Энергия заблуждения. Книга о сюжете - Виктор Шкловский

Отсюда отношение Толстого к подробностям.

Можно даже оказать, они даются с указанием – надо или не надо.

Когда Багратион, раненный, садится на лошадь, – Толстой пишет, еще не отказавшись от обыденного, – садится, сдвинулась бурка, поправляется, – он делает обычные вещи, как всегда делают люди.

Но он делает это так, как они не делают это перед боем.

Он сходит с коня и идет шагом кавалериста – он не умеет ходить просто.

Толстовское описание – это как должно быть.

Он это делает очень рано.

Толстой пишет, что Карл Иванович (учитель в «Детстве». – В. Ш.) всю жизнь читает спокойные книги.

Об унавоживании грядок под капусту,

Историю Семилетней войны

и Полный курс гидростатики.

Толстой как бы пользуется правом ребенка – у него есть детское отрицание жизни.

Он делает как надо.

У него есть описание смерти, матери в гробе.

Он обалдело смотрит на нее.

Это и есть его горе.

Он против лозунга – как всегда.

И всегда боролся против него.

И когда он описывает Севастополь – утром, как всегда, ведут лошадей поить, – он показывает обычное – привычное: отсутствие удивления.

Его срывание всех и всяческих масок, про которые говорил Ленин, – это он срывает маску обыденного.

Он описывает Кити, едущую на бал, горничная приносит платье, и лицо ее выражает полное понимание воздушности этого платья.

Кити моют.

И даже за ушами.

Ее мыли в бане, но сейчас кажется, что это важно.

Они живут как все, но так, как не надо жить.

Вот что такое подробность у Толстого.

Надо жить не представляясь.

Жить так, как косят мужики.

Ту точность, о которой говорят как о реализме, он презирает.

Он показывает бой так, как он ощущается человеком на самом деле, а не так, как он представляется.

Раевский стоит впереди всех и сзади поставил двух сыновей.

Толстой говорит, что это бессмысленно.

Никто не обратит на это внимание – война.

На самом деле могут обратить внимание.

Посмотрите, у Толстого свадьба Левина описана как бы заинтересованно.

Все просят помощи.

И он сам просит помощи.

Потом он смотрит на Кити, думая, что она думает то же.

Она ничего не думает.

Написано это без упрека.

Но со снятием обычности.

Потом в «Дневнике» он напишет, что его жена плачет, говорит про «волосики», – «как тетка говорит».

Его брак оказывается очень обыденной вещью.

Реальность – это не изображение обыденного. Это обозначение реальных ощущений, с которыми борется обыденность.

И даже покойники представлены, что они как все. Толстой говорит в описании «арзамасского ужаса», что внезапно разбуженный – в четко описанной, очень реальной комнате, в которой дано даже дерево мебели, – что этот разбуженный человек слушает сказанные ему на ухо слова и знает, что это говорит смерть.

Это те голоса, которые слышала Орлеанская дева; они побуждали ее к подвигу. И когда судья-англичанин говорит: на каком языке были сказаны эти слова? – девушка отвечает: – на французском. На более чистом языке, чем приходится говорить вам (очевидно, англичанам, а может быть, и нам. – В. Ш.).

В художественном тексте Толстого детали как бы написаны другим почерком; волевое вторжение крупного плана в главную тему носит характер волевого подчеркивания.

Напряжения читаемого текста в художественном произведении заранее разные.

Потом, когда пойдет разговор об «Анне Карениной», мы снова вернемся к подробности у Толстого.

Ибо у писателя-реалиста Льва Толстого поведение людей в разные моменты их жизни разное.

IV. Время в романах Толстого

Мы подбираем рукописи по отметкам, по почерку, по бумаге, по совпадению текста со случайными письмами, но время литературного процесса не равняется времени городских часов. Это время возвращается и переставляется. Когда надо остановить это время или замедлить, то можно ли сказать, что время перестало идти?

Или можно сделать, как в трагедиях Шекспира, пустить с репликами, не имеющими отношения к происходящему, двух-трех разговаривающих людей, и время прошло.

Но у Толстого, как и у Достоевского, есть один из способов бороться с мертвым временем, оно очень условно.

Филдинг перед каждой главой писал, сколько времени в главе.

Время романов Филдинга расчерченной. Автор сравнивает время своего романа с дилижансом, что ходит по расписанию. И автор ставит на заметку, сколько реальных дней вне литературного произведения прошло в той или иной главе.

