Моя свекровь — мымра! - Людмила Милевская

Она пересекла длинный торговый зал, завернула за угол к лестнице и остановилась у лифта. Он сообразил, что поджидает его и неспеша подошел. На третий этаж поднялись вместе. На его немой вопрос она хохотнула:

— Пусть думают, что вы случайный попутчик.

Он согласился:

— Правильно, пусть так и думают, не обращая внимания на детали.

— На какие детали? — удивилась она.

— На то, что я через весь зал топал за вами, не заглянув ни в одну из многочисленных секций.

— А может вы хотели на третий этаж подняться на лифте. Так многие делают. Лифт только в этом крыле.

— А вы хитрая.

Она испуганно спросила:

— Это ваше первое разочарование?

Он покачал головой:

— Нет, второе. Первое, это то, что я значительно старше вас и совсем не свободен.

— Мы еще не знаем имен друг друга, а разочарований уже скопилось изрядно: целых три.

Двери лифта открылись.

— Что дальше? — спросил он. — Я имею право рядом с вами идти?

— Да, — кивнула она, — здесь нас никто не увидит. Сразу за лифтом лестница, ведущая прямо ко мне.

— Еще лестница? А я думал, что в этом здании три этажа.

— Так и есть, я живу на чердаке, но, поскольку там имеются окна, все называют его мансардой.

И снова лестница, узкая деревянная, и опять коридор, длинный скрипучий, и еще одна лестница. На этот раз она пропустила его вперед, а сама шла сзади, прикрывая собой тыл. Так она выразилась сама, а он подумал: “Где этот тыл? И от кого надо его прикрывать?”

Теперь же, уперевшись в еще одну лестницу, он занес ногу над первой ступенью, но она его остановила, указав на облезлую дверь:

— Нет-нет, нам сюда.

— А там что? — спросил он, кивая на лестницу.

— Там душ.

Подумав, она смущенно добавила:

— И туалет.

Он брякнул:

— Надеюсь, мне это пригодится.

Именно брякнул, потому что совсем не хотел это ей говорить. Но она не удивилась:

— Конечно-конечно, я помню что вы с дороги и мечтали о душе.

Он решил внести ясность:

— Вообще-то у меня в вашей лучшей гостинице забронирован номер люкс.

— Он вам тоже сегодня понадобится, — внесла ясность она.

“Значит чаем буду напоен и вежливо выпровожен”, — с грустью подумал он.

Поковырявшись в замке, она распахнула дверь — в нос ударил резкий запах масляных красок.

— Я художница, — сказала она.

Он удивился:

— А как же фиалки?

— Считайте, что это хобби. Цветы я продаю себе в убыток.

— Зачем?

Она улыбнулась:

— Не сочтите меня сумасшедшей, но так хочется людям нести красоту, что не могу устоять перед соблазном. Я бы и даром фиалки свои раздавала, но людей пугает и настораживает немотивированная щедрость. Приходится продавать.

Он восхитился:

— Вы удивительная девушка!

Ефросинья смущенно ему предложила:

— Присаживайтесь на диван, сейчас напою вас чаем из трав.

Он присел и огляделся. Комнатка была тесной и освещалась маленьким круглым окном. Заметив его любопытный взгляд, она пояснила:

— Я тут как в коммуналке живу. Видели сколько в коридоре дверей?

— Кажется, три.

— Четыре, — уточнила она. — Четыре двери и за каждой семья. За стенкой живет охранник универмага с женой. Напротив него лифтерша с двумя детьми. Рядом с лифтершей — сторож. Он пенсионер, вдовец, живет один. Но сейчас все на работе. Кухня и душ у нас общие. Знаете, как в том анекдоте: баня — через дорогу раздевалка, — рассмеялась она и попросила: — Подождите секунду, я кипятка принесу.

Когда она вышла, он поднялся с дивана. Его заинтересовала та часть помещения, которая от любопытного глаза была прикрыта цветастой шторкой. Отодвинув шторку, он был поражен: там рядами и опираясь одна на другую, стояли картины. В живописи он не был силен, но и любому профану здесь было ясно, что картины заряжены той грандиозной силой, которой название “мастерство и талант”.

Он не мог оторвать глаз от полотен, он забыл обо всем на свете. Пришел в себя лишь когда скрипнула дверь. Он вздрогнул и оглянулся — на пороге стояла улыбающаяся Ефросинья с подносом в руках.

— Простите, — смущенно промямлил он, поспешно задергивая шторку.

— Вам не за что прощения просить, я и сама обязательно вам их показала бы, — острожно устанавливая поднос на стол, сообщила она. — Правда не все картины, а лишь те, которые нравятся мне.

— Да разве здесь может что-либо не нравится? — изумленно воскликнул он. — Вы же гений!

