Стихотворения и поэмы - Даниил Андреев

1950

Привал

Где травка, чуть прибитая,Нежней пушистых шкур,Уютен под ракитоюПривал и перекур.

Хоть жизнь моя зеленаяИ сам я налегке,Но сало посоленноеИ сахар есть в мешке.

Гляжу – любуюсь за реку,На пажити внизу,Сухарики-сударикиГрызу себе, грызу.

А большего не хочется,И весело мне тутСмотреть, как мимо рощицыПрохожие бредут.

Идите, люди мудрые,Куда велят дела,А мне зеленокудраяРакиточка мила.

1950

* * *

Неистощим, беспощаденВсепроникающий зной,И путь, мимо круч и впадин,Слепит своей желтизной.

Но тело все еще проситИдти по полям, идтиИзгибами – в ржи и просеЗмеящегося пути.

Люблю это жадное пламя,Его всесильную властьНад нами, как над цветами,И ярость его, и страсть;

Люблю, когда молит телоПростого глотка воды……И вот, вдали засинело:Речушка, плетни, сады,

И белая церковь глядитсяИз кленов и лип – сюда,Как белоснежная птицаИз мягкой листвы гнезда.

1936

Лопух

      А еще я люблю их —Прутья старых оград у церквей,      Если в медленных струяхНежит их полевой тиховей.

      Здесь бурьян и крапиваДа лиловые шапки репья,      И всегда терпеливаВ раскаленной пыли колея.

      Ноги ноют от зноя,От огня многоверстных дорог…      Ляг, ветришка, со мноюУ спокойной ограды, в тенек.

      Вон у бедной могилыИсполинская толщь лопуха      Дышит кроткою силой,Молчаливою думой тиха.

      Люди, люди! НапрасноВы смеетесь над этим листом:      Его жилки – прекрасны,Ведь пеклись стихиали о том.

      Убеленные пылью,Эти листья над прахом взошли,      Как смиренные крыльяСтарых кладбищ и вечной земли.

      И отрадно мне знанье,Что мечта моя будет – в стихе,      Дух – в небесном скитанье,Плоть же – в мирном, седом лопухе.

1950

Товарищ

Никчемных встреч, назойливых расспросовЯ не терплю. О, нет, не оттого,Что речь свернет на трактор, вспашку, просо…Но кто поймет бесцельный путь? Кого

Мне убедить, что и в судьбе бродяжьей —Не меньший труд, чем труд на полосе?Ведь тут, в России, в путь влекомы всеДругих забот нерасторжимой пряжей.

Но как-то раз мальчишка боевой,Товарищ мой в купанье у Смилижа,Взглянул в лицо настороженней, ближе,И, вдруг притихнув, повернул за мной.

Мы молча шли, бесшумно, друг за другом,Отава луга вся была в росе,Июльский вечер умолкал над лугомВ своей родной, своей простой красе.

А он молчал, на мой мешок уставясь,И в легком блеске смелых светлых глазЯ прочитал томительную зависть —Стремленье вдаль, братующее нас.

Вода реки с волос смешно и скороСбегала по коричневым вискам…И за умнейший диспут не отдамТу простоту и свежесть разговора.

Благослови, бездомная судьба,На путь свободный будущего друга!Веди с порога! оторви от плуга!Коснись крылом мужающего лба!

Когда-нибудь на золотом рассветеПростой мешок ему на плечи кинь,Пропой ветрами всех твоих пустыньБродяжью песнь – сладчайшую на свете!..

…Я уходил, – и дни мои текли,Уча любить все звуки жизни стройной,Прислушиваться, как в деревне знойнойСкрипят колодезные журавли,

И как шмели гудят в траве погоста,Где мальвы желтые и бузина,Где дремлют те, кто прожил жизнь так просто,Что только рай хранит их имена.

1937

* * *

Плывя к закату, перистое облако      Зажглось в луче,И девять пробил дребезжащий колокол      На каланче.

Уж крик над пристанью – «айда, подтаскивай» —      Над гладью смолк.Как молоко парное – воздух ласковый,      А пыль – как шелк.

В село вошли рогатые, безрогие,      Бредут, мычат…Бегут, бегут ребята темноногие,      «Сюда!» – кричат.

Круг стариков гуторит на завалинке      Под сенью верб,Не замечая, как всплывает маленький      Жемчужный серп.

Несет полынью от степной околицы,      С дворов – скотом,И уж наверно где-то в хатах молятся,      Но кто? о чем?

1950

* * *

В белых платочках и в юбках алыхДевушки с ведрами у журавля,Рокот на гумнах и на сеновалах,А за околицей – лишь поля.

И прохожу я путем открытымЧерез село в ночной окоем,С сердцем, душою реки омытым,И просветленный безгрешным днем.

