

Ева завела двигатель и въехала позади «Вольво» на подъездную дорожку, ведущую к дому. Она вышла и уверенно зашагала вперед, подойдя к входной двери как раз в тот момент, когда женщина открывала ее.

Женщина взглянула на Еву.

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Кайл попросил меня зайти.

Она улыбнулась.

– Кайл? О, вы, должно быть, имеете в виду Кайла Саммерса. Боюсь, вы ошиблись домом.

Ева прочитала цифры на стене здания.

– Я уверена, что он сказал «четыре – шестнадцать по Мэйберри».

Улыбка женщины стала шире, смягчая суровые черты лица.

– Четыре – сорок восемь. Тут легко перепутать.

Ева улыбнулась в ответ.

– Спасибо. Да, видимо, перепутала.

* * *

Четыреста сорок восьмой по Мэйберри оказался нуворишской версией греческого Возрождения. Расположенный на заросшем кустарником участке площадью в пол-акра, с едва заметным намеком на ландшафтный дизайн в виде заросших сорняками бордюрных клумб, он получал очки за размер, а не за стиль. Ева сидела в своей машине, глядя на дом. Его показная внешность едва ли кричала о похитителе. С другой стороны, напомнила она себе, у нее не имелось ничего, кроме внутреннего чутья, говорившего ей, что Келси была похищена. Та вполне могла бы отсиживаться в этом месте, обкуренная до потери рассудка и трахаться с этим Кайлом Саммерсом, как какая-нибудь бродяжка, выкидывающая фокусы в наркопритоне.