Дом Счастья. Дети Роксоланы и Сулеймана Великолепного - Наталья Павлищева

Письмо повез все тот же Абдулла. Чтобы было чем заплатить, а еще чтобы пропустили во дворец, Махидевран вынула из ушей сережки. Когда-то Сулейман изготовил их сам две пары – для двух кадин, Махидевран и Хуррем. Хуррем свои якобы потеряла, но Махидевран этому не поверила, небось, не хочет носить то, что носит она, а потому сама подчеркнуто не снимала, показывая верность отвергнувшему ее султану даже в мелочах. Одна сережка легла на ладонь Абдулле:

– Покажешь султанше, она поймет, что это от меня.

…В Бурсе Махидевран ждала могила сына, тело Мустафы доставили куда быстрей, чем приехала его мать.

Сначала она онемела, не выла, не кричала, не рвала на себе волосы, увидев могилу сына, просто онемела, превратилась в каменное изваяние. Стояла без движения, не шевелясь, не отзываясь на оклики.

Если до той минуты была хоть крошечная, хоть совсем призрачная надежда, что это неправда, то теперь и такой не осталось. Перед ней могила сына, единственного сына, единственного человека в мире, ради которого она жила уже долгие годы.

Она даже не плакала, слез больше не осталось. Остался только вопрос: за что? Почему судьба так обошлась с ней? Хотела многого? Но кто же в гареме не хотел?

Если и была заносчива, нетерпима, смотрела на одалисок свысока, так ведь сполна заплатила уже. Теперь Махидевран даже пожалела, что когда-то послушала совет Яхья-эфенди и после смерти валиде без боя уступила место во главе гарема Хуррем. Нужно было остаться и самой встать на место валиде! А теперь соперница счастлива, ее сын станет султаном, а она сама валиде, а Махидевран одинока и вынуждена просить защиты для внука у этой ведьмы.

В потоке горечи Махидевран забывала, что уже тогда Хуррем была недосягаема, потому что стала законной женой Повелителя, что султан женился на вчерашней рабыне, тем самым поставив Хуррем выше всех остальных женщин гарема, будь они матерями хоть десяти наследников. Да и сыновей у Хуррем тогда было четверо, хоть Мустафа и старший.

Но боль от потери сына и понимание, что ждет внука, застилали слезами глаза, лишали способности разумно мыслить.

– Мустафа, сынок, как же ты так? Зачем тебе было рисковать, рваться к власти раньше времени? Ведь эта ведьма только и ждала твоей ошибки. Недаром подослала к тебе своего выкормыша ненавистного босняка Рустема. Он ловил каждое твое неосторожное слово, каждый взгляд, не только поступок. А ты так опрометчиво…

Какая разница, правда это или нет, виноват ли Мустафа? Даже если виноват, для несчастной женщины правда была в одном – ее сын казнен, и внука ждет та же участь. Цеплялась за робкую надежду, что насладившись унижением соперницы, ведьма сжалится и оставит в живых маленького Селима… Что ей стоит попросить султана? Повелитель ни в чем колдунье не отказывает…

Махидевран не знала, что султана нет в Стамбуле, на сей раз поход оказался очень долгим. Следующий поход для Сулеймана вообще окажется последним, но это произойдет уже без Хуррем.

…Не знала Махидевран и того, что Абдулла не смог передать письмо, еще при переправе через Босфор он угодил как раз к кизляру-аге Ибрагиму, который, получив известие о скором прибытии гарема Мустафы, отправился в Бурсу сам.

Расправа была короткой, и Абдулла вместе с письмом, которое евнух и читать не стал, отправился на корм рыбам.

Увидев тушу евнуха, Махидевран поняла, что попытка спасти внука не удалась. Не удалась и попытка подкупить Ибрагима, тот ценил свою жизнь дороже всяких денег и понимал, что последует за Абдуллой, если не выполнит приказ Повелителя. Это понимала и сама Махидевран, оставшийся в живых Селим обязательно будет мстить. Даже если не он сам, то его именем, найдутся те, кто пойдет против следующего султана, объявив его власть незаконной. Нет, ради спокойствия даже не собственного или своих сыновей, а всей Османской империи Сулейман просто обязан уничтожить любого, кто имеет право мстить за казненного Мустафу. Так поступали все даже до Фатиха и его закона. «Всякий, кто покусится на законную власть, должен быть уничтожен, кем бы он ни был»…

Но разве может материнское сердце чувствовать расчетливо? Разве может оно согласиться с гибелью сына и внука, даже если это разумно, справедливо или необходимо?!

