Молчание солдат - Сергей Самаров

– Похвальное качество, – говорит Дым Дымыч Сохатый. – А вы не думали о том, что профессору есть что скрывать?

– Мне пришла в голову та же самая мысль, – говорит Басаргин. – Может быть, под влиянием последних событий, может быть, автономно, но мысль та же самая. При этом я опираюсь на собственное знание чеченского менталитета. Чеченцы всегда тянутся к главенству, если их в коллективе больше одного. В любой обстановке. Что касается конкретно Имамова, то собственная весомая значимость в условиях борьбы за власть среди чеченских полевых командиров имеет важнейшее значение. И Имамов в подобной ситуации не должен упустить случай, чтобы не придать себе вес рассказами о том, каким он был агентом и при этом работал не где-нибудь в Париже контролером детского кинотеатра, а в самом ЦРУ, в сверхсекретной лаборатории. Причину скромности уважаемого Руслана Ваховича я в данном случае могу расценивать как достаточно подозрительную.

– Вы не учитываете, что двадцатилетнее самовоспитание и самоограничение тоже не может не сказаться на качествах характера Имамова, – возражает генерал Астахов.

– Это возможный фактор, – соглашается Басаргин.

– Это обязательный фактор, – категорично заявляет авторитетный бас Доктора Смерть.

– Тем не менее, – продолжает генерал-лейтенант, спокойно воспринимающий разговорный характер своего доклада, хотя он больше привык к армейской дисциплине, не позволяющей перебивать старшего по званию, – мы тоже восприняли многолетнее молчание Руслана Ваховича как выработанную черту характера профессионального разведчика. И только повышенный интерес к его имени заставил нас начать проверку. Проверка почти через пятнадцать лет. Вы все понимаете, что это такое. Практически невозможно восстановить какие-то конкретные факты... Тем не менее отдельные факты нам установить удалось. Первый и весьма существенный – ЦРУ вело активный поиск полковника Имамова. Более того, этот поиск продолжается до сих пор. Кроме того, в том же ЦРУ в связи с исчезновением профессора Зин-Мухаммада произошла еще какая-то история, повлекшая за собой дополнительный ряд событий, но из ряда этих событий нам известны лишь отдельные, и восстановить целостность картины невозможно.

– А лица, причастные к этим событиям, вам известны? – отчего-то весьма настороженно спрашивает Басаргин.

– Да, нам известно два имени. Это координатор сектора шестого департамента ЦРУ Джастин Юм и агент Пол Маккинрой. Последний, судя по всему, и стал камнем преткновения...

– Вот все и становится на свои места, – говорит Тобако.

– Что становится? – не понимает Спиридонов. Но он уже по одной фразе чувствует, что не зря приехал сюда и не зря рассказывает интерполовцам то, что рассказывать ему не хочется. – На какие места?

– Пол Маккинрой с начала лета под именем голландского журналиста Клааса Раундайка находится в отряде эмира Имамова. И, по всей вероятности, имел с ним многочисленные разговоры. В этой ситуации вполне можно предположить, что полковник Имамов не против наладить контакты с ним. Вы, товарищ генерал, наверно, еще не в курсе. Но у нас есть информация, что мнимый Раундайк находится в розыске по линии ЦРУ и по линии ФБР. Но на кого он работает, мы не знаем. Возможно, что к утру у нас будут более точные сведения. Утром должен прилететь из Нью-Йорка Сергей Ангелов, руководитель оперативной группы антитеррористического подразделения ООН «Пирамида». Может быть, он что-то добыл дополнительно, пользуясь своими обширными возможностями.

– Бывший агент ЦРУ находится в отряде Имамова? – Генерал-лейтенант соображает недолго и решительно встает. – Извините, я должен срочно покинуть вас. И, с вашего разрешения, заберу с собой полковника Мочилова...

Встает и Мочилов.

* * *

Ангел закрывает дверь за генерал-лейтенантом Спиридоновым, Мочиловым и Яблочкиным и возвращается в кабинет. Теперь уже встает генерал Астахов. Задумчиво постукивает кончиками пальцев себя по сжатому кулаку.

– Мне тоже пора ехать, но мы так и не завершили наш разговор.

И оглядывает всех, словно спрашивая, кто и что может ему сообщить.

– Можно вопрос, товарищ генерал? – от двери интересуется Ангел.

– Бога ради.

– Как вы оказались на месте сегодняшнего действа? Мы, конечно, благодарны вашей опергруппе за помощь, но при этом мы не смогли добиться своей цели. То есть мы так и не узнали, кто и зачем вел слежку за нашими сотрудниками, кто и с какой целью контролирует наши телефонные переговоры... А для нас это важно.

Владимир Васильевич улыбается хитро, но так, чтобы всем была понятна его хитрость. То есть он дает понять, что к откровенности не расположен.

– Это простой вопрос. Наши сотрудники отслеживали группу вооруженных людей, подозреваемых в причастности к терроризму. И таким образом оказались в нужное время в нужном месте. Вы же тоже, как я понимаю, отслеживали подозреваемых в терроризме. Вот и все... Мой вопрос к вам сложнее многократно! Как только я приеду в свой кабинет, мне начнутся звонки с самых разных высоких инстанций с требованием освободить задержанных и прекратить против них всякие действия. Эти звонки уже были, но меня не было на месте. А нам следует добиться разрешения на продолжение следствия... Как это сделать?

– Чтобы дать ответ, – вопросом на вопрос отвечает Басаргин, – мы должны знать, что это за люди, чем они занимаются?

– В двух словах... Официально, это сотрудники военного медицинского учреждения. Научно-исследовательской лаборатории. Одновременно лаборатория активно завязана в интересах неких влиятельных политических сил и работает, по сути дела, не на армию, а на политику... По крайней мере, результаты ее работы должны, по замыслу, принадлежать спецслужбам, но не принадлежат. Кроме того, при лаборатории организовано подразделение, по сути дела, являющееся спецназом. Те офицеры, про которых говорил нам генерал-лейтенант Спиридонов, скорее всего, служат именно в этом подразделении. Финансирование официально осуществляется Министерством обороны. Частично так и происходит. Но только частично. Темы разработок лаборатории строго засекречены...

– Вопросы зомбирования населения? – спрашивает Доктор Смерть.

– Можете думать так, но я вам этого не говорил. Хотя именно по этому делу мы лабораторией и заинтересовались. Руководят ею два генерала. Не помню точно фамилии... Но я сегодня от кого-то из вас их уже слышал.

– Какая поддержка у этих политических сил? – продолжает спрашивать Александр.

– Мощная. И правительственная, и думская, и со стороны отдельных членов президентской администрации, настоящих и бывших.

– Это серьезно. Я бы добавил сюда и финансовые круги. Без активного финансирования невозможно иметь спутники, к которым не имеет доступа ФСБ. И невозможно подготовить и содержать собственный спецназ.

– И это тоже. Итак, Александр Игоревич, вы со своим аналитическим подходом к делу можете предложить мне какой-то вариант, при котором нам удастся продолжить расследование?

– Только один, – говорит Басаргин. – Я сейчас же отправляю доклад в Лион. И вы можете со всей вашей генеральской честностью говорить своему руководству, что дело вышло на международный уровень. Поскольку «Пирамида» тоже участвует в расследовании, значит, и Интерпол, и ООН держат ситуацию под контролем... Сