Восхождение к Дао. Жизнь даосского учителя Ван Липина - Чэнь Кайго

Чжан Хэдао положил лепешки на лежавший поблизости валун. Даосы одновременно ринулись к нему с разных сторон, четыре руки протянулись к лепешкам, четыре лба чуть не столкнулись друг с другом.

Цзя Цзяои первым выскочил из этой толчеи.

— Нет, нет, нет, здесь собственную рожу некуда воткнуть! — закричал он, размахивая руками. — Идите вы куда подальше!

— А нам только того и надо, — смеясь, откликнулся Чжан Хэдао. — Ты любишь свою рожу, а мы любим лепешки!

Но и втроем было все еще нелегко пробраться к еде, поэтому Ван Цзяомин тоже отказался от борьбы. В итоге осталось лишь два претендента. Чжан Хэдао и Ван

Липин, хватая лепешки по очереди, быстро съели все подчистую. А Ван Цзяомин заметил, что Цзя Цзяои повернулся к нему спиной и сразу сообразил, что на то имелась веская причина. Быстро подбежав к Цзя Цзяои и заглянув через его плечо, он увидел, что тот держит в руке большую морковку. Не говоря ни слова, он схватил эту морковку, разломил ее на две части и отдал одну половину Цзя Цзяои.

Одной лепешкой или одной морковкой не наешься, но когда с тобой делятся последним, на душе становится легче. И звучит в горах человеческий смех — событие ох какое редкое в таком пустынном месте.

В атмосфере этой непринужденной, искренней дружбы проходили месяцы и годы. Ничуть не теряя уважения и любви друг к другу, даосы вечно «разыгрывали номера» друг с другом, устраивали друг другу «проверки», словно состязаясь в сообразительности и остроумии. Прожившие долгую и трудную жизнь, они остались вечными детьми, которые как будто не знали никаких обязательств и ограничений и даже не замечали страшных событий, потрясавших в те годы страну. Казалось, им было все равно — север или юг, правое или левое. Их сознание было подобно светлому диску луны, их мысли напоминали водный поток, свободно несущийся куда-то вдаль: пыль и грязь мира не приставали к ним, Все было в них неподдельно, естественно и гармонично. Все они делали весело и красиво. Поистине, в них сходились воедино путь Неба, путь Земли и путь Человека. Это было незабываемое для Ван Липина время — вторая вершина в его жизни.

Теперь Ван Липин наконец-то понял, в чем состояло назначение его жизни: он должен быть достоин своих учителей, он должен жить так, чтобы не посрамить их память.

Магические «птичьи» письмена. Гравюра XV в.

В глазах старцев вскормленный ими «ребенок» уже вырос и возмужал. Ибо Ван Липин уже понимал, что значит быть настолько чистым сердцем, чтобы жить одной жизнью со всем миром.

Это чувство внутренней слитности с единой живой вселенной рождало неизъяснимо-радостную свободу духа, в которой таяли, как льдинки на солнце, все низкие, мелкие чувства, внушаемые мирской суетой. В этой великой свободе духа и таилась разгадка веселого, даже игривого настроения, которое, кажется, никогда не покидало старых даосов…

В тот день они шли по широкой горной дороге. Неожиданно группу странников обогнал грузовик, поднявший за собой тучу пыли. Чжан Хэдао взглянул себе под ноги — его старые сандалии уже вот-вот порвутся. Цзя Цзяои как будто понял, что у учителя на уме, и деловито поправил котомку на спине, словно говоря: «Все в порядке!». Тут и Ван Цзяомин подтянул пояс, словно тоже хотел сказать: «Все будет хорошо!».

Один только Ван Липин смотрел вслед удалявшейся машине. Обернувшись, он увидел, что сзади к ним приближается еще один грузовик.

Едва грузовик поравнялся с путниками, все три старика как по команде прыгнули в кузов. На мгновение опешивший Ван Липин бросился вдогонку за грузовиком, а старцы глядели на него из кузова и весело смеялись. Ван Липину пришлось пробежать добрую сотню метров, прежде чем он догнал грузовик и, подтянувшись на руках, перемахнул через борт. Старцы все так же дружно смеялись. Ван Липин невольно покраснел. Шофер грузовика, сосредоточенно глядевший на дорогу, и не догадывался, что у него в кузове появились пассажиры. Внезапно он услыхал за спиной гром-кип хохот. Удивительно! Здесь, в горах, нет ни машин, ни людей, не видать и прохожих, кто тут может смеяться? Прислушался еще — кажется, смеются где-то поблизости. Посмотрел шофер в заднее окошко и видит: в кузове сидят какие-то старички.

Водитель тут же остановил грузовик, вышел из кабины, встав на подножку, и хотел было уже расспросить стариков, кто они такие и зачем залезли в его машину — а их уж и след простыл! Пока водитель в недоумении топтался на подножке и смотрел по сторонам, сзади его кто-то окликнул: «Спасибо, уважаемый, что подвезли!» Шофер обернулся и видит: стоят перед ним все те же трое стариков и юноша.