— Спасибо, — смутилась она, — кое-что мне действительно удалось за приличную сумму продать. В общем-то, я не бедна.

Он удивился:

— Тогда почему вы живете здесь, в универмаге?

— Потому, что универмаг и есть мой настоящий дом.

Заметив в его глазах изумление, она пояснила:

— Я же сказала вам, что кое-что из моих картин удалось продать очень выгодно, а в нашем городе как раз в это время случился аукцион, вот я универмаг и купила. Хочу здесь международный храм искусства создать, — мечтательно сообщила она и горько добавила: — Но пока денег нет даже на примитивный ремонт.

Он подумал: “Эта девушка настоящая или я вижу сон? Бог ей дал талант, а она щедро раздает себя людям: почти даром продает дорогие цветы, на клочке своей территории устроила коммуналку и, уверен, денег ни с кого не берет, да еще мечтает о храме искусства! Да-а, такие женщины бывают только во сне!”

Его охватил страх за нее. Пока у нее все получается, но он-то знает как не просто выжить в этом жестком мире, да еще в наше нестабильное время. Она живет не на земле — в небесах витает, в мечтах. Ха! Денег нет на ремонт! Да если с умом взяться за дело, то с одной аренды можно хорошие деньги взять. Плюс склады. Плюс реклама — народу в универмаге полно. И это все, не говоря о настоящем торговом бизнесе. Который, впрочем, этой девчушке самой не поднять. Она же живет искусством.

— Хотите, я поведу вас в наш ботанический сад? — прервала она его размышления, разливая по чашкам чай с запахом трав.

— С вами я куда угодно хочу, — просветлев, прошептал он.

Она внимательно на него посмотрела и серьезно спросила:

— Я все еще девушка вашей мечты?

Он кивнул:

— Да, но теперь еще вы будете девушкой моих грез.

Глава 25

Фрося умолкла и, спрятав лицо в ладони, тихонько заплакала. Я спросила:

— Что же это выходит, твой любовник, этот министр местного назначения, тебя обольстил и метит теперь в губернаторы?

— Он мне не любовник, — пискнула Фрося. — Мы даже не целовались.

— Якудзе видней, — заметил Евгений, намекая на то, что скрытничать бесполезно.

— Да ничего ему не видней, — рассердился Арнольд и давай удивлять нас осведомленностью. — Этот чинуша влюбился в художницу, но карьера таким сухарям дороже всего. Долго он здесь не пробыл, уперся к себе из нашего города, но затосковал. А как же, на молоденькое потянуло. Начал художнице часто звонить. Кто-то из журналистов как-то прознал и тиснул статейку о романтической, страстной и тайной любви художницы и министра.

Я воззрилась на Фросю:

— Неужели так все и было?

Она, бедная, всхлипнула:

— Да, весь город читал.

— И что из этого получилось? — заинтересовался мой детектив.

Фрося заплакала в три ручья, а Арнольд сообщил:

— Якудза-пахан про роман их узнал и обрадовался. Покоя ему не давал этот универмаг. Злился он на художницу, все в толк взять не мог, как сопливая девка опередила его, по дешевке приличную собственность раньше Якудзы скупила.

Я опять воззрилась на Фросю:

— Действительно, как? Как ты дешевую собственность раньше Якудзы скупила?

— Мой двоюродный брат был правой рукой губернатора, — сквозь слезы призналась подруга, чем Арнольда просто убила.

— Неужели! — страшно горюя, воскликнул он. — Хорошим братан твой был мужиком! Я пил с ним однажды на празднике, на дне города.

— Как же вы с ним пересеклись? — всхлипнув, спросила Фрося.

— А случайно! В самый разгар праздника мы встретились под столом с твоим братаном. Правил, он с губернатором, правда, хреново, но зато как, чертяка, пил! Да-а, хороший был парень!

Я удивилась:

— Был? Почему это “был”?

Арнольд украдкой смахнул скупую мужскую слезу и сообщил:

— Потому что Якудза его пришил, как и всех, кто не лег под него. Пришить-то пришил, а поздно, универмаг уже у девчонки. Вот и начал пахан копать под художницу. Просто нахрапом брать страшно ему, а ну как заграница поможет, из-за художницы шум поднимет.

— Да, — согласилась я, — у подруги моей за границей много поклонников.

— Не у меня, у моих картин, — обиженно пискнула Фрося.

— Вот и обрадовался Якудза, — продолжил Арнольд, — когда узнал про статью и роман. Наконец-то и у художницы обнаружилось слабое звено. Для начала девчонку легонько пугнули.

Ефросинья зло сверкнула глазами:

— Легонько? Подожгли цветочный мой магазин! Ни одной не осталось фиалочки! Все погибли!

— Изверги! — гаркнула я, хоть и слабости к цветам не имела. — Креста на них нет!