Хранительница карт судьбы - Елена Артамонова

Светлую полоску под дверью перечеркнули две темные тени – силуэты ног стоявшего за ней человека. Аннушка вспомнила появлявшегося недавно мальчика в бархатной курточке и внезапно поняла, что именно этого малыша она боится больше всего на свете. Ее страху не было рационального объяснения, но он становился все сильнее, подчиняя волю и разум. По коже ползали мурашки, взгляд широко распахнутых глаз впился в дверь. Казалось, еще миг, и Аннушка захлебнется от ужаса, а ее бешено колотившееся сердце просто выпрыгнет из груди.

– Кто там… Кто?

Она больше не могла сидеть на одном месте, с трепетом уставившись на дверь. То, что скрывалось за белыми створками, притягивало к себе, одновременно повергая в тихую, леденящую душу панику. Аннушка решительно шагнула вперед, готовая скорее умереть, чем продолжать томиться в ожидании чего-то жуткого, непостижимого, чему еще не придумали названия. Непослушные холодные пальцы легли на ручку двери, до боли в суставах сжали ее:

– Кто ты?!!

Девочка рванула на себя дверь, словно собираясь сорвать ее с петель. В ту же секунду горевший за ней свет погас, а взору открылась уже ставшая знакомой поверхность старого холста. В отчаянии Аннушка попыталась прорваться сквозь эту преграду, но холст оказался крепче гранита, а боль в разбитых кулаках – почти нестерпимой.

«Что же мне делать? Что?» – Слезы струились из глаз маленькими ручейками, но она даже не пыталась их стереть.

И вновь тишину нарушил стук качалки, он становился все громче, громче, превращаясь в грохот камнепада. Лошадка ржала, задрав к потолку оскаленную морду с безумными глазами, из-под ее копыт сыпались искры. Лежавший рядом с ней мячик сдвинулся со своего места, неспешно покатился в сторону Аннушки. Он двигался очень медленно, постепенно увеличиваясь в размерах, и девочка понимала, что скоро он расплющит ее в лепешку. Надо было бежать, но она не могла шевельнуть рукой, не мигая глядела на огромный свинцовый шар, которым обернулся детский мячик.

– Поиграй со мной… – раздался нежный голосок, и тут же его заглушил раздиравший барабанные перепонки грохот.

Шар остановился в паре сантиметров от Аннушки, и теперь она отлично видела его неровную, выкрашенную красной и синей масляной краской поверхность.

– Я поиграю с тобой, конечно, поиграю, – прошептала побелевшими губами девочка, совершенно не представляя, к каким последствиям может привести эта фраза. – Мне очень нравится играть.

Свинцовый шар вновь стал маленьким детским мячиком, грохот стих, лунные лучи упали на деревянную лошадку, и эти тонкие серебряные нити постепенно начали сплетаться в хрупкую человеческую фигурку.

– Поиграй со мной! – снова прозвучало из пустоты.

– Разумеется… Сейчас и начнем. – Она подтолкнула ногой лежавший рядом мячик.

Волшебное сияние померкло, но теперь Аннушка находилась в комнате не одна. Верхом на лошадке, повернувшись спиной к своей невольной гостье, восседал маленький мальчик в бархатной курточке. Он энергично раскачивался, воображая, будто галопом мчится по бескрайней степи. Аннушка осторожно шагнула к золотоволосому мальчугану. Он казался таким хрупким, беззащитным, но почему-то эта маленькая фигурка внушала безотчетный ужас. В его чудесных локонах, белом, отделанном кружевом воротничке, бархатном костюмчике было что-то запредельно жуткое, неземное. Затаившая дыхание девочка боялась, что, когда ребенок обернется, его лицо окажется лицом монстра, которое до конца дней будет преследовать ее в ночных кошмарах.

– Не молчи! Ты же пришла играть со мной…

Дрогнули золотистые кудри, и таинственный малыш начал поворачивать голову. То ли его движения были медленными-медленными, то ли от ужаса время растянулось для Аннушки до бесконечности, но она никак не могла увидеть лица ребенка. Он все поворачивался, поворачивался, поворачивался, а девочка смотрела не мигая на его изящную головку и, казалось, даже забыла дышать.

– Поиграй со мной.

У малыша была белая кожа и огромные синие глаза. Он был даже красив, но эта красота не принадлежала нашему миру и потому внушала страх, а не восхищение. Пожалуй, Аннушка бы предпочла нос к носу столкнуться с чудовищем, чем ощущать на себе взгляд этих бездонных очей.

– Как тебя зовут? – все же выдавила она, пытаясь улыбнуться.

– Кирюшенька.

– А я – Аннушка. Во что мы будем играть?

– Не знаю. Просто мне очень грустно. Я тебя и раньше видел, наблюдал, как ты живешь в том мире.

– Наблюдал?!

Еще недавно Аннушке казалось, что страшнее, чем сейчас, просто быть не может, но когда она представила, как все эти дни из картины за ней наблюдало странное создание с застывшим неживым лицом, ужас поразил ее, словно удар молнии.

– Конечно. Те, кто живет в картинах, всегда наблюдают за людьми, – пояснил Кирюша, угадав мысли своей собеседницы. – Вы смотрите на картины, а картины смотрят на вас. В каждом холсте – свой мир. Маленький, скучный мирок, из которого нельзя выбраться. Но не надо о грустном, лучше поиграй со мной!

Малыш проворно соскочил с лошадки-качалки, подхватил мячик, перебросил его Аннушке. Игра началась. Это занятие так понравилось Кирюше, что он заулыбался, а на его щеках даже вспыхнул румянец. Но вдруг он отбросил мячик в сторону.

– Мир ведь очень большой, правда?

– Правда. Но я сама его почти не знаю. Как ты попал сюда, Кирюша? Ведь тебя же нет на картине.

– Обо мне слишком много думали.

– Не понимаю.

– Маменька и папа слишком любили меня, а когда я умер, они так переживали, что не могли успокоиться сами и дать покой мне. Моя душа не могла оставить их и уйти к свету. Папа был художником, он-то и нарисовал эту картину. На ней моя детская, только уже опустевшая, такая, какой она стала после… после смерти. Папа рисовал и думал обо мне. Он никогда не плакал, но ему было очень больно. Я все время был рядом, однако эта боль не позволяла ему заметить меня. А потом я понял, что не могу вырваться из картины, став ее частью – невидимой, но самой главной.

– И что случилось потом?

– Голод, разруха, весь мир рассыпался, а вот картина уцелела. Родителей не стало, а моим мирком хотели растопить печь. Я так хотел попасть в огонь, ведь он мог бы избавить меня от оков, но вместо этого картину обменяли на буханку хлеба. Потом начались скитания, разные дома, разные стены, разные люди. Я так и не смог освободиться, встретиться с душами маменьки и папы. А ведь они до сих пор ищут своего Кирюшеньку, только никак не могут найти. Им нет покоя. Они слишком любили меня.

– Но это несправедливо! – воскликнула потрясенная Аннушка. – Никто из вас ни в чем не виноват, вы любили, вы хотели добра, почему же все так случилось?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});