Махидевран, увидев входящего с зеленым шну ром в руке Ибрагима, заслонила собой внука:

– Пусть лучше я… Лучше меня…

Не думала, что и кому говорит, просто пыталась спасти хоть так…

Ибрагим просто отодвинул ставшую уже никем женщину, накинул удавку на шею забившегося в истерике мальчика. Махидевран упала, цеплялась за ноги евнуха, все пыталась оттащить его от внука… Потом потеряла сознание…

На следующий день они с Румеисой плакали на могилах своих сыновей уже вдвоем…

Роксолане доставили письмо из Бурсы…

Нет, это не было послание, отправленное Махидевран с Абдуллой, то пропало в водах Босфора. Махидевран написала еще одно, теперь уже сама, без секретаря. Трудно давались буквы той, что не привыкла писать сама, за которую это много лет делали другие, но она справилась.

«Я молила тебя сохранить жизнь моему внуку, но ты пренебрегла этой просьбой…

Можешь радоваться – твой сын станет султаном, а мой покинул эту землю. Твои подложные письма помогли обмануть Повелителя, он не поверил своему сыну, зато поверил зятю – твоему наушнику. Упивайся своей властью и своей победой, пока можешь. Это будет недолго. Да падет на тебя гнев Аллаха!

Ты погубила моего сына и не захотела спасти внука. Я проклинаю твое потомство до пятого колена!»

У Роксоланы дрожали руки, листок ходуном ходил в руках. О казни Мустафы она знала, о его письмах тоже слышала, но о каком внуке твердит Махидевран? О какой своей просьбе? О какой возможности спасти ее внука?

Больше всего ее потрясло проклятье. Понятно отчаянье Махидевран, потерявшей самое ценное, что у нее было, но почему за ошибки Мустафы должны отвечать дети, внуки и правнуки Роксоланы? Даже если Мустафа казнен по навету, чем виновато потомство Роксоланы?!

И она ответила резко:

«Я не виновата в гибели твоего сына, он вырыл себе могилу сам. Ничего не слышала о твоей просьбе спасти внука.

Ты проклинаешь мое потомство, но оно у меня хотя бы есть, а у тебя нет и такого!»

Махидевран осталась жить в Бурсе, вознамерившись построить нечто достойное для упокоения своего сына.

У нее уже не осталось ради чего жить, она так думала, но скоро произошло нечто, заставившее несчастную женщину снова воспрянуть духом.

У Махидевран остались ненависть и желание мстить. Она должна отомстить тем, кто повинен в смерти Мустафы и маленького Селима. Вот то, ради чего она будет жить. Для этого все средства хороши.

Сначала в армии, потом по всей империи поползли слухи, что Мустафа не казнен, ему чудом удалось избежать гибели. А в шатре Повелителя задушили его двойника, которых у шехзаде, как известно, было несколько. Не так же глуп шехзаде, чтобы отправиться в одиночку туда, где могут убить просто из каприза султанши!

Слухи ширились, росли, как снежный ком. Султан о них не знал только потому, что рядом больше не было Рустема, который мог бы позволить себе передать такие слухи, во-вторых, сам Повелитель возглавил поход против шаха Тахмаспа и на сей раз справился. Нескоро, но на сей раз заставил подписать договор в той самой Амасье.

А тем временем в горах Румелии объявился человек, утверждавший, что он и есть чудом спасшийся шехзаде Мустафа – законный наследник престола Османов.

По Стамбулу снова прокатилось: это ведьма Хуррем, желая уничтожить шехзаде Мустафу, подсунула Повелителю подложные письма, обвиняющие наследника престола! Через кого подсунула? Ну конечно же через своего зятя Рустема-пашу, недаром тот поспешно унес ноги из армии.

Повелитель сместил Рустема-пашу с должности Великого визиря, поставив Кара Ахмеда-пашу, но этого мало, нужно было казнить вместе, а то и вместо шехзаде Мустафы!

Удивительно, но молва довольно быстро успокоилась, простив Рустему передачу писем (а что он мог сделать, если теща приказала, может, босняк и не знал, что они подложные?), а вот Хуррем не простила гипотетической возможности совершить подлог. Ни у кого не было никаких доказательств или даже свидетельств, просто решили, что если из-за писем казнен шехзаде Мустафа, то другой виновной не может быть, только Хуррем.

Проклятая ведьма и тут расстаралась, так далеко от Эрегли сумела повлиять на султана и вынудить того казнить любимого сына.

Молва больше не сомневалась, что Мустафа и только Мустафа любимый сын, и что это Роксолана освобождает путь своим беспутным сыновьям – пьяницам и гуленам.

Стоило султану приехать в Стамбул, Роксолана бросилась к нему:

– Повелитель, во всем снова обвинили меня!

– В чем, Хуррем?

– В казни шехзаде Мустафы. Молва твердит, что это я передала вам через Рустема-пашу подложные письма о шехзаде!