Я оттого и светлел, что волен:Здесь – сегодня, а завтра – там,Завтра уйду гречишным полемС песней другой и к другим местам.

И не пойду я по душным хатамВечером звездным ночлег ища:Вон за лужайкой, над плавным скатом,Кров необъятный, без стен и ключа.

1936

* * *

Осень! Свобода!.. Сухого жнивья кругозор,Осень… Лесов обнажившийся остов…Тешатся ветры крапивою мокрых погостов          И опаздывают                                     сроки зорь.

Мерзлой зарей из-под низкого лба деревеньХмурый огонь промелькнет в притаившихся хатах..Солнце-Антар леденеет в зловещих закатах          И, бездомный,                                     отходит день.

Тракторы смолкли. Ни песен, ни звона косы,Черная, жидкая грязь на бродяжьих дорогах…Дети играют у теплых домашних порогов,          И, продрогшие,                                       воют псы.

Родина! Родина! Осень твоя холодна —Трактом пустынным брести через села без цели,Стынуть под хлопьями ранней октябрьской          метели…          Я один,                         как и ты одна.

1930—1940

Примечания

Настоящая книга избранных стихотворений и поэм дает читателю широкое представление о всем многообразии поэтического творчества Даниила Андреева. Тексты, кроме специально оговоренных, печатаются по изд.: Андреев Д. Собр. соч. В 4 т. М.: Русский путь, 2006. Т. 1, 2 (сост., подготовка текста и примеч. Б.Н. Романова). Большинство циклов книги представлены не полностью, а избранными стихотворениями. Ряд произведений поэта, составивших первый раздел книги, а также поэтический ансамбль «Русские боги» (далее – РБ), связаны со всем его творчеством, воссоздающим целостную картину мироздания, где исторические события неотрывны от мистических реальностей. Поэтому для полного понимания некоторых сюжетов и реалий поэзии Д. Андреева необходимо знакомство с другой его книгой – «Розой Мира» (далее – РМ), подробно излагающей «концепцию» мироустройства поэта-духовидца и объясняющей понятия и термины, которыми он пользовался. В примечаниях они приводятся по изд.: Андреев Д. Собр. соч. В 4 т. М.: Русский путь, 2006. Т. 3 (см. указатели).

Стихотворения и поэмы

Представленные в этом разделе стихотворные циклы и поэмы относятся к разным периодам творчества поэта, но в окончательном своем виде они, как правило, оформились в 1950-е годы, в тюрьме и после освобождения, когда поэт восстанавливал по памяти (создавая зачастую новые редакции) произведения, погибшие при аресте и работал над поэтическим ансамблем «Русские боги».

Лунные камни

Цикл посвящен Галине Сергеевне Русаковой (в замужестве: Еремеевой), школьной соученице и первой неразделенной юношеской любви Д. Л. Андреева; оба они сохранили на всю жизнь глубокие дружеские отношения.

Древняя память

«Когда былых миров оранжевые зори…» Друг Андреева В. М. Василенко (1905—1991) – поэт и искусствовед, отличавшийся замечательной, не ослабевшей и в старости памятью, в письме к Б.Н. Романову от 23 августа 1988 г. вспоминал: «…я проводил часы многие годы, слушая его стихи, читая свои, восхищаясь его романтическо-поэтическими “воспоминаниями” о его жизни в двух иных мирах, где было несколько солнц (изумрудное, синее, такое, как наше) и были удивительные утра, и дни, и вечера, особенно, когда эти солнца встречались утром и вечером; расходясь – тоже; жизнь там была счастливая – без войн, без злодеяний, все любили искусство, поэзию, не было страшных городов-спрутов, городов-чудовищ… Он, Данечка, был всегда влюблён в ослепительно прекрасных девушек, мечтательниц; в одну художницу, писавшую зори и вечера, когда два солнца встречались и расходились. Он очень ярко это описывал и говорил, что он помнит (цитирую на память): «Голубое солнце неохотно уступало место золотому, и мы (с нею) замирали в восторге, глядя, как голубые и золотые потоки света смешивались, голубые ослабевали, гасли, а золото заполняло все мягким сиянием, очень были, Витя (это мне), красивы печальные кипарисы, – они там тоже были, – это дерево, Витя, есть и на других планетах, – они голубели, а потом растворялись в золоте и казались вылитыми из золота; ветра по утрам не было; они были неподвижны; золотом заливались – до дна – озера, – их мы видели с холма, где встречал я с моей возлюбленной восход, – и я слушал, как она произносила стихи… “Скажи, Даня, а ты помнишь эти стихи?” – наивно спрашивал я. “Нет, конечно, – отвечал Андреев, – но я помню, что они возвышенны и прекрасны”».