Утоли моя печали - Юлия Вознесенская

— Конечно, умная. А в чем выражалась ее высокая культура?

— А вот в чем. Я ее как-то спрашиваю: «Баба Нюра, ну, скажи по правде, ты за свою жизнь хоть раз кого-нибудь «дураком» назвала?» Знаете, что она мне ответила? Ну, вот ни за что не угадаете! Она мне ответила так: «Если бы я дурака когда-нибудь встретила, может, и назвала бы». Для нее не было ни дураков, ни воров, ни злодеев, а были только несчастные. Я вот думаю, Ирина Владимировна, что вот такая ее любовь ко всем людям без разбору — это и есть культура. А теперь можно я задам вам один вопрос?

— Можешь. Я еще не совсем устала от твоих вопросов.

— Вы совсем простили меня за те пятьсот рублей?

— Дело не в деньгах, Наташенька.

— Я понимаю. Я хотела спросить, если мы куда-нибудь придем и нам придется расстаться, вы не будете меня вспоминать как мошенницу?

— Ну конечно нет, девочка! Я буду вспоминать, как мы с тобой шли по этой пустынной дороге и беседовали о «Бедных людях» и о Раскольникове, о Сонечке Мармеладовой, как ты мне рассказывала о своей прекрасной бабе Нюре. И при этом говорила ты нормальным русским языком!

— Спасибо. Я тоже никогда вас не забуду, Ирина Владимировна. Я многое поняла о жизни благодаря вам, и теперь, если бы мне дали еще одну жизнь, я бы жила совсем по-другому.

— Прости и ты меня, Наташа.

— А я-то вас за что должна прощать? Вы мне никакого зла не причинили.

— Я презирала тебя и в той жизни не хотела бы иметь с тобой ничего общего. Нам пришлось столько пройти по этой дороге во мраке, чтобы понять друг друга и полюбить.

— Так вы тоже меня любите, Ирина Владимировна?

— Конечно. Пожалуй, я люблю тебя больше всех своих учеников, оставшихся там, в той жизни.

— Ирина Владимировна, а можно я вас поцелую?

— Конечно, родная!

Мы трижды расцеловались и хотели идти дальше, но тут увидели, что от основной дороги вправо отходит узкая дорожка, почти тропинка. Откуда-то сверху прозвучал громкий и ясный голос, но слов я не поняла, зато увидела в небе над нами светлую фигуру неясных очертаний, с двумя широкими крылами.

— Ой, Ирина Владимировна! — сказала Наташа, глядя вверх сияющими глазами. — Это мой Ангел Хранитель, он говорит, что я должна теперь идти по правой дороге. Мне так не хочется с вами расставаться, но я чувствую, что должна послушаться.

— Иди, милая, и храни тебя Господь!

— И вас тоже, Ирина Владимировна. Я вас никогда не забуду, я за вас молиться буду!

Наталья пошла по правой тропе, поминутно оглядываясь на меня. Мы махали друг другу рукой, пока она не скрылась за каким-то смутным светлым холмом, едва проступающим из серого тумана.

Я снова долго шла почти вслепую, едва различая под ногами дорогу, и вспоминала всю историю своего знакомства с Натальей, от «Ники» до встречи с Ангелом Хранителем.

Слева от дороги вдруг послышался девичий смех, негромкий, но звонкий, словно небольшой колокольчик. Ему ответил другой колокольчатый голос, от первого почти не отличный, но слов я не разобрала. Туман на левой стороне дороги чуть-чуть рассеялся, и стала видна неширокая дорога, вливавшаяся в мою; я почти не удивилась, когда навстречу мне из тумана, держась за руки, вышли обе Ромулетты.

— Это мы! А мы вас давно тут поджидаем! Здравствуйте! — наперебой затараторили они, подбегая ко мне. Личики их сияли, и сами они были какие-то новенькие, отмытые, с ясными глазами.

— Ну, здравствуйте, девочки, Катя и Надя! — Я сразу вспомнила их имена, потому что звать их Ромулеттами мне никак не хотелось. — Вижу, что у дела ваши наладились и у вас теперь все в порядке. Одна ухватила меня под правую руку, другая под левую, и мы пошли вперед по моей дороге, светлевшей с каждым нашим шагом. Сестры рассказали мне, что произошло с ними за это время. Во время их рассказа я поняла, что и со временем теперь происходит что-то непонятное: в реальности недели две прошло со времени моего посещения агентства «Ромулетта», а Надя и Катя рассказывали о том, как трудно жилось им первый год после закрытия агентства: и работу не сразу нашли, и с рэкетирами не сразу удалось разобраться. По их рассказам выходило, что до нашей встречи на этой пустынной дороге прошло лет пять, не меньше. Девочки за это время выросли и поумнели. Первый год они держались за счет страха, бедные, уж очень я их напугала. Они были уверены, что «тетка из милиции» следит за ними, и даже рассказывали одна другой, что встречали меня то там, то здесь — будто бы я за ними следила. Все у них наладилось: и квартиру сдали удачно, и работа нашлась по душе — пошли в ученицы в большую парикмахерскую. И друзья у них появились приличные, ведь от всяких там «лохотронщиков» они бежали как от огня. Через три года они продали тетину квартиру именно за пятьдесят тысяч долларов — я оказалась пророчицей, и на полученные деньги открыли собственную маленькую парикмахерскую. А потом они обе вышли замуж, да еще как! За братьев-близнецов. А дальше случилось самое чудесное: у них родились у каждой по паре близнецов, у Кати — девочки, у Нади — мальчики. Наследственность! Однажды сестры пошли в районное отделение милиции, чтобы разыскать меня и поблагодарить, и узнали, что никакого ФБМ в природе не существует.

