Глиняный папуас - Геннадий Гор

— Учитель, — спрашивал он, — скажи, а что такое человек? Почему он появился на Земле? Откуда пришел и куда идет?

— Ты сам должен ответить на эти вопросы. Учись думать…

Многие его вопросы ставили меня в тупик. Я был всего-навсего инженером-биологом, создателем думающих объектов, а он задавал такие вопросы, на которые мог бы ответить только философ.

Помню, как я принес ему знаменитый роман Александра Дюма «Три мушкетера».

Он начал читать с конца. Я подумал, что это объясняется крайней его рассеянностью. Но я ошибся.

— Я читаю с конца, — сказал он, — потому что в конце ищу начало.

— Не проще ли, — спросил я, — искать начало на первой странице книги?

Ответил он не сразу.

— А что такое начало, учитель, и что такое конец? Разве каждая вещь не бесконечна?

Я растерялся еще больше. Уж не шутит ли он, не смеется ли надо мной? Он был всегда так логичен, так строг и точен в обращении со словом.

— Ладно, — сказал я, — Оставим эту тему на будущее. Твой разум еще не настолько окреп, чтобы мы могли вести споры на столь отвлеченную тему. Как спал?

— Спал, как всегда, крепко.

— Какие видел сны?

— Видел во сне свое прошлое.

— У тебя нет прошлого, дорогой. Я же от тебя никогда этого не скрывал. Ты возник в тот день, в тот час, который был обозначен в графике работы моей лаборатории.

— Нет, у меня есть прошлое, — настаивал он. — Я его вижу во сне.

— Что же ты видишь? — спросил я. — Будь добр, расскажи.

— Мне снится, — сказал он, мечтательно глядя вдаль, — река, на берегу которой я провел свое детство. Тропа снится. Она теряется в лесу. Мои братишки и сестренки играли со мной в жмурки. Я помню, как мне завязали глаза платком. Мир вдруг исчез. Из темноты слышались веселые смеющиеся голоса. Я кружился на месте, протягивая руки, чтобы кого-нибудь схватить. Потом я сорвал платок с глаз. Солнце ослепило меня. Чудесный мир открылся. Гора. Прозрачная синь лесной речки. Птичьи голоса… Это было у меня, правда? Что ты молчишь? Не отбирай этого у меня.

3

В этот раз он был чем-то возбужден.

— Отец, — спросил он, — к тебе часто возвращается прошлое?

— Прошлое не может возвращаться… Время необратимо.

— Ты не понял меня, учитель. Я говорю о воспоминаниях. Вчера меня весь вечер томили воспоминания. В юношеские годы, когда я был студентом, я встретил девушку. Ее звали Мери… Мери Остен. Какой чудесный голос у нее был! Она пела… Мы встречались с ней в большом саду. Иногда она опаздывала. Ты понимаешь, учитель, как билось в эти мгновения сердце? Она появлялась вдруг, как из небытия, всегда с той стороны, откуда я ее не ждал. Но однажды она не пришла. Я стоял и ждал. Сердце билось учащенно. Я ждал, когда пространство расступится и выпустит ее из своих цепких объятий. Но она не появилась. Только к концу дня я узнал, что она попала в больницу. Через месяц она умерла. Я до сих пор не могу понять этого слова — «смерть»… Что ты смотришь на меня так? Ты не веришь, что это было? Но это было. Было! Понимаешь? Не отбирай этого у меня.

4

Он не знал того, что знали все сотрудники моей лаборатории, с которых я взял обязательство строго хранить молчание. Он не знал, что он не принадлежал мне. Эксперимент стоил огромных денег. Деньги ассигновала фирма Мэлори. И сегодня в четыре часа дня я ждал специальную комиссию, состоящую из инженеров, кибернетиков и физиологов, для приемки заказа № 032, как это было обозначено в документах, хранящихся в специальном сейфе банка, финансировавшего нашу экспериментальную группу.

Комиссия опоздала всего на десять минут. Явился и сам Мэлори-старший, глава фирмы.

Специалисты вошли в тот момент, когда он сидел с книжкой в руке и читал стихи. Он читал их вслух своим мелодичным, вдохновенным, бесконечно искренним голосом. Увидя Мэлори, он прервал чтение и спросил:

— Кто это, отец?

Он, по-видимому, догадался, почему я не ответил.

— Отец! — крикнул он. — Не отдавай меня! Не отдавай, отец!

Он не мог понять, что я не мог не отдать его.

— Отец! — кричал он.

Я и сейчас слышу его голос. Этот голос сидит в моем сознании, опровергая все усилия оправдать и оправдаться.

