Прекрасные тела - Лора Каннингем

Коллеги по модельному бизнесу любили подтрунивать над Лисбет: дескать, она выглядит слишком молодо, не тянет на свои тридцать шесть. Возможно, она даже была моложе, ведь если учесть ее любовь ко сну, то в сознательном состоянии она провела не более двадцати шести лет. Когда Лисбет еще работала моделью, сон являлся необходимым условием ее деятельности: он берег и восстанавливал ее красоту. Теперь бессознательное состояние стало ее утешением, бегством от действительности.

Она часто задумывалась над вопросом: что такое сны? Причуды ума? Желания? Воспоминания? Детали мозаики, собрать которую никому не под силу? А может, еще таинственнее — зов забытого прошлого? Предчувствие будущего?

Когда-то Лисбет изучала физику и астрономию. Она постоянно размышляла о Вселенной, о галактиках, о пространственно-временных измерениях. Она верила: все мгновения прошлого и будущего где-то существуют. Облеченные в некую непостижимую форму, они плывут там, в великой, мрачной, усыпанной звездами бесконечности. Свет путешествует, а вместе с ним — образы жизней, давным-давно ушедших. Каждое мгновение существует где-то в космосе крошечным пятнышком в огромном Млечном Пути воспоминаний.

Только сегодня Лисбет узнала из воскресной «Таймс» новости о нейтрино. Долгое время считалось, что эти незримые частицы не имеют массы, но теперь ученые открыли, что у нейтрино есть масса, а значит, в один прекрасный день Вселенная падет жертвой кумулятивного эффекта: раздувшись до предела, она просто лопнет.

До сих пор никто еще не был в состоянии описать или хотя бы предположить, что лежит за пределами Вселенной — за пределами беспредельного. Вероятно, именно к этой границе (Лисбет представляла ее себе такой же небесно-голубой, как и отделка стоявшего возле кровати комода в стиле арт-деко) путешествовал ее мозг в своих полночных экспедициях. Иногда в своих снах Лисбет подбиралась слишком близко к солнечному сиянию и поспешно отворачивалась, чтобы не обжечь зрачки. Интересно, были ли в этом году пятна на солнце? Существовало мнение, что эти пятна могут спровоцировать самые непредсказуемые изменения и на Земле в целом, и на Семнадцатой улице в частности, где сегодня все и так шло кувырком и не было никакой возможности принять решение: встать или все-таки остаться в постели?

Неужели того места, которое Лисбет «посетила» сегодня во время кратковременного погружения в сон, того чудесного берега моря не существует в действительности? Оно должно, должно существовать — слишком уж детально она рассмотрела и белый песок, и набегающие на берег лазурные волны с барашками пены, чтобы сомневаться в их реальности. Лисбет была уверена, что такое место где-то есть, но, может быть, это просто берег моря, виденный ею много лет назад? А может, воспоминание о фильме или книге? Что бы то ни было, сон казался Лисбет более подлинным, чем ее реальный день, представлявшийся ей таким же невнятным, как погода за окном.

Ей приснилось, что она сидит у причала, морские брызги летят ей в лицо, а потом возникает мужчина на камне, и они приближаются друг к другу с одной-единственной целью… Все это походило на забытое воспоминание. Они вошли в океан и вместе покачивались на волнах, сверкающих лазурью и бирюзой. Мужчина из сна не был точной копией Стивена Войку (она вообще не видела его лица), но чем-то он его, несомненно, напоминал. Может, это и был сам Стивен, инкогнито забравшийся к ней в подсознание? Что ж, весьма романтично: неузнанный, Стивен Войку является Лисбет во сне в качестве посланца из прошлого, которое она хотела бы возродить… А вдруг это был знак, что возлюбленный ждет ее? Что, возможно, они снова встретятся в ближайшем будущем? Лисбет едва не прошептала его имя.

Моргнув, она заставила себя стряхнуть наваждение и вернуться в реальность своей спальни. Она должна наконец встать, должна принять душ, должна одеться. Лежа в кровати, она могла видеть стопку красиво упакованных подарков для Клер, сложенную в шезлонге у камина. Лисбет опаздывала: она уже должна быть одетой. Нельзя, нельзя манкировать этой вечеринкой.

Но незримая сила, могучая и соблазнительная, как мужские руки из сна, тянула Лисбет назад, в уютное гнездо из перин и одеял, к пуховым подушкам, к сказочному удобству футона,[45] вздымавшегося над обычным матрасом. Лисбет так и спала, полусидя-полулежа, как египетская принцесса в саркофаге. Вокруг ее приподнятого ложа, как и в стране фараонов, располагались предметы, которые она могла бы взять с собой, отправляясь в загробный мир: магнитола с CD-плеером, настроенная на волну джазовой радиостанции, где леди Дэй;[46] негромко и со смыслом напевала: «Why am I blue?»[47] стопка романов, придавленная потрепанным томом «Обломова»; пепельница с остатками последней вчерашней сигареты — одиноким обгоревшим фильтром и горсткой пепла; конечно же, голубая, под стать всему интерьеру, бутылка минеральной воды «Саратога»; полупустой бокал вина. Лисбет посмотрела на прикроватный столик: стоявшие на нем часы, тоже в стиле арт-деко и тоже оправленные в голубое стекло, по-видимому, остановились и отказывались сообщать ей время. Лисбет поразило, что даже часы участвуют в заговоре с целью уничтожить границу между днем и ночью.

«Останься в постели еще ненадолго, — искушал внутренний голос, — ты все равно сможешь добраться туда вовремя». Приходить ровно в назначенный час даже невежливо. Еще хоть четверть часа этой неги, этого тепла, еще одно мгновение сладостной дремы. Может быть, ей даже удастся убить одним ударом двух зайцев: постичь важный смысл сегодняшнего сна и в то же время не опоздать на торжество. Лисбет поерзала под одеялом, еще удобнее устраиваясь в своем гнездышке. Она пообещала себе, что через минуту окончательно проснется и приготовит эспрессо с помощью маленькой пузатой кофеварки, громоздившейся на кухонном столе.

Лежа в постели, Лисбет могла видеть только фрагмент пейзажа, открывавшегося за окном. Сегодня этот кусочек включал в себя уличные фонари с их фосфорическим, работающим на борьбу с преступностью свечением и скелет клена, весной, летом и осенью служившего Лисбет внешней занавеской. В теплое время года дерево не только прикрывало окно желтовато-зеленым кружевом листвы, но и было для хозяйки квартиры постоянным источником вдохновения в ее творчестве. Надо сказать, живопись постепенно становилась основным занятием (а главное, способом заработка) Лисбет, замещая собой работу в модельном бизнесе. В июне благодаря дереву спальня погружалась в зеленоватый сумрак, но Лисбет не жалела о том, что солнца становится меньше. Свет, пропущенный через фильтр кленовой листвы, был невероятно красив, и она старалась запечатлеть его на холсте вместе с колеблющимися тенями узорной листвы на стенах. Живописная серия «Дерево» оказалась одной из наиболее удачных, и ее уже почти всю раскупили. Даже самую большую картину — «Майское утро», стоявшую у камина, собиралась приобрести одна люксембургская галерея.