Реализм А. П. Чехова второй половины 80-х годов - Леонид Громов

Что-то есть в этом образе Васи глубоко личное, созвучное натуре Чехова.

Крупнейший мастер пейзажной живописи, Левитан так высоко оценил чеховский степной пейзаж потому, что в этом пейзаже художник увидел близкую ему эстетическую позицию. Левитан в своем творчестве следовал принятому им принципу: нужно брать самое простое, самое обычное и в нем находить красоту.

Левитановский принцип восходит к эстетике и творческой практике Пушкина. И Чехов как пейзажист продолжал пушкинскую традицию в изображении родной природы - он показал поэтическую прелесть скромных картин русской природы. И у Чехова, как и у Пушкина, встречаемся с философским противопоставлением: недолговечный человек и вечно прекрасная, равнодушная к человеку природа. Но Чехов-пейзажист пошел дальше Пушкина в поэтическом и философском осмыслении природы.

Белинский в пятой статье о Пушкине говорил, что поэт созерцал природу удивительно верно и живо, но не углублялся в ее тайный язык, - он рисует ее, но не мыслит о ней. Белинский отмечал превосходство Гете перед Пушкиным, ибо Гете не просто изображал природу, а заставлял ее раскрывать перед ним ее заветные и сокровенные тайны.

По существу то же о Гете говорил и Герцен в "Письмах об изучении природы": "Он был мыслящий художник... для него природа - жизнь, та же жизнь, которая в нем и потому она ему понятна, и более того: она звучна в нем и сама повествует нам свою тайну". (А. И. Герцен. Собр. соч. Т. 3. 1954, стр. 114-115.)

Чехов, подобно Гете, часто подходил к природе не только как поэт, но и как мыслитель, он насыщал свои пейзажи большим философским содержанием - особенно в классическом описании степи. И в данном случае в художественной манере Чехова-пейзажиста сказалось его естественно-научное образование; Чехов, как Гете, был одновременно поэтом и естествоиспытателем. Не случайно Чехов в одном письме подчеркивал близкое ему сочетание в Гете этих двух качеств: "... в Гете рядом с поэтом прекрасно уживался естественник". (Т. 14, стр. 368.)

Образ степи, созданный Чеховым, прежде всего отличается реалистической конкретностью; степной пейзаж содержит в себе точные приметы Приазовского края. Опираясь в своей творческой практике всегда на знакомую ему "натуру", Чехов умел превращать отдельные явления действительности в большие идейно-художественные обобщения. Чехов нашел в приазовско-степном материале такие особенности, которые стали интимно созвучными его идейным и философским исканиям в годы перелома, когда как раз было создано наибольшее количество его произведений со степным колоритом, и которые дали возможность тонкому писателю-реалисту использовать этот материал для постановки коренных вопросов своего творчества.

Особенности степного пейзажа в творческой лаборатории Чехова стали связываться какими-то внутренними нитями с раздумьями писателя о родине, народе, смысле жизни, красоте.

* * *

"Степь" открыла новую страницу в истории чеховского творчества. Повесть поразила своими поэтическими достоинствами наиболее чутких современников - Плещеева, Салтыкова-Щедрина, Гаршина. Последний прямо заявил: "В России появился новый первоклассный писатель".

Поразила современников и другая оригинальная особенность "Степи": в повести нет сюжета, дано простое описание поездки мальчика Егорушки со взрослыми по степи. Но, как правильно заметил первый читатель рукописи "Степи" Плещеев, если в повести нет "внешнего содержания в смысле фабулы", то "внутреннего содержания зато неисчерпаемый родник".

Когда в марте 1888 г. появилась в журнале "Северный вестник" "Степь", многие литературные критики, ознакомившись с повестью Чехова, растерялись - они не могли разобраться в глубоком содержании и своеобразной художественной форме повеет". Один современник свидетельствует, что критика того времени, привыкшая ждать от произведения определенной тенденции, поучения, морали, казалась несколько озадаченной, так как не видела ясно, что, собственно, хотел сказать автор этой талантливой, но беспретенциозной вещью.

Михайловский, идеолог народничества, не нашел никакого идейного смысла в чеховской "Степи". Он увидел в повести искусственный слиток нескольких маленьких, незаконченных рассказов, а в авторе - силача, который идет по дороге, сам не зная куда и зачем. Это мнение Михайловского долго повторялось в суждениях критиков "Степи" Чехова.

Некоторые критики смутно ощущали в повести Чехова наличие какой-то философской идеи, но не могли в ней разобраться и высказывали различные гипотезы.