Капитан Кук

1

Директор научно-исследовательского института Борис Дак сделал скорбно-ироническое лицо. Он сказал этнологу Армаге своим молодым красивым голосом:

— Последний из могикан… Так, кажется, назывался один старинный роман?

— Да, — ответил Армага. — Вы, по-видимому, не считаете название удачным? К сожалению, автор этого романа не имел возможности советоваться с нами. Он умер три столетия тому назад.

Дак вздохнул.

— Я не читал этого романа. Только слышал о нем в детстве от электронной няни. Нелегко быть последним. Как вы думаете?

Армага промолчал. Он понял, к кому относилось двусмысленное замечание директора. Ведь Армага был последним из этнологов, последним представителем науки, которая давно утеряла свою актуальность.

— Вы понимаете меня, Армага. Я ничего не имею против вас. Вы усердно трудитесь у себя в кабинете, на дверях которого написано: «Сектор первобытного мышленья». Я ничего не имею против первобытного мышленья тоже. Оно, разумеется, существовало. Но не могли бы вы, — директор замялся, подыскивая деликатные, не способные ущемить чужое самолюбие слова, — не могли бы вы съездить куда-нибудь, привести свежие, добытые в недрах самой жизни факты для подтверждения своих гипотез? В конце концов, каждая наука вынуждена опираться на эксперимент. Это стало аксиомой еще со времен Галилея.

— Я понимаю, о чем вы говорите. Но что делать? Последний полевой этнолог, изучавший фольклор пигмеев и папуасов, умер семьдесят лет тому назад. Повсеместно высшее образование вытеснило все рудименты прошлого. Согласитесь сами, что доктора наук, супертехнологи, врачи и математические логики плохой материал для изучения наивных и первобытных форм мышления.

— Я понимаю, — сказал директор. — Но надо смотреть вперед. Человеческое общество Земли, я уже не говорю о Марсе и Венере, располагает огромными средствами для поддержки науки. Мне указали на вас в Управлении научно-экономических проблем. Что это за ученый, заявки которого смехотворно малы? Вам отпустят средства произвести любой эксперимент, разумеется, если в нем есть необходимость. Подумайте, Армага. Покончите со своей, робостью и консерватизмом, не подводите наш институт.

— А что вы, собственно, хотите?

— Я хочу, чтобы через неделю вы представили план и смету. Дерзости — вот чего я хочу от вас. Да, это должен быть прыжок в неведомое. Надеюсь, вы поняли меня, Армага?

2

Вся следующая неделя прошла в работе над планом и сметой. Но никаких свежих и дерзких идей не пришло в голову бедному этнологу. Ему нужны были некоторые уникальные книги по теории и истории первобытного мышленья. Вот и все.

Когда Армага вошел в директорскую, держа в руках план и смету, его слегка лихорадило. Бориса Дака не любили за его прямолинейность. Другое дело, все предшественники нынешнего директора. Они смотрели на этнолога так, словно' еще существовали этнические границы.

За столом рядом с Борисом Даком сидел молодой человек с загадочной улыбкой на лице, узком и чернобровом лице мага и волшебника.

— Познакомьтесь, — сказал директор этнологу, представляя молодого человека. — Это известный маг и волшебник Робинс. Кроме административных талантов, у него есть еще одна профессия. Он специалист в области возвращения прошлого и режиссер. С его помощью, Армага, вам удастся попасть в потерянный рай первобытных нравов. Теперь дайте взглянуть на вашу смету.

Посмотрев смету, Борис Дак рассмеялся.

— Опять книги и рукописи? Нет, дорогой. Уже заказано парусное судно, на борту которого вы поплывете в семнадцатый век. Кораблекрушение тоже предусмотрено. И высадка на острове, еще до того, как там побывал капитан Кук. Впрочем, это не ваша забота. Обо всем позаботится администратор, реконструктор и режиссер Робинс. Он отлично отрежиссирует ваше пребывание среди туземцев. Не беспокойтесь, среди них не будет ни одного доктора наук, ни одного супертехнолога и врача. Только люди, пребывающие по ту сторону цивилизации, с наивным и поэтичным мироощущением.

3

Робинс отлично отрежиссировал эту сцену. Даже буря, и та началась в строго предусмотренный час. Все шло по расписанию, составленному чернобровым волшебником и магом. Ночью в кромешной темноте Армага оказался в душном тропическом лесу. Утром он обнаружил, что находится на острове. Днем он увидел приближающиеся к берегу пироги с голыми коричневотелыми туземцами.

Он хотел было спрятаться и чаще, но был замечен коричневыми людьми, чье зрение отличалось первобытной остротой.