Золото Бешеного - Виктор Доценко

Волошин наконец пришел в себя и с удивлением обнаружил, что лежит на обшарпанной кровати в каком-то незнакомом помещении с бревенчатыми стенами. Как он сюда попал? Попытавшись восстановить цепь событий, старик ничего не мог вспомнить, кроме того, что был вывезен из клиники. Впрочем, постепенно в памяти всплыла дача, куда его сначала доставили, правда с этой — никакого сравнения. Что же случилось? Где охрана?

Волошин попытался кого-нибудь позвать, но в горле першило, а во рту ощущался странный металлический привкус. Он с трудом пошевелил рукой, поднес ее к лицу — все еще забинтовано. На тумбочке рядом стоял графин и граненый стакан с водой. Старик попробовал приподняться, но тело не слушалось, руки и ноги едва шевелились, словно ватные. Собрав все силы, Волошин, изнывая от жажды, потянулся к стакану, но он словно прирос к столу. Волошин, не на шутку разозлившись, изо всех сил дернул стакан к себе — он упал и разлетелся на мелкие кусочки. Звон разбитого стекла взрезал мертвую тишину.

— Так! — прозвучал трубный голос. — Хулиганим?

Волошин скосил глаза и увидел миловидную женщину внушительных габаритов. Несмотря на деланно сердитый тон, глаза ее улыбались.

— Пить захотелось? Мог бы и позвать! — пророкотала она.

Из горла Волошина вырвался лишь натужный хрип.

— Ладно, сейчас я тебя напою. Она вышла и тут же вернулась с пластмассовой кружкой в руках.

— Теперь роняй сколько хочешь! — Женщина улыбнулась, налила из графина воды и, осторожно поддерживая Волошина се спины, поднесла кружку к его губам. — Пей, родненький, пей! — сказала она, заметив, как тот жадно глотает воду. — Меня Зиной зовут.

Волошин напился, и Зина осторожно опустила его на подушку.

— Где я? — чуть слышно прошептал он.

— У добрых людей, в доброй хате! — Она снова улыбнулась.

— Как я сюда попал?

— Отдыхайте, вам нельзя много говорить. Сейчас я принесу куриного бульончика и покормлю вас, хорошо? — Женщина тут же встала и вышла из комнаты.

Похоже, опасность ему пока не грозит, промелькнуло в голове Волошина. Но где он? Раз не у приятелей, значит, у врагов, и наверняка они тоже охотятся за его тайной. Что ж, господа «добрые люди», напрасно только время потеряете.

— А вот и супчик! — В мощных руках Зинаиды эмалированная миска казалась игрушечной.

— Я не хочу есть, — прошептал Волошин.

— А вот это мне лучше знать! — заметила женщина. — Откушаете, а потом я примусь за ваши боевые раны. Что с лицом-то случилось, обожглись, что ли?

— Нет, порезался! — Он чуть заметно усмехнулся.

Коль скоро эта женщина, приставленная за ним ухаживать, не знает о пластической операции, то, вполне вероятно, его пребывание здесь — просто недоразумение. В душе Волошина затеплилась надежда, и он не стал противиться.

— Вот и хорошо! Я знала, что вам понравится. Я ж отлично кухарю!

— А кто еще в доме?

Теплый бульон оказал благотворное действие. В горле перестало першить, язык стал двигаться веселее.

— Ну, муж! — пожав плечами, ответила женщина. — Зачем вам знать, аль деру дать надумали? — Она криво усмехнулась и поднесла к его лицу огромный кулачище: — Только попробуйте!

— Куда уж мне? — Волошин улыбнулся. — Просто из любопытства.

— И что вы такой любопытный? Сказала ж, у добрых людей. Лежите смирно, и худа не будет. Вот подлечу вас маленечко, и разбежимся. Как у нас говорят: зад об зад — кто дальше скачет! — Она рассмеялась, да так громко и весело, что, казалось, стены ходуном заходили.

— Ты чего это, Зин?

Дверь в комнату распахнулась. В первый момент Волошину привиделся огромный карлик, но оказалось, это был просто мужик без ног.

— Да это я так, шуткую! — ответила женщина. — Хорошо, что пришел, а то наш приятель меня вопросами засыпал: кто да что! А чего это ты. Мука, не на машине? Тебе такой личный транспорт подарили, а ты брезгуешь!

— Почему же брезгую? Просто решил размяться немного. Слушай, я, как узнал, сколько она стоит, так даже сесть испугался: вдруг чтонибудь сломаю?

— Чудак человек, помнишь, что сказал мастер? У этого кресла все так устроено, что испортить его невозможно. А управление вообще рассчитано на дураков!

— Не понял! — с шутливой угрозой в голосе произнес он.

— Родненький мой, да я не тебя имела в виду. Ты ж у меня самый умненький!

Зина улыбнулась, подошла к Муке, наклонилась и чмокнула его в макушку. И без слов было ясно, что эта мощная женщина очень любит безногого.

