Трон любви - Наталья Павлищева

Постучав в двери покоев султана и получив разрешение войти, кизляр-ага сообщил Повелителю о Хуррем и отступил к двери. Хуррем вошла с бьющимся сердцем, она была заинтригована почти таинственностью, с которой ее вели к султану. Никто не встретился по пути, евнухи постарались.

За ней закрылась дверь, кизляр-ага остался лично сторожить снаружи. Хуррем поклонилась Сулейману:

– Повелитель, вы звали меня?..

В комнате дальше от окна стоял мужчина, против света и сквозь плотную почти непрозрачную накидку Хуррем не было видно ни его лица, ни даже толком крупной фигуры. Да она и не стала бы смотреть без распоряжения Повелителя.

Сулейман дал такое распоряжение:

– Да, Хасеки Султан. Сними накидку, оставь только яшмак и посмотри на этого человека.

Хуррем подчинилась и… едва удержалась на ногах:

– Адам?!

– Это?..

– Это мой брат…

Рослый молодой мужчина внимательно вглядывался в стоявшую перед ним женщину, но видны только глаза в прорези яшмака. Зеленые глаза он узнал, только не знал, как обращаться к этой завернутой в сто слоев ткани женщине. Ткань была богатейшей, как и все вокруг, но что теперь делать, как разговаривать с сестрой, у которой видны только глаза?

Сулейман с интересом наблюдал за братом и сестрой.

– Адам, как ты сюда попал? Как ты меня нашел?

Тот недоуменно пожал плечами:

– А разве не от тебя приходил в Рогатин человек, сказал, что ты в гареме султана любимая женщина…

– От меня? Нет, мне и в голову не приходило отправить кого-то в Рогатин, как можно?

Она вдруг с ужасом поняла, что с трудом подбирает слова, то и дело пытаясь перейти на турецкий. Даже по-итальянски говорить легче, а свой язык почти забыла. Неудивительно, семь лет не говорила и столько же не слышала.

А вот султан, похоже, понимал. Откуда?

– Повелитель, это мой брат Адам, но я никого не посылала в Рогатин…

– Я выясню, кто послал. Думаю, вам интересно поговорить? Пройдите туда, – он жестом указал на вторую комнату. – Можешь снять перед братом яшмак.

Хуррем смутилась:

– Он не мешает…

Они сидели рядом и не знали, о чем вести беседу, вернее, с чего начать. Сулейман за своим столом перед разложенными картами внимательно вслушивался. Он действительно неплохо понимал славянскую речь, потому что большинство янычар были славянами, и хотя их самих старались отучить от родных языков и поскорей научить турецкому, янычары все равно часто разговаривали на своем.

– Как мама? Отец?

Она очень не хотела этого спрашивать, потому что боялась услышать то, что услышала:

– Мама умерла давно, сразу как тебя украли, не выдержала. А отец недавно. У тебя дети?

Глаза в прорези яшмака улыбнулись:

– Да, уже пятеро. Одна дочь и четверо сыновей.

– Ух ты! Такого даже у меня нет.

– А у тебя сколько?

– Трое… все пацаны.

Она даже не сразу вспомнила это слово.

– Настя… ты счастлива?

Произнесенное родное имя всколыхнуло сильней самого появления в султанских покоях Адама. Настя… она и забыла, что ее зовут так. Нет, не забыла сама по себе, а старалась забыть.

Зачем-то переспросила:

– Счастлива? Да. Люблю, любима, дети…

Оставался еще один вопрос, который Адам боялся задать, а Хуррем боялась услышать:

– Ты… приняла магометанство?

Твердо глянула в глаза:

– Да. Бог един, Адась, а здесь я под защитой Аллаха и Повелителя. Я и мои дети.

Он все понял, понял, что она выбрала другую веру ради детей, кивнул:

– Я передам дома, что ты счастлива.

Засмеялся:

– Богата, довольна…

Она тоже улыбнулась одними глазами, но Адам представлял ямочки на щеках там, под тканью. Настя все та же и совсем иная.

– Тот человек сказал, что тебя можно… выкрасть. Но мы решили иначе: выкупить. Собрали немало денег, я привез…

Она рассмеялась, словно колокольчик зазвенел. Сердце Сулеймана сжалось, в последние месяцы он так редко слышал этот счастливый смех своей Хасеки.

– Нет, Адам, меня нельзя выкупить. Мое место здесь, здесь мои дети, мой любимый мужчина. У меня все хорошо.

Адам понизил голос почти до шепота:

– Но, Настя, я слышал столько страстей о гареме… Там женщин держат взаперти…

– Я же вышла, видишь? Так принято, Адась, у всех свои законы и привычки. А опасность… разве ты знаешь место, где было бы не опасно жить? Я дома жила безопасно, но оказалась невольницей в Кафе.

– Ты выучила турецкий?

– Не только. Я много читаю, пишу, сочиняю стихи, играю на нескольких инструментах, правда, не танцую, потому что… – она тихонько рассмеялась, но объяснять ничего не пришлось, брат понял, тоже рассмеялся.

– Настя, а ты ничуть не подросла, какой была малявкой, такой и осталась.

– Поздно расти.

Они еще беседовали какое-то время, но Сулейман уже не прислушивался, он понял, что любимая женщина не рвется домой, сердцем привязана к нему и детям.

Когда этот славянин явился к Ибрагим-паше и сказал, что приехал выкупить свою сестру из плена, визирь сначала поразился богатырским статям молодого мужчины и порадовался, что у какой-то девушки нашелся родственник, готовый вернуть ее обратно, но когда услышал, что Адам Лисовский из Рогатина и ищет сестру, которую украли семь лет назад, стало не по себе.

Ибрагим ни за что не позволил бы Адаму Лисовскому добраться до султана, но в ту минуту Сулейман появился во дворе сам.

– Кого он ищет?

– Свою сестру, сказали, что она в вашем гареме.

– Что за сестра, только не лги, наверняка сбежавшую невесту ищешь?

Что-то в лице человека показалось Сулейману знакомым. Позже он понял, что именно – зеленые глаза Хуррем.

– Нет, у меня дома жена есть. Сестру ищу. Настей Лисовской зовут. Звали… У вас, говорят, Хасеки названа. Готов платить большой выкуп, все, что с собой есть, отдам.

Глаза Сулеймана насмешливо сверкнули:

– Хасеки, говоришь? И сколько же ты готов за Хасеки выложить?

– Не смейся, паша, я не так богат, как ты, по одежде вижу, не последний ты в Стамбуле, но все же и я не промах.

Сулейман сделал Ибрагиму знак молчать и снова обратился к незнакомцу:

– Звать тебя как?

– Адам Лисовский я из Рогатина, вот ему уже сказал. Сестра моя Настя, ей сейчас двадцать, маленькая такая, живая, веселая… была…

– Откуда знаешь, что здесь?

– Человек в Рогатин приходил, сказал, что она у султана в гареме.

– А если Хасеки здесь много, как узнаешь, лица открывать нельзя?

– По глазам, – уверенно объявил Адам. – У нее глаза наши, зеленые. Ты, мил человек, проводил бы меня к султану, я бы с ним поговорил, может, позволит выкупить? Мать не выдержала, умерла сразу, как Настю украли, а отец, когда умирал, с меня слово взял, что найду и выкуплю.