«Черный археолог» из будущего. Дикое Поле - Анатолий Спесивцев

«Неужели этот сон – результат распития вина? Пророк его, конечно, пить запретил, но раньше-то не раз и не два куда больше выпивал, и ничего подобного не случалось… Да что может случиться от небольшого кувшинчика сладкого вина? Для нестарого и крепкого мужчины – это… смех один, а не пьянка.

С этим беспорядком в стране, если не буду расслабляться – с ума сойду. Гашиш душа не принимает, как раз от него у меня кошмары всегда были, из-за чего и употреблять перестал. Вино же всегда согревало душу, помогало расслабиться и отдохнуть.

Везде – будто не Аллаха законы, данные нам пророком, а шайтановы… стремятся исполнять. Стоит отвернуться, уже воруют или иным способом пренебрегают обязанностями мусульманина, предписанными нам шариатом. Сколько им головы ни рубить – не помогает! О Аллах, они, кажется, и безголовые готовы пренебрегать Твоими наставлениями!»

Мурад, скользнув взглядом по оставленному ложу, невольно поморщился от распутной позы наложницы-гречанки, спавшей раскинувшись, с задранной ночной рубахой.

«Женщина и во сне не должна забывать о правилах поведения, предписанных ей пророком! Да, в утехах она была… старательна, но… неубедительна. Решено, больше ее сюда не приглашать, а как только выяснится, что никаких последствий ночи со мной у нее нет, – выдать замуж за какого-нибудь пашу».

Султан сам налил себе гранатового сока и залпом его выпил. Кошмар прогнал сонливость, он понимал, что сегодня ночью ему уже не заснуть.

«Сходить, что ли, проверить посты? Недели две их ночью не тревожил, не распустились ли, бездельники? Без присмотра так и норовят напиться или обкуриться прямо на страже. Казнишь, казнишь, а толку – чуть. Будто им свои головы не жалко».

Халиф посомневался немного, сна не было ни в одном глазу, но тело еще не проснулось, им владели пока ночные расслабленность и лень. Крепкий 28-летний мужчина, он и по внешнему виду резко отличался от других падишахов. Не было в нем ни капельки жира, пуды которого обычно свисали с султанских боков и живота, в лице было легко заметить свойственные ему ум и решительность. Он сумел поставить дело так, что впервые за последние десятилетия не султан боялся янычар, а воинов оджака начинала пробирать дрожь при одном его появлении. Для наведения хоть малейшего подобия порядка пришлось увеличить штат стамбульских палачей, без того не маленький. Его боялись и… слушались.

«Да, пойду и проверю караулы. Нельзя давать им расслабляться, а то, не дай Аллах, в их пустые головы могут проникнуть нежелательные мысли. Не-ет, я себя за яйца хватать не позволю! Лучше сам всем злоумышленникам их поотрываю!»

Громко хлопнув в ладоши, Мурад позвал евнухов-прислужников. Краем глаза заметил, что испуганно вскинувшаяся наложница (имя ее он уже забыл), поняв, где находится, оправила одежду, приняла позу, приличествующую исламской женщине, а не распутной девке.

Приказав увести женщину обратно в сераль, Мурад повелел себя одеть. Пока евнухи его облачали, он стал прикидывать, куда пойти для проверки, чтобы там его не ждали.

«Если захочу, не две орты, затеявшие заговор против брата, – половину их распущу. Рабы должны повиноваться хозяину, а не покушаться на его жизнь! И если понадобится, я их гавкать, подобно нечистым животным, заставлю, но порядок наведу. Мой порядок!»

Глава 4

О делах таинных

Монастырский городок, вечер 25 березоля, 7146 года от С.М. (4 апреля 1637 года от Р.Х.)

Разделить в полной мере радость нового друга по поводу позорной казни его врага Аркадий не сумел. Не было сил ни на что, даже на радость. Круг на площади выстоял благодаря предельному напряжению, сам себе удивляясь, что стоит и не падает в отключке. Температура опять начала повышаться, морозило, несмотря на относительно теплый денек и полушубок на плечах; временами попаданец «плыл», теряя связь с реальностью, переставая что-либо видеть и слышать вокруг. Поэтому с огромным облегчением двинулся в «свою» хату, как только это стало возможно. Слава богу – на своих двоих, а не несомый. Разве что иногда подправляемый дружеской рукой на верный путь.

Поспав до вечера, проснулся уже от жара, мокрый, слабый, как новорожденный младенец, при отвратительном самочувствии. Но болеть было совершенно некогда, время поджимало, и он решил болячки проигнорировать.

«Мужик я, то есть казак, в конце концов, или тряпка половая?!»

