Судья и палач - Владимир Колычев

Они пили, закусывали, а потом она отключилась. Осознание действительности вернулось к ней в тот момент, когда толстяк кончал в нее…

Благо она постоянно сидит на противозачаточном. Никак не вдохновляла ее перспектива родить ребенка. Сколько возни с ним, сколько криков, соплей, сраных пеленок. И груди потеряют упругость. Может быть, потом, когда будут деньги, чтобы нанять няньку. Или даже кормилицу…

За окнами была глухая ночь. Часы показывали половину второго ночи. Получается, она уже давно в этой квартире. Интересно, неужели она трахалась с этим боровом несколько часов?..

Хорошо, толстяк скатился с нее, завалился на бок и захрапел.

Минут двадцать Алла лежала и не шевелилась. Внутри себя она ощущала мерзость, на душе было гадко. И чувство вины. Пожалуй, не только из-за того, что изменила Герману. Она разменялась, как золотая монета на жалкие медяки, из добропорядочной женщины стала шлюхой. От этого, конечно, не умирают, но на душе было тоскливо.

Поляк спал мертвецким сном. Алла встала, пошла в ванную, приняла душ. Она азартно намыливала себя мочалкой, как будто хотела содрать с себя мужские нечистоты, очиститься от кобелиной похоти. Отмыться она не отмылась, но немного успокоилась.

Толстяк и не думал просыпаться. Время было очень позднее. Алла высушила волосы, оделась, взяла сумочку, проверила ее и обомлела. Этот хряк забрал из нее свои пятьсот долларов.

И где же теперь их искать?

Алла подошла к секретеру, открыла его, увидела бронированный ящик. В дверце торчал ключ. Этот кретин обокрал ее, но не додумался закрыть доступ к своим деньгам. Или в ящике уже нет денег?

Она открыла дверцу, сунула руку в ящик. Нащупала денежные купюры и еще что-то тяжелое. Деньги — две нераспечатанные банковские упаковки: в одной две тысячи долларов, в другой десять. И еще с десяток стодолларовых купюр россыпью. А к деньгам приложение — заряженный пистолет с глушителем. Такие она видела в американских кинобоевиках. Эта находка мало ее волновала, но тем не менее она забрала ее с собой.

Уходя, Алла прибрала к рукам видеомагнитофон и музыкальный центр. Нелегкая ноша и объемная, но она стоит денег. На родине эта техника уйдет влет…

Алла вернулась из поездки страшно уставшая и довольная. Привезла с собой шмотки, видеомагнитофон и музыкальный центр.

— Сколько отдала? — спросил Герман, показывая на технику.

— Нисколько, — криво усмехнулась она. — А могла бы отдать лет десять…

— Ничего не понял, — до него не сразу дошел смысл ее слов.

— А ты понимай!.. Осточертело мне по этим сраным заграницам мотаться! — Слова ее резанули слух. — Ты вот здесь прохлаждаешься, а я в тарантасах пыльных трясусь…

— В следующий раз вместе поедем…

— А я больше не хочу никуда ездить!.. В общем, так, дорогой, это была последняя моя поездка. А жить буду на это.

Она показала на видик и музыкальный центр.

— А ты думаешь их за сто миллионов долларов продать? — скептически улыбнулся Герман.

— Хватит того, что я ни копейки за них не отдала…

— Ты мне так и не ответила, где ты взяла все это?

— Украла!

— Я серьезно.

— Я тоже… Да, Герочка, все это я украла… Или… Или даже, можно сказать, заработала…

— Как?

— А вот так, передком своим. Нужно знать, кому отдаваться…

— Что?!

Герман не сдержался и размахнулся, чтобы ударить Аллу. Слишком нагло и развязно ведет себя эта сучка!

Но Алла резко подалась назад, быстро сунула руку в сумку и вытащила оттуда… Она вытащила оттуда пистолет. И направила ствол на него.

— Не подходи, он заряжен! — Ее взгляд метал молнии. В глазах бродил признак безумства.

— Дай сюда! — потребовал он.

И, как это ни странно, после короткого раздумья Алла взяла пистолет за ствол и бросила ему. Он поймал его на лету. И разинул рот от удивления.

Пистолеты — его слабость. «В живую» он видел только «марголин», «наган», «ПМ» и «ТТ». Зато в его библиотеке стояло редкое и дорогое издание — энциклопедия стрелкового оружия. Раздел «Пистолеты» он знал чуть ли не наизусть.

И вот одна страничка этого издания ожила в его руках. Один из самых дорогих и надежных пистолетов нынешней эпохи. «Глок», семнадцатизарядный, девять миллиметров, ствольная коробка целиком из пластика — это снижает его вес. Этот пистолет крупней, чем «Макаров», но на целых сто граммов легче. Краем уха Герман слышал, что эту модель очень уважают киллеры, наемные убийцы.