К. Головин-Орловский выдвинул предположение, что в "Степи" скрывается такая философская мысль: жизнь - это нечто бессодержательное, какой-то бесцельный ряд случайных встреч и мелких событий, нанизывающихся одно на другое без внутренней связи. А. Оболенский увидел в философском содержании повести сопоставление крохотного суетящегося человека-муравья с могучей, недвижною степью. Ю. Александрович пытался найти общую идею повести в противопоставлении широты и мощи природы мелким страстям человеческим. Ю. Айхенвальд считал Чехова философом-мистиком, которому понятны были мистика ночи, стихия космического. Чеховскую "Степь" критик истолковал как "унылую степь мира".

"Степь" для многих современников Чехова была загадочным, непонятным явлением. Повесть не получила должной всесторонней оценки; сложный идейно-тематический состав повести не был вскрыт, гениальное новаторство Чехова в этом произведении не было осознано.

Даже такой крупный советский чехововед, как С. Балухатый, в 1935 г. повторил старую, ошибочную оценку содержания повести (см. его статью "Вокруг "Степи" в ростовском сборнике "Чехов и наш край", 1935). По мнению Балухатого, чеховская повесть лишена крупного идейного содержания, а бессилие буржуазных критиков понять "Степь" обусловлено "недостатками" самой повести, в которой идейные моменты слабо выражены, а оригинальные художественные особенности сильно выпячены.

Только в 1944 г., когда наша страна отмечала 40-летие со дня смерти Чехова, появились работы, раскрывавшие глубокое патриотическое содержание "Степи". Много сделал для раскрытия идейного содержания повести Чехова, для характеристики особенностей образа родины и образа природы у Чехова В. Ермилов.

Достижения советских чехововедов в деле изучения "Степи" значительны, и все же можно сказать, что работа по раскрытию всех богатств, заложенных в "Степи" и других произведениях Чехова, написанных на степном материале, еще не завершена.

* * *

В "Степи" проявилось в высшей степени, то качество реалистического искусства Чехова, которое можно назвать ассоциативностью образов. Образ степной природы и входящие в его состав отдельные пейзажные мотивы насыщены ассоциативным содержанием. Кроме своей непосредственной функции - показывать конкретные приметы приазовской степи, они вызывают целый ряд философских и социальных ассоциаций. 1 Интересно, что Короленко, ссылаясь на Лессинга, говорил в 1887 г. о силе поэтической речи, если слово в определенном контексте, кроме прямого представления, влечет за собою еще целый ряд представлений, невольно возникающих в уме. ("Русские писатели о литературном труде". Т. 3. 1955, стр. 607-608). Даже некоторые "слегка и сухо намеченные" мотивы (как их скромно назвал автор) полны глубокого смысла.

Анализ таких мотивов, как "простор", "дорога", "полет" и т. п., помогает раскрыть идейную сущность "Степи" и других "степных" произведений и установить органичность этих мотивов для творческого "почерка" Чехова.

Чехов очень любил (как это явствует из его писем) пейзажные просторы. Особенно поразили его просторы приазовской степи. Интересное сообщение находим в одном письме Чехова о прогулках в Мелихове: "Гуляем в саду и в поле, услаждая себя простором, от которого мы так отвыкли, живучи в Москве". (Т. 15, стр. 364.) Ценное признание: в Москве Чехов отвык от простора, к которому привык в Приазовье.

Тему благотворного влияния простора на человека затрагивает Чехов в письме к Суворину от 28 июня 1888 г.

А в письме к Григоровичу от 5 февраля 1888 г. Чехов связывает тему степи с темой широкой деятельности человека ("мечты о широкой, как степь, деятельности").

Пейзажный мотив простора часто ассоциируется у Чехова с содержательной жизнью человека, с творческой деятельностью. В таком синонимическом значении часто используется Чеховым понятие "простор" в письмах и произведениях. Особенно значительным содержанием наполняется это понятие в "Крыжовнике", в котором слово "простор" введено писателем в контекст рассуждения о необходимости духовно богатой человеческой жизни.

Думается, что философский подтекст слова "простор" идет у Чехова от восприятия громадных просторов степи, так сильно поразивших творческое воображение писателя.

Одной из понравившихся Чехову особенностей степного пейзажа, связанной со степными просторами, является даль - этот пейзажный мотив тоже стал многозначительным у Чехова. С ним связана мысль о необходимом для человека постоянном стремлении вперед, к большой цели в жизни. С ним ассоциировалась и патриотическая дума писателя о светлом будущем родины. Совершенно не случайно, что Чехов требовал от постановщиков "Вишневого сада" в пейзажном оформлении второго акта, где Трофимов выступает с патриотическим монологом о России, значительной дали.