Незнакомцы поклонились ему и пошли прочь. Не успел водитель рта раскрыть, как они уже исчезли за поворотом. А не заметил он их в кузове потому, что даосы на некоторое время сделались невидимыми.

К вечеру даосы достигли подножия знаменитой горы Хуашань. С одного взгляда можно было убедиться в том, что та гора и в самом деле необыкновенная: по форме она напоминает великана, подпирающего небо, воздух вокруг прозрачен и свеж, а на склонах высятся рядами бирюзовые скалы необычайной красоты.

Гора Хуашань — одна из священных гор Китая. Среди даосов она зовется Западным пиком. Издавна селились на ней даосские отшельники, а на вершине горы, по преданию, растет отрава небожительниц», дарующая бессмертие. Венчают гору пять отвесных пиков, до которых можно дойти по единственной узкой тропинке, да и этот поход небезопасен. Самое подходящее место для отшельнической жизни! А недалеко от подножия горы течет, петляя среди холмов, Хуанхэ — Желтая Река. К северу простирается бескрайняя равнина, в южной стороне громоздятся гряды остроконечных гор, так что Хуашань как бы обозначает границу между двумя частями Китая — равнинной и горной.

С древности «мужи Дао» занимались в этом месте духовным совершенствованием. Четверо даосов тоже пришли сюда с этой целью.

Трое стариков и юноша, выстроившись цепочкой, карабкались вверх по узкой, почти отвесной тропе. Вихрь «культурной революции" не пощадил и эти места. Здесь уже побывали хунвэйбины, оставившие повсюду уродливые следы своей «революционной» деятельности: разрушенные кумирни и беседки, замазанные краской старинные надписи, разбитые статуи богов, Прежде старикам не раз приходилось бывать на горе Хуашань, им было невыносимо видеть эти разрушения.

Где-то на полпути к вершине, прижимаясь к отвесной скале, Чжан Хэдао показал Ван Липину на высившийся напротив пик и сказал:

— Вот там когда-то жил знаменитый даос Чан Чжэньцзы, один из семи истинных учителей Севера". Говорят, Чан Чжэньцзы выдолбил себе там пещеру, чтобы заниматься в ней медитацией. Но едва он закончил работу, как друг-даос попросил его одолжить ему эту новую обитель. Чан Чжэньцзы отдал ему свою пещеру, а сам выдолбил себе другую. Но и ту пещеру у него выпросил какой-то даос. Вот так Чан Чжэньцзы переходил с места на место, выдалбливая пещеры и отдавая их другим подвижникам. Лишь в семьдесят второй пещере он смог, наконец, заняться медитацией, и там он обрел Дао.

Потом даосы остановились у полуразрушенной старинной беседки,

— Здесь даос Чэнь Чуань играл в шашки с первым императором династии Сун, — сказал Чжан Хэдао. — А на кон они поставили два окрестных уезда. Император в тот раз проиграл, по Чэнь Чуань не стал брать себе уезды, а только попросил императора освободить их жителей от податей, Позже Чэнь Чуань тоже занимался здесь совершенствованием. Особенно прославился он своей техникой совершенствования посредством сна.

Даосские талисманы, сочетающие рисунок и каллиграфию

Ван Липин задумался на минуту: выдолбить в отвесной скале маленькую нишу и жить в ней, рискуя каждое мгновение свалиться в пропасть… Вот как надо взращивать в сердце покой!

Смеркалось. Даосы все еще продолжали карабкаться вверх по узкой тропинке, как вдруг ущелье наполнилось шумом, и в лицо ударил прохладный ветер, который тут же стал резко усиливаться. Путники едва успели укрыться за большим валуном, В одну минуту небо почернело, налетевший вихрь взметнул в воздух сухую траву вперемешку с пылью. Казалось, вокруг пустились в пляс, сворачиваясь кольцами, множество гигантских драконов. Рев ветра смешался с мелкой дробью катящихся камушков и шорохом песка, швыряемого вихрем на скалы.

Дело происходило в третий месяц весны, когда на юге Китая уже вовсю цветут травы, а к северу от хребта Циньлинь еще только-только появляются первые зеленые ростки. Циньлинь, подобно гигантской ширме, преграждает путь т север теплому ветру с Юга, а гора Хуашань — как главная застава в этой горной гряде: весенние южные ветры в этом месте наталкиваются на глухую стену и, не находя выхода, преображаются в яростный вихрь. Юг, как известно, — страна стихии Огня, энергия же Огня отличается сухостью. Гора Хуашань «располагается в Срединном краю и сдвинута к Западу», поэтому ей соответствует стихия Металла. Южный ветер, закручивая свою карусель на горе Хуашань, мало-помалу охлаждается и, прорываясь дальше на север, приносит с собой прохладу и влагу. Благодаря этому он становится особенно благодатным для растений.