— Где ты это взяла? — жестко спросил он.

— Где, где… — передразнила его Алла. — В пи… Это было грубо даже для нее.

— Сука! — ответил он тем же.

— Сам дурак…

Она неожиданно сложилась в коленях, затем в поясе. В этом положении она опустилась на пол, закрыла лицо руками и зарыдала. Не заплакала, а именно зарыдала.

Герман подошел к ней, присел рядом, погладил ее по спине.

— Успокойся, не надо…

Когда она пришла в себя, он спросил:

— Расскажи мне все…

— А чего рассказывать? — всхлипнула она. — Я по барахолке ходила, к товару присматривалась. Одна ходила, ведь ты же не захотел со мной быть… А тут мужик один подходит, поляк. Какая девочка, какая девочка, заладил, гад. И пять сотен баксов предлагает… Прости меня, Гера, но я сломалась. Пятьсот баксов только за то, чтобы ноги расставить…

Герман чувствовал, как внутри его все застывает от холода. Горькая тоска сдавила грудь — он начал задыхаться.

— Но ты не думай, между нами ничего не было. Он привел меня к себе, накрыл стол. Хотел, чтобы я выпила, а я отказывалась. Тогда он сам приложился к бутылке. А потом начал приставать. Я дала ему понять, что не готова. Тогда он снова за выпивку. В общем, нажрался как свинья и заснул. Так ничего у нас не получилось. А если бы не нажрался, я все равно бы от него сбежала… Ты верь мне, Герочка, верь…

Герман не мог понять, это у нее идет искренне, от души, или она играет роль. Но как бы то ни было, он верил ей. Хотел верить. Сейчас для него лучше сладкая ложь, чем горькая правда. Он любил Аллу, и ему страшно было представить ее в чужих объятиях.

— В общем, он заснул, а я хотела уйти. И ушла, но не сразу. Бес меня на грех толкнул. Я забрала у поляка магнитофон и музыкальный центр. Я обокрала его.

— А пистолет?

— И пистолет я нашла у него. Вместе с этим…

Она встала, подошла к своей сумке, сунула вглубь руку и достала бумажный сверток. Бросила его на стол и развернула. В нем лежали деньги. Много денег. Герман обомлел.

— Здесь тринадцать тысяч. Долларов. Тринадцать тысяч… Тринадцать… Дьявольское число… Это знак…

Герман глянул на жену. И невольно вздрогнул.

Ни единой слезинки в ее глазах. Взгляд холодный, немигающий, как у рептилии. И какой-то потусторонний. Она очень напоминала сейчас кобру, готовую к броску.

— Я знаю, чем мы будем с тобой заниматься… И она открыла перед ним чудовищный план.

— Это опасно. Но я знаю, нам всегда будет везти. Я перевозила через границу оружие, ворованные деньги, технику. И очень боялась. Ведь за это срок. И, знаешь, перебоялась. Все хорошо, я не попалась. И это знамение. Знамение на будущее. Нам всегда будет везти, вот увидишь. Нас никогда не поймают, — ее уверенность передавалась ему.

Как будто она его загипнотизировала.

— Мы будем жить безбедно…

— И вернем себе квартиру, — добавил он.

Покойный отец был и оставался для Германа идеалом. Сильный властный мужчина, уважаемый обществом человек. А ведь он зарабатывал деньги не честным путем. Он никого не грабил, не убивал. Но успел заполнить крупными купюрами не одну трехлитровую банку. Правда, его «кинул» один очень авторитетный жулик по кличке Государство. Одним росчерком пера были обесценены все его накопления. Но ведь он мог сохранить их, если бы вовремя обернул «деревянные» в «зеленую» валюту.

А еще мать. Она постоянно твердила, что он какой-то не такой. Рохля, растяпа, неудачник. Не то, что его отец. Она не могла простить ему потерю квартиры. И злилась. Он должен был доказать ей, что и он чего-то стоит. И докажет. Докажет и вернет квартиру, пятикомнатную, в центре города.

Вместе с Аллой они свернут горы.

Он не считал себя ее единомышленником. Преступный план выдвинула она. Только ему казалось, что это он уговорил ее приступить к его осуществлению.

* * *

Алла стояла на обочине дороги. В нескольких шагах от автобусной остановки. Красивая, неотразимая. Но в ее наряде ни капли вульгарности. Дорогой деловой костюм, туфли на среднем каблуке, кожаная сумочка от Гуччи на плече. Грамотный макияж — строго по минимуму, волосы забраны вверх, на красивом лице печать неприступности. Только это не отталкивало мужчин, а, напротив, тянуло к ней как магнитом. Тут главное — взгляд. Не блудный, не распутный, но допускающий определенную фантазию.