— Ладно-ладно, подлиза! — довольно промурлыкал он, потом повернулся к Волошину. — Мука меня кличут, а тебя?

— Какая разница? Зови, например, Гришей. А почему такое странное имя: Мука? Или это кличка?

— Почему кличка? Мукасей моя фамилия, потому и Мука… Слушай, а что это с тобой так нянчатся, носятся как с писаной торбой? Что, такая важная птица, что ли? — без всякого перехода выпалил Мукасей.

— Я? — Волошин сделал попытку рассмеяться. — Чего уж важничать человеку, который, почитай, лет девять, как на пенсии? Думаю, меня с кем-то перепутали.

— Ты, паря, со мной не крути! — нахмурился Мукасей. — Я человека насквозь вижу, особенно когда тот врет. Перепутали! — передразнил он.

— Тот, кто мне тебя поручил, скорее палец себе оттяпает, чем что-либо перепутает… Ладно, Бог с тобой, не хочешь — не говори.

— Да я вам правду говорю, как на духу! Сам не понимаю, почему меня выкрали! — Волошин здорово вошел в роль, выпалив все это с такой горячностью, что даже сам поверил в свою незатейливую выдумку.

Мукасей с Зиной переглянулись, она недоуменно пожала плечами.

— Ладно, не наше это дело! — помолчав немного, заключил калека. — Нам поручено ухаживать да приглядывать за тобой. — Мукасей посмотрел на него долгим взглядом. — Ты не гляди, что я инвалид: завалю любого, только так!

— А я ни о чем таком и не думаю! А если вы на побег намекаете, то куда бежать-то? Не в моем возрасте такими делами заниматься. Да и пожить, откровенно говоря, еще хочется. — Волошин тяжело вздохнул.

— Вот и договорились! Ты не стесняйся, если какие фантазии появятся насчет поесть: женка моя мастерица, сготовит такое, чего в ваших ресторанах ни в жисть не сотворят. Пальчики оближешь и добавки попросишь! — Мука лихо подмигнул своей красавице.

— Совсем захвалил девку! — Она смешно, совсем по-детски засмущалась. — Но ты, мужик, действительно не особо важничай: что душа запросит, то и пытай, а нет, дак покупного чего принесу. У меня знакомая товарка на продуктовом складе работает. И черта лысого сможет достать.

— Спасибо, подумаю.

— Ну и хорошо! — Она повернулась к мужу и, замявшись, доложила: — Милый, я сейчас буду перевязку делать…

— Понял, ухожу! — Мука, ловко отталкиваясь от пола сильными руками, перескочил через порог и закрыл за собой дверь.

— Терпеть не может видеть всякие там раны, — пояснила женщина, потом наклонилась и вытащила из тумбочки небольшой ящичек с красным крестом. — Вы не думайте, я медсестрой работаю, а иногда даже и врача подменяю. Люди довольны!

— Я и не думаю! — Волошин пожал плечами. Зина достала из ящичка хирургические ножницы, надрезала бинт и принялась потихоньку разбинтовывать голову Волошина, да так осторожно и ловко, что он, обычно испытывая некоторый трепет перед перевязкой, тут сразу успокоился. Она с опаской сняла последний слой и, взглянув на его лицо, покачала головой:

— Порезался, говоришь? Ну-ну! — Женщина наклонилась почти к самому его уху: — Смотреть по рукам, так тебе, милок, за семьдесят, а на рожу

— и пятидесяти нет.

— А зеркало не дадите? — спросил он.

— Дней эдак через пять, возможно, и дам. А сейчас чего смотреть-переживать? Цвет такой, словно тебя мордой по земле таскали!

— Зина сурово хмыкнула. — Не бойся: до свадьбы заживет! Я и не таких видывала, да потомто все как новенькие становились.

Достав палочки с ватными тампонами, она легкими касаниями стала протирать спиртом швы, ласково приговаривая:

— Ты не терпи: говори, коль больно станет. Вот так!.. Хорошо!.. А вот здесь мази положим. И здесь.

Волошин лежал ч прямо-таки наслаждался — какими же нежными могут быть эти сильные руки!

— Теперь понятно, почему вы выбрали медицину, — с улыбкой заметил он. — И вас, я уверен, очень любят пациенты.

— С чего это вы взяли? — Она застенчиво улыбнулась.

Забавно было все-таки наблюдать за этой женщиной: огромная, мощная, с могучими, как у мужчины, руками, Зина так по-детски тушевалась, что порой казалось, она просто-напросто капризничает. Но это была простота и бесхитростность, обыкновенная природная искренность.

— У вас такие руки! — воскликнул Волошин. — Мне столько в последнее время перевязок делали, что я со счету сбился. И всякий раз я с ужасом ждал завтрашней перевязки. А вы… хоть трижды в день перевязывайте: нисколько не больно, а, напротив, очень даже приятно.

— Скажете тоже! Зачем трижды в день? Даже каждый день не обязательно. — Закончив бинтовать, она придирчиво оценила дело своих рук. — Не болит?