Решение было достаточно сомнительное, в ЭТОМ мире запускать болезни было воистину смертельно опасно, но… времени действительно не хватало. Затягивать с осадой Азова, руководство которого знало о грядущих событиях, не стоило, а допускать те огромные для казаков потери было нельзя. При громадье планов на будущие победы жизни опытных воинов стоило поберечь, в реальной истории их слишком много погибло. Аркадий стиснул зубы и, чертыхаясь про себя, встал с постели.

Искать атаманов нужды не было. Они сидели, кто на скамейках, кто на чурбачках, а кто и скрестив ноги по-турецки, на холодной еще земле.

«Неудивительно, что мало кто из них до старости доживал. Мало того что постоянно рискуют в бою, так и в быту здоровье не берегут. А дымят-то как! «Зеленых» из Евросоюза на них нет. Впрочем, тем проплаченным придуркам в ЭТОМ мире светило бы только рабство. Мужикам – галеры, а бабам… хрен знает, но куда-то турки их пристраивают. Не только в гаремы. Нормальный турок или татарин со шваброй из XXI века вряд ли жить захочет. Они хоть и сволочи, но не мазохисты».

Курили атаманы действительно весьма интенсивно. Причем почти все и одновременно. Дым шел вверх таким столбом, что издали можно, наверное, было подумать, будто здесь что-то горит. Само собой разумеется, не пытались разыгрывать из себя лордов из клуба «Диоген».[20] Они весьма живо, разбившись на несколько групп, обсуждали предстоящие детали похода на Азов. Учитывая, что двор был не так уж мал, говорить им приходилось громко.

Аркадий встревожился. Он знал, что азовцы имели в среде казаков немало шпионов, такое громкое обсуждение важных вещей в открытом для посторонних лиц месте показалось ему… крайне легкомысленным поступком.

«Да что они делают?! Лаврентия Палыча на них нет! Или Феликса Эдмундовича. Черт побери, придется вывешивать плакаты: «Болтун – находка для шпи… подсыла!» Кстати, можно сейчас и проверить, нет ли рядом посторонних чутких ушек».

Аркадий повертел головой, выглядывая знакомых джур Васюринского. Увидев невдалеке пару юнцов, подозвал их и попросил походить вокруг двора, делая вид, что болтаются без дела, и высмотреть, нет ли рядом каких внимательных слушателей. Дураков Иван никогда при себе не держал, ребята поняли попаданца с полуслова и немедля пошли выполнять его поручение. Сам же Аркадий подошел к Васюринскому, сидевшему рядом с Татариновым и Трясилой. Возникшее недоумение по поводу несоблюдения секретности стоило развеять без задержек.

Расспросы атаманов дали не очень радостную картину. Человека, отвечающего за разведку или контрразведку, не было ни на Сечи, ни у донцов. Но если разведка велась активнейшим образом, с засылкой агентов к врагу, расспросами людей, у него побывавших, не говоря уже о пленниках, то контрразведки не существовало в принципе. Совсем. Вражеских подсылов вылавливали редко и случайно. Хотя те же донцы знали, что из Азова к ним засылают прознатчиков, да и есть казаки, доносящие туда донские новости за деньги.

Пока попаданец пытался осмыслить услышанное, к нему подошли посланные на осмотр окрестностей джуры. Несмотря на любовь молодежи к громкости, старший из них отчитался полушепотом:

– Точно вы угадали, пане Аркадий. Есть вокруг двора… сомнительные людишки. Рядом с воротами стоят два татарина. Стоят вроде бы спиной к тыну, но между собой почти не переговариваются. Разрази меня Бог, если не подслушивают! А немного дальше сидит, привалившись к тыну, казак, будто бы пьяный, дремлет, но мы заметили, что и он прислухается к разговорам во дворе.

– Спасибо, хлопцы! Важное дело сделали. Пока идите, посидите около хаты, а мы с атаманами ваше известие обговорим.

Проводив взглядом отходивших ребят, попаданец обернулся к несколько растерянным атаманам и внятным шепотом обратился к ним:

– Ну, братцы атаманы, удивляюсь, как тут вас всех из хат не выкрали и султану в подарок не отвезли. Вражьи подсылы среди белого дня атаманские разговоры слушают и даже не очень-то таятся. Ясное дело, чего таиться от дураков, они, по дурости, все равно ничего не поймут.

У Татаринова блеснули глаза, но возразить ему Аркадий не дал:

– Обидно такое слышать?

Высокая температура и отвратительное состояние сделали его куда более смелым, чем он обычно бывал. И, пожалуй, чем стоило быть. С главой казаков всего Дона лучше было разговаривать несколько уважительнее. Однако из-за всех произошедших с ним событий у попаданца заметно перекосило крышу. Хорошо, не сорвало совсем, а если выражаться автомобильными терминами, на газ или тормоза он жал не всегда вовремя.