Вот в этих условиях роман Филдинга то убыстряется, то замедляется.

И у Толстого, и у Достоевского странная точность деталей.

Костюмы, злободневные разговоры об условных рефлексах, сеансы спиритизма.

То есть время у Толстого можно устанавливать по неделям, можно устанавливать по газетным листам.

То же у Достоевского.

В журналах как бы обнародовали преступление этого студента, его судили.

В суде случайно оказалось, что вину берут маляры.

Кто-то сказал потом, что Достоевский мог дальше не печатать роман, изменены только фамилии.

Вот этот элемент как бы документального времени – средство борьбы с фабульным временем.

При разлуке женщины не стареют.

Эту особенность пародировал Пушкин в «Руслане и Людмиле». До него Вольтер в «Кандиде».

Человек встречается после многих приключений с женщиной, которую он любил, но у нее ужасный характер.

Тем временем закончилось Лиссабонское землетрясение.

Время у Толстого точно.

Великий автор великого романа начинает описание, которое напоминает по своему строению, по своему материалу именно документ. Напоминает очерк дошедшего до нас времени.

И хотя Толстой посвятил Тургеневу только «Рубку леса», все военные очерки Толстого имеют тот же теми движения.

Эти две линии, Тургенева и Толстого, разошлись потом, авторы иногда друг друга даже не хотели понимать.

Военные рассказы Толстого имеют точное определение; например, то, что происходит с героем «Рубки леса». Прокладка в условиях кавказского военного фронта дороги; освобождение обочин дороги от леса, леса, стоящего по бокам; широкое, трудное военное предприятие.

Первые главы, предваряющие описание казаков, Толстой написал с почти географической точностью. Широко отступления, они показывают, где происходит действие. Именно эти действия, которые происходят именно так.

Очерки можно было печатать с приложением карт и с условными или неусловными портретами действующих лиц.

Реализм Толстого стоит рядом и спорит с реализмом научной работы.

«Война и мир» имеет многолистные рассуждения теоретического и военного характера. Обсуждаются вопросы, что такое война, что такое фронт, что такое партизанская война, что такое донесение с войны, что такое ощущение войны в рядах воюющих.

В романе должен был быть ведущий, Андрей Болконский, теоретик по своим намерениям. Первоначально он должен был спорить с романистом, но роман Толстого пересматривал военную науку. И получилось так, что и Толстой, и Андрей Болконский вряд ли сами умещались в нем. Андрей Болконский не умер, од был ранен тяжело, и его действия как героя кончились встречей с Наташей Ростовой, женщиной, которую он любил.

В романе «Война и мир» есть две системы перемещения времени – перемещение времени мирного и военного.

Война разлучает и снова соединяет людей.

Люди мира больше понятны нам. Они учитывают свое время.

Наташа Ростова девочка, она учитывает время, время, когда она стала девушкой (если хотите, девой) и когда она стала женщиной.

Наташа Ростова в разговоре с Друбецким подсчитывает, сколько же времени пройдет до ее брака. А подсчитывать приходится, стоя на кадке с цветами. Девочка маленькая.

Но когда одна из женщин из рода Волконских выясняет, в каком родстве с ней находятся герои «Войны и мира», то Толстой отвечает с негодованием, что он не копирует действительность, что он создает людей в описании.

Люди романа или закреплены историей, или соседи истории. Когда Борис Друбецкой появляется в романе, то его старая мать охарактеризована самостоятельной помещицей. Она женщина обедневшего рода, фамилия одна из лучших в стране, но эта женщина Трубецкая называется Друбецкая.

Волконские называются Болконские.

Но лес около Тарусы называется Болконским лесом. Крестьяне, жившие около Ясной Поляны, говорили, что их барин князь Болконский.

Это было выяснено в книге «Путешествие на юг», точное название которой забыл.

Я эту книгу подарил Музею Толстого, так как это единственная книга, которая дает старика Болконского, он существует со своим характером, умеющий постоять за своих крестьян.

Этот крепкий землевладелец напоминает героя романа.

Иногда герой романа входит уже с закрепленной, своей фамилией. Так появляются Багратион, Кутузов.

Кутузов первоначально дан за пределом оценок своего времени, потом показан осмысливающим свой характер. О многих можно сказать так же, как о Кутузове, что Кутузов романа более историчен, чем Кутузов донесений того времени.