— Это ведь вы сами придумали, да? — спросила, смеясь, Катя.

— Сама. Простите меня, девочки! — Я поклонилась им чуть ли не в ноги, так они меня обрадовали!

— Да что вы! Это вам большое спасибо! Это мы должны были у вас прощенья просить — за то, что обмануть вас хотели. Мы стояли тут и ждали, когда вы появитесь, нам так приказали.

— Кто приказал?

— Да наши Ангелы Хранители!

— Ах, вот как…

Хотелось мне еще с ними поговорить, порадоваться за них, может быть, немного погордиться, что это именно мне удалось направить их на путь истинный, но тут справа появилась дорога в тени больших берез, и сестрички сказали, что им велено теперь идти по ней. — Добрый вам путь, девочки!

— Прощайте и спасибо за все!

Ну вот, история с лохотронщицами, Наташей, Катей и Надей, закончилась. Что теперь? Кто следующий появится на этой пустынной дороге? Бывший муж? Моя мамочка, которая никогда меня не понимала? Мои ученики-озорники? Рыжий певец с Сенной? Кто бы ни появился, с каждым придется разбираться до тех пор, пока не сумеем простить друг друга. Господи, сколько же работы пришлось на мою вечность! Если бы знать все заранее, можно было бы главную ее часть совершить еще при жизни…

И тут я тоже услышала голос своего Ангела Хранителя, и голос этот был почему-то очень знакомый:

— Ирина, проснитесь, пожалуйста! Так я что, сплю, выходит?!

А голос продолжал:

— Придется ее разбудить. — Теперь я узнала голос моего соседа Валеры. — Антибиотик надо принимать по расписанию.

Вслед за тем я услышала голос его жены Леночки:

— Ирина, Ирочка, вы меня слышите? Откройте глаза, пожалуйста! Надо принять лекарство и температуру измерить.

Я открыла глаза и почувствовала себя очень слабой, как будто и впрямь прошла тысячи километров, но при этом абсолютно здоровой, а главное — в прекрасном настроении. За приоткрытым окном шумела Сенная площадь. Господи, ну и сон мне приснился!

Валера стоял надо мной, держа в одной руке десертную ложку, а в другой — бутылку микстуры от кашля.

— Валера! Леночка! Как я рада вас видеть!

— Воистину давно не виделись! — засмеялся Валера. — Вы знаете, Ира, сколько вы проспали? Почти сутки! Мы пытались несколько раз вас будить, но вы спали как мертвая.

— А я и была мертвая, — улыбнулась я.

— Не надо так шутить! — сказала Леночка и погрозила мне градусником.

ДОМ НА СЕННОЙ

Наталья и Ульяна были знакомы, но знакомство было не очень чтобы тесным: когда о нем спросили, Наталья назвала его «просто шапочным», а Ульяна — «чисто светским». Но знакомство все-таки состоялось, иначе не было бы и нашей истории.

Начнем с Ульяны. Она была русской эмигранткой в третьем поколении: дед Ульяны был полковым священником и ушел с молодой попадьей от большевиков через Крым, отец родился в Берлине, вырос и стал священником РПЦЗ, ну а мать была соответственно матушкой и происходила из дворянского сословия. Ульяну воспитывали в Православии и любви к родине с младенчества, вот и выросла посреди Германии настоящая русская девушка, культурная, образованная, православная и, конечно, российская патриотка. Вот только по-русски говорила с изрядным акцентом: когда она первый раз приехала в Россию, ее часто принимали за девушку из Прибалтики, тем более что и внешне она на эту роль вполне подходила — высокая блондинка с голубыми глазами, полноватая, медлительная и с западной повадкой. Училась Ульяна на искусствоведа и еще до поездки в Россию интересовалась «русским художественным андеграундом», а потому, приехав в Петербург (тогда еще Ленинград), принялась носиться по выставкам авангардистов, по мастерским неофициальных художников, купила у них несколько картин, пила с ними водку, спорила о политике, об искусстве и имела в их среде бешеный успех. Художники наперебой писали портреты «поповны», дарили их ей безвозмездно, но не забывали при этом заказать в следующий приезд привести кисти, краски и джинсы. И начались ее регулярные ежегодные поездки в Россию (тогда СССР): Ульяна побывала в Троице-Сергиевой Лавре и в нескольких действующих храмах Москвы, в Ленинграде походила по превращенным в музеи Казанскому и Исаакиевскому соборам, съездила в Псково-Печорский монастырь, ну и по «Золотому кольцу» проехалась. В основном она крутилась в Ленинграде: очень полюбился ей город, в котором родились ее бабушка и дед; она звала его «своей исторической родиной» и даже отыскала дом, в котором они жили. А круг ее знакомств составляли неофициальные художники, литераторы и даже какие-то диссиденты. Вот тогда-то она и познакомилась с Натальей, кажется, на какой-то полуподпольной квартирной выставке. Сидели они рядом за столом, понравились друг дружке, разговорились, поговорили да и разошлись.