Маргарита Ангулемская и ее время - А. Петрункевич

Мы находим при дворе Маргариты Николая Денизо, поэта и художника; Антуана Ле Масона, одного из секретарей королевы и переводчика; Виктора Бродо, управлявшего казной Маргариты и обменивавшегося легкими стихотворениями с Маро; Пьера Боэстюо и Клода Грюже, первых издателей «Гептамерона»; Жана де Ла Ге, первого издателя стихотворений королевы; Жана Клуе, знаменитого портретиста XVI века; эрудита Шарля де Сент-Марта. Отец Шарля был лейб-медиком, а сам он профессорствовал в Лионе, преподавая языки французский, латинский и еврейский. Обвиненный в ереси, Шарль был брошен в тюрьму, в которой просидел два года, а по выходе из нее попал прямо к Маргарите, которая назначила его сначала членом своего Совета, потом судьей в Алансон.

Автор преподносит свою книгу Маргарите Наваррской (Миниатюра XVI века)

Рядом со всеми этими поэтами, которые, по выражению Одолан Дено, превратили Наваррский двор в настоящий Парнас, мы встречаем здесь людей, представлявших и другую сторону Возрождения, – профессоров и ученых. Не схоластических ученых, мастерски высмеянных Рабле, а ученых нового времени, вставших на борьбу с догматизмом. Из них мы назовем Гийома Постеля («человека с энциклопедическим образованием и всепожирающим воображением», как его охарактеризовал А. Мартен), впервые начавшего изучение азиатских языков и литератур и «провидевшего Древний Восток и единство первичного мира в недрах его». (Он был так сильно увлечен своей идеей, так поражен гигантским видением, вызванным им самим, что кончил сумасшествием.) В 1535 году Г. Постель отправился путешествовать на Восток и по возвращении оттуда, по ходатайству Маргариты, был назначен профессором математики и восточных языков в высшую королевскую школу. Это был человек глубоко религиозный, и он верил в возможность обратить все народы к Евангелию исключительно путем разумных убеждений и доводов. Эта мечта о всеобщем согласии и мире, о соединении всех самых разнообразных народов одной общей религией была для него заветной. Он увлекал Маргариту своим богатым воображением и своей широкой, всеобъемлющей любовью к страдающему человечеству, жизнь которого он хотел облегчить, озарив его светом разумного христианства.

Назовем и другого профессора той же школы – Каноссу Парадизио, перекрещенного еврея, родившегося в Венеции. Приехав в Париж в 1531 году, он близко сошелся с королевой Наваррской, которую стал обучать еврейскому языку. Она рекомендовала его как профессора королю, назначившему его в свою школу на кафедру еврейского языка. Его сестра, Франсуаза Каносса, была пожалована сначала фрейлиной королевы Наваррской, а потом – Екатерины Медичи. Симпатичный профессор быстро пошел в гору и приобрел многочисленных друзей и доверие самого короля, но и среди всех своих удач он никогда не забывал, что первой в чужой стране его поддержала Маргарита; он воспел ее в одной из своих поэм.

Не забудем, что с 1531 года в Беарне поселился Лефевр д'Этапль и что Ж. Руссель, возведенный в звание придворного проповедника Маргариты, ее стараниями был вскоре (в 1538 году) назначен епископом Олоронским. Гостеприимный дворец в По посещали также Жан Кальвин и Теодор де Без.

Теперь, познакомившись с теми, кто составлял обычный круг королевы, посмотрим, как они проводили время. День Маргариты был всегда очень занят. Она сама отмечает это в прологе к «Гептамерону», говоря о Парламанте, в которой большинство исследователей видит портрет автора, что «она никогда не была праздной».

Утро обыкновенно посвящалось государственным делам. Маргарита не только управляла своими герцогствами, внимательно следя за их жизнью, нуждами и потребностями, но и принимала большое участие в делах Наварры, тем более что ее супруг, будучи наместником Франциска I в Гаскони, должен был часто отлучаться из своего королевства по делам службы; в этих случаях он передавал бразды правления королеве.

Покончив с докладами, проверками и решениями, требовавшимися по всевозможным вопросам и делам, отпустив всех должностных лиц, королева просматривала корреспонденцию и отвечала на письма – писала сама или поручала сделать это своему секретарю Фротте, рассказав, о чем и как должно быть написано.

Сент-Март собщает:

Когда она знала, что своим вмешательством в дело может помочь кому-нибудь или хотя бы только доставить удовольствие, она собственноручно писала рекомендательные письма или, если другие занятия отвлекали ее, поручала это своему секретарю Фротте. Она так упрашивала тех, к кому обращалась, что, прочтя ее письма, можно было подумать, что она хлопочет для себя лично.

После всех этих утренних занятий наступал отдых – чаще всего это время отводилось для какой-нибудь художественной работы. В искусстве вышивания, достигшем в ту эпоху степени настоящего художества, в котором кисти заменялись иголками, а краски – шелками различных оттенков, королева стояла на высокой ступени совершенства. В Руанской библиотеке хранится ковер, вышитый ее руками, на котором изображено торжественное богослужение. К сожалению, ковер этот был впоследствии испорчен ее дочерью, королевой Жанной д'Альбре, ревностной гугеноткой, заменившей голову священнослужителя лисьей мордой.

Занимаясь рукоделием, Маргарита диктовала свои произведения или просила, чтобы почитали вслух (поэтические, исторические или философские сочинения).

Нередко по поводу прочитанного возникали разговоры и даже споры, в которых затрагивались разные вопросы, волновавшие неракское общество. Воспоминание об одном таком споре мы находим у Сент-Марта.

Однажды (мы были тогда в Туссонском монастыре) шел спор по поводу евангельских слов: «Истинно, истинно глаголю вам: аще не будете яко единый от малых сих, не внидете во царствие небесное». Жерар Руссель, придворный проповедник, высказывался, как приличествует богослову, и подтверждал свои слова цитатами из св. Августина; Режен, один из придворных, человек гуманный и ученый, приводил доказательства из св. Иеронима, и так как королева сделала мне честь пожелать услышать и мое мнение, я высказал его, приводя некоторые положения св. отцов: Златоуста, Феофилакта и др. И когда мы развили все наши доводы, королева изложила нам свое мнение и объяснила свою мысль. Случайно при этой беседе присутствовал один испанский дворянин, который до того был поражен всем виденным и слышанным, что имел вид человека, находящегося в экстазе или видящего привидение… Несколько дней спустя, будучи в гостях у одного кардинала, этот испанец, когда речь зашла о королеве, рассказал сцену, при которой присутствовал в Туссонском монастыре, прибавив, что Маргарита говорила о вещах пустых и бессодержательных с Бог знает какими «колпаками» (bonnets ronds), имея в своем обществе всего только двух или трех жантильомов, а ему самому не сказала даже ни слова.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});