Ариэль. Другая история русалочки - Лиз Брасвелл

съестное.

– Единственное, чего я не понимаю, так это того, зачем Урсула осталась. Замужем за Эриком, я имею в виду. К тому же здесь, – взмахом руки девушка обозначила весь Мир Суши. – Чего она хочет? Мне казалось, её единственным желанием было сокрушить меня и отомстить моему отцу. И она этого добилась. Это место не её дом...

Скаттл пожал плечами:

– Не знаю, Ариэль. Она злодейка, верно? Кто знает, чем вообще она руководствуется в своих поступках? Желанием творить новое зло, вероятно? Или, возможно, ей просто нравится здесь. Что бы ни творилось в голове этой чокнутой, мы с неё спесь-то собьём, вот что я тебе скажу! Мы вышвырнем её из дворца, вернём твоего отца, вернём принца, и все будут жить долго и счастливо.

– Не знаю, по плечу ли нам всё, что ты перечислил, – заметила Ариэль, улыбаясь. – Не думаю, что могу взять на себя ответственность за то, чтобы долго и счастливо жил каждый.

«Я даже самой себе не могу этого пообещать. Вернуть принца? – эту мысль русалка находила интригующей, но собиралась обдумать её позже. – Первым делом нужно исполнить долг».

– ...Полагаю, будет непросто «вышвырнуть из дворца» принцессу, которая ко всему прочему является морской ведьмой. В особенности теперь, когда я потеряла преимущество, которое мне давал элемент неожиданности. Предлагаю сосредоточиться на возвращении моего отца домой, а потом посмотрим, что ещё можно сделать.

– Принц тебе больше не нужен? – с любопытством спросила Джона.

Ариэль посмотрела на неё удивлённо. Неужели птица каким-то образом прочла её мысли?

– Прошу прощения?

– Твой персонаж казался искренне тоскующим по персонажу Эрика в его опере «Сиренетта», – пояснила Джона, пожимая плечами. – А прадедушка постоянно рассказывал вашу историю, в которой ты отдавала свой голос, чтобы получить возможность влюбить его в себя...

– Это было давно. Я была юна, он был привлекательным молодым человеком из иного мира, в котором всё для меня казалось диковинным. Не думаю, что в действительности шансы долгосрочных отношений между русалкой и человеком так уж велики.

Сперва давать быстрый ответ вслух и уже потом обдумывать, насколько он соответствует реальному положению вещей, было намного проще. Ариэль мысленно ругала себя за то, что уже начала утрачивать рассудительность, которая пришла к ней вместе с вынужденным молчанием.

– Полегче с этим, – обратился Скаттл к своей правнучке, вероятно, полагая, что говорит достаточно тихо, чтобы Ариэль его не услышала. – Кажется, для неё это болезненная тема. Рана так и не затянулась.

Ариэль поднялась, делая глубокий вдох.

– Что ж, не думаю, что могу вернуться в замок прямо сейчас. Все видели, как я в спешке выбежала из него.

– Что будешь делать? – спросила Джона.

– Пока я жду, что здесь всё немного поуляжется, отправлюсь посмотреть своими глазами, к чему привело Тирулию правление Урсулы. Если Карлотта права, стоящая передо мной задача ещё более срочная. Я не могу допустить, чтобы люди умирали из-за принцессы, которую я – пусть и неумышленно – возвела на их престол. Мне нужно побывать на улицах города, где есть простой люд, и послушать, о чём они говорят.

– Совершенно верно, – поддержал её Скаттл. – Правление морской ведьмы непременно должно было оказать на королевство отрицательное, как его там, возмездие.

– Наверное, ты хотел сказать «воздействие», прадедушка, – деликатно поправила его Джона. Она расправила крылья. – Я отправлюсь сообщить Флаундеру об изменении твоего состояния – касательно голоса.

– Спасибо, Джона, – тепло поблагодарила её Ариэль. – Пожалуйста, передай ему, что мы встретимся в этой бухте четыре прилива спустя. И убедись, что он точно понял: о том, что со мной произошло, пока нельзя рассказывать ни одной живой душе.

– Ни одной? – удивлённо спросил Скаттл. – Даже старине, который любому покажет, где раки зимуют?

– Особенно Себастьяну. Пока что. Мне и без того достаточно стыдно за то, что я вернула свой голос, а не отца. Даже думать не хочу, как буду объяснять ему это прямо сейчас. К тому же, если всем станет известно, что я снова могу говорить, на меня усилится давление – вернуться в подводный мир и продолжить правление. Будет сложно улизнуть на поиски отца во второй раз.

– Но ты и не станешь рассказывать об этом всем – только Себастьяну, – заметил Скаттл.

– Как только об этом узнает Себастьян, новость в считаные часы разнесётся по всему королевству, – объяснила Ариэль улыбаясь. – Он судачит не хуже судака.

Эрик

Возвращаясь с репетиции обратно в замок, юноша испытывал неприятное чувство, что он кое-что скрывает.

Это напомнило ему о случае, когда он поймал своего первого действительно увесистого сибаса. Бывалые рыбаки, стоявшие на пирсе, наградили восьмилетнего мальчишку-принца одобрительными возгласами, когда тот помчался домой со всех ног, держа свой трофей над головой.

Но затем, осознав, что он ещё никогда не возвращался со столь крупным уловом, он вдруг решил, что отец и мать – король и королева – станут ругать его за подобное плебейское увлечение и запретят ему приготовить и съесть ужин, который он добыл для себя сам, как настоящий мужчина.

Он спрятал рыбину под рубашкой.

Лаврак (широко известный под названием «морской волк») имел особо острые плавники, хребет и чешую, которые врезались в тело мальчика, когда рыба пыталась высвободиться из его рук.

К тому времени, когда маленький Эрик добрался до дворца, он впал в отчаяние, а из ранок на его коже сочилась кровь. Ребёнок направился прямиком на кухню, где разразился морем слёз, ругая себя за слабость.

Король и королева, как, наверное, догадался бы каждый родитель, были довольны умением и упорством, которые продемонстрировал их сын. Они прочитали Эрику очень серьёзную лекцию о том, насколько важно, чтобы он знал, каким трудом простые люди добывают себе ужин, ведь однажды он будет управлять королевством, большинство жителей которого заняты рыболовством. После чего вновь повеселевший Эрик, ранки которого обработали и замотали бинтами, самостоятельно зажарил рыбу под присмотром кухарки. Её подали на королевский стол на золотом блюде, и с этого дня все зажили долго и счастливо.

Также принцу пришёл на память тот день, когда он подростком был очарован бездомным щенком, который совершенно не вписывался в представление о королевской охотничьей собаке. Точно так же, как и прежде лаврака, спрятав щенка под рубашку, юноша принёс его домой. Терзаемый угрызениями совести, он прятал Макса у