Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Генри Хаггард

— Здесь, — продолжала Аэша, положив руку на ложе, — здесь я спала все долгие ночи, в течение бесконечных лет, покрываясь плащом по соседству с моим мертвым супругом. Здесь лежала я без сна целые ночи, и камень истерся от моего тела. Я была верна тебе, Калликрат. А теперь, господин мой, ты увидишь удивительную вещь. Живой — ты увидишь себя мертвым! Готов ли ты?

Мы молча испуганно смотрели друг на друга. Аэша подвинулась вперед и подняла руку.

— Не пугайтесь, — произнесла она, — хотя это кажется странным! Все мы, живущие теперь, жили когда-то прежде, хотя не знаем и не помним того времени. Благодаря моему искусству, которому я научилась от жителей царственного Кор, я вернула тебя обратно, Калликрат, вернула из праха могилы, чтобы видеть чудную красоту твоего лица! Смотрите, мертвый Калликрат встретился с живым!

Быстрым движением она сдернула покрывало с трупа и осветила его лампой. Я взглянул и отступил назад, пораженный. Мертвец, лежавший на камне в белой одежде, отлично сохранившийся, был также Лео Винцей. Я переводил глаза от Лео живого к мертвому и не находил различия между ними. Мертвый выглядел только старше живого: те же красивые черты лица, те же золотые кудри! Мне казалось, что выражение лица умершего человека особенно походило на лицо Лео, когда он был погружен в сон.

Лео находился в каком-то столбняке. Несколько минут он стоял молча.

— Закройте его и пойдемте отсюда! — воскликнул он наконец.

— Нет, погоди, Калликрат! — сказала Аэша, походившая скорее на сибиллу, чем на обыкновенную женщину, когда стояла, подняв лампу над головой, в блеске своей чудной красоты, склоняясь над холодным телом. — Я покажу тебе еще кое-что. Холли, открой платье на груди мертвого Калликрата, может быть, господин мой побоится тронуть его!

Я повиновался, хотя дрожавшие пальцы плохо слушались меня. На мертвой обнаженной груди зияла рана, очевидно, от кинжала.

— Видишь, Калликрат! — произнесла Аэша. — Это я убила тебя. Вместо жизни я дала тебе смерть. Я убила тебя из-за египтянки Аменартас, которую ты любил; я ее не могла убить потому, что она сильнее меня. В раздражении и гневе я убила тебя и все эти долгие годы оплакивала свое преступление и ждала тебя! Теперь пусть это тело превратится в прах: оно мне нужно больше!

Аэша взяла со своего ложа большой стеклянный сосуд с ручками, наклонилась, тихо поцеловала холодное чело мертвеца, откупорила сосуд и начала лить из него какую-то жидкость на него, видимо, остерегаясь, как я заметил, чтобы ни одна капля ее не попала на нас или на нее, потом остатки жидкости вылила на грудь и голову мертвого человека. Сейчас же показался пар, и пещера наполнилась удушливым дымом, который помешал нам видеть что-либо. Послышался странный продолжительный звук — легкий треск и шипение, которое скоро прекратилось. Наконец все исчезло, осталось только маленькое облачко дыма над ложем. Через несколько минут исчезло и это облачко, и каменное ложе, на котором много столетий покоились останки Калликрата, оказалось пустым. На полу лежала только кучка дымящегося пепла. Аэша взяла горсть его и бросила в воздух.

— Прах обратился в прах! Конец прошлому! Конец всему! Калликрат умер и возродился снова. Теперь ступайте и оставьте меня! — произнесла она. — Спите, если можете. Я буду бодрствовать и думать. А завтра ночью мы уйдем отсюда!

Мы поклонились и ушли, когда же пришли в свое помещение, я заглянул к Джону, который ушел раньше. Он крепко спал, этот добрый, честный слуга, и я порадовался за него, так как его нервы, как у всех простых людей, были не особенно крепки и порядком расстроены событиями этого ужасного дня. Когда мы очутились в нашей комнате, бедный Лео, все еще не успевший опомниться от ужасного зрелища, разразился гневом. Теперь он освободился от присутствия королевы, — и сознание вернулось к нему. Он вспомнил убитую Устану и, как буря, поднялись в нем угрызения совести и стыда. Лео проклинал себя, проклинал ту минуту, когда увидел письмена на сосуде, которые оказались правдивыми, проклинал свою слабость. Но Аэшу он не проклинал. Да и кто осмелился бы проклинать такую женщину, как «Она»?

— Что мне делать, старый дружище? — простонал он, положив голову на мое плечо, в припадке горя. — Я допустил, чтобы Устану убили, и через пять минут целовал ее убийцу. Я — жалкое животное, но, право, не могу противиться ей, — голос его оборвался, — этой колдунье. Завтра будет то же самое, я навсегда в ее власти! Я продался в рабство, старый дружище, и «Она» возьмет мою душу у меня!

Тут я сказал ему, что находился не в лучшем положении, и Лео пожалел меня, может быть потому, что не мог ревновать. Мы начали соображать, нельзя ли убежать отсюда, но скоро отбросили этот проект и, по чести говоря, я не думаю, чтобы каждый из нас был в силах уйти от Аэши.

Что же Лео оставалось делать? Подчиниться власти таинственного существа, каким была Аэша, но ведь это могло случиться с ним и в обыкновенном супружестве с простой женщиной! Но эта обыкновенная супруга не принесла бы ему такой чудной красоты, такой мудрости, такой власти над тайными силами природы, силы, могущества, короны и бесконечной молодости — всего, что могла дать Аэша, если говорила правду. Поэтому понятно было, что Лео, даже рассерженный и раскаивающийся, не согласился бежать от Аэши. Я полагаю, было бы глупо, если бы он согласился на это!

Больше двух часов просидели мы с Лео, беседуя о чудесных событиях, свидетелями которых мы были. Все это казалось нам сном, сказкой. Кто мог думать, что все написанное на сосуде окажется правдой?

Глава XXII

Предчувствие Джона

Было 9 часов утра, когда Джон пришел будить меня и выразил свою радость, найдя нас в постели живыми и бодрыми. Когда я сказал ему о трагической смерти Устаны, он еще больше обрадовался, что мы остались живы. Хотя Джон и не любил Устану, он пожалел ее. Обыкновенно она называла его свиньей по-арабски, он величал ее шлюхой по-английски. Но теперь все это было забыто.

— Я хочу сказать вам кое-что, сэр, — произнес Джон, выслушав мой рассказ, — знаете, я думаю, что «Она» сам черт и его жена, если у него она есть. Нельзя же думать, что черт холостой! Аэндорская волшебница — дура по сравнению с ней, сэр! Это — страна дьяволов, сэр, а «Она» — их госпожа. Я не смею надеяться, что мы когда-нибудь выберемся отсюда. Эта колдунья не выпустит из рук такого красивого молодого человека, как мистер Лео!

— Погоди! — возразил я. — Она спасла ему жизнь!

— Да, и за это возьмет его душу! Она околдует его. Разве хороший человек может жить среди людоедов? Но это последняя страна, которую я вижу на земле. Прошлой ночью мне снился сон… Я видел своего покойного старика-отца, одетого во что-то, вроде ночной рубашки, с пучком травы в руке, собранной в саду. «Джон! — сказал он мне тихо и торжественно, — Джон, время настало, но я не ожидал увидеть тебя в таком ужасном месте. Нехорошо заставлять старого отца бежать сюда и оставлять его одного среди этих людей…»