Последняя шутка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

господа. Увидев в ту же минуту на сцене Женьку с гитарой, которую поспешил расчехлить художник, они вконец прибалдели. В ошеломляющей тишине пела Женька песенку, для которой Ирка ей помогла подобрать аккорды и бой. Это была песня "Художник, что рисует дождь". Ни слюнявый свитер, ни лёгкое опьянение не мешали Женьке быть Анжеликой Варум, потому что слух у неё, как и у сестрицы, был абсолютный, а голос – ангельский. Пальцы били по струнам вполне уверенно. Знала Женька, что её ждут овации. И они раздались, как только она умолкла. И это было покруче, чем бриллианты, сапфиры и изумруды, которые подарил сестре генеральский сын. Это был подарок художника. Того самого, что рисует дождь.

А потом художник повёз её на такси к себе. Они целовались на заднем сиденье так, что казалось – не фонари мелькают справа и слева, а Млечный путь. И Женька зажмуривалась от невероятного, несравнимого ни с чем трепета – не свалиться бы с высоты! Артём жил один. Он снимал квартиру на Вешняковской. Жил в нищете, как и полагается гению, у которого есть глобальное понимание, для чего он явился на этот свет. Как было такого не осчастливить, не предложить ему своё тело, свою любовь, свою жизнь? Женька уж давно это делала, потому что была у него не раз. Садилась к мольберту, перебирала палитры, кисти, холсты, падала в обнимку с их повелителем, раздевая его, на груды эскизов. И трудно было представить более головокружительное падение. Но на этот раз, разумеется, всё должно было быть ещё более волшебно, невероятно и окончательно. Так оно и произошло.

Уже поздней ночью они сидели на кухне и пили кофе. Кофе был, как ни странно, великолепным. Впрочем, возможно, Женьке так лишь казалось. Разве могло ей что-то не нравится здесь, сейчас, рядом с ним, сидящим бок о бок с нею? Дворовая темнота таращилась из окна на голую Женьку. Пьяные голоса шпаны доносились так, будто эта самая пьянь прямо здесь, на кухне, и куролесила. Но противно не было. Пусть бы всё хоть огнём горело! Разве огонь притронется к ним двоим, блуждающим среди звёзд?

– Ты меня когда нарисуешь? – спросила Женька, проводя пальцами по его спине.

– Когда дождь зарядит, – ответил он, закурив, – и клён станет алым.

– Но под дождём рисовать как можно? Размокнет холст, краски потекут!

– Женечка, мы поставим мольберт в беседке. Как тебе эта мысль?

– В Кусково?

– Да. Там ведь есть беседка. Рядом с ней – клёны.

Артём, казалось, думал о чём-то грустном. Женька решительно взобралась к нему на колени. Их губы встретились для совсем короткого поцелуя.

– Тёма, а ты решил стать художником почему? – спросила она.

– Чтоб встретить тебя и нарисовать.

Ответ, разумеется, Женьке очень понравился. Но она ему не поверила.

– Скажи правду! Мне интересно.

– По той же самой причине, благодаря которой слепые люди вовсе не так несчастны, как можно о них подумать, – сказал Артём, помолчав, – они создают свой мир, в который не проникает то, что им неприятно. Мне слишком многое отвратительно, и поэтому я решил стать художником.

– Но ведь ты рисуешь гнусные рожи! Сам говорил.

– Да, именно так. Вот это и называется парадоксом. Или насмешкой судьбы.

– А твой мир – какой? Что бы ты хотел рисовать?

– Тебя.

Ответ был дан таким голосом, что у Женьки сомнений на этот раз не возникло.

– Почему именно меня? Что во мне такого?

– Ты очень странная.

– Тоже мне, комплимент! – оскорбилась Женька, – в психушке тоже все очень странные!

– Ты – совсем из другого века.

– Тёмочка, ты меня сегодня добьёшь своими любезностями! На сколько же лет я выгляжу? На сто сорок? Или на двести?

– Ты интересная.

– Я – не книга, чтобы меня хвалить такими словами!

– Ну, хорошо. Я тебя люблю.

Женька попыталась получить доказательство. Но Артём, взглянув на часы, сказал, что не собирается навлекать на себя гнев Ирки исчезновением её несовершеннолетней сестры на всю ночь, поэтому ей пора собираться. Как ни орала Женька, что Ирка – ей не сестра, а только одно название, он заставил её одеться и проводил до дома. Она обиделась так, что поцеловала его около подъезда только губами, без язычка. Обозвав придурком, пошла домой. Через пять минут она уже видела эротический сон. А он шёл по улице.

Глава девятая

Разбудив утром Ирку, Рита вручила ей свой мобильник.

– Вот, прочитай.

Прочтя анонимное СМС с неопределившимся номером, Ирка пристально поглядела на свою правую ногу.

– Да, так и есть! На двух пальцах лак немножко облез. Я даже и не заметила. Кто бы мог это написать?

– Откуда я знаю? Думай.

Ирка, поразмышляв, воскликнула:

– Женька, сволочь! Она ведь видела, как ты делала мне массаж! Неясно только одно: как она смогла засекретить номер? Она совсем в настройках не шарит.

– Женька стояла около шкафа, вон там, – указала Рита рукой, – она могла видеть оттуда только твои подошвы, никак не ногти. Может, она их видела до того?

– Нет, это исключено. Я была в чулках. А позавчера лак был цел. Абсолютно точно. Я помню.

– А твой Серёжа вчера разглядывал твои ноги?

– Нет, не разглядывал. Просто видел. Но он, во-первых, не знал о том, что ты мне здесь делала массаж ног. Во-вторых – он точно не знает твоего номера, да и о тебе самой не слыхал. А в-третьих, зачем это ему надо?

– Значит, это дурацкое сообщение прислала либо ты, либо я сама, либо дьявол, – сказала Рита и пошла в душ.

Женька, как обычно, спала на одном диване с сестрой. Она могла спать, даже если рядом орали, а разговор Ирки с Ритой происходил вполголоса. Из открытого рта студентки медколледжа пахло пивом и сигаретами. Поглядев на часы, Ирка ужаснулась и принялась расталкивать расслюнявившуюся дрянь.

– Просыпайся, быстро! Вставай! Уже почти восемь часов! Опять опоздаешь!

– Я никуда не пойду, – промямлила Женька, перевернувшись набок и натянув на башку угол одеяла, – отстань, коза!

Пришлось её ущипнуть за мягкое место, чтоб подскочила до потолка и полезла драться. Молниеносно влепив ей пару затрещин, Ирка умчалась и заперлась в туалете. Женька, ревя, стала ломать дверь. За этим занятием злость её улеглась, башка прояснилась. Но не совсем до конца – без помощи Ирки одеться не удалось. При этом сестрицы что-то всё выясняли между собой. Визг стоял свинячий. Рита сварила манную кашу. Не дав сестре сполна насладиться ею и до конца накраситься, Ирка всучила ей рюкзачок с учебными принадлежностями, за шиворот подтащила к двери, прежде её открыв, и – дала коленкой под жопу. Вылетев на площадку, хотела Женька вернуться, чтоб отплатить за пендаль, но дверь захлопнулась и внутри скрежетнул засов, который снаружи было не отпереть.

Со спокойной совестью села Ирка есть кашу. Рита, уже одетая, пила кофе.

– Какие планы? – поинтересовалась она, глядя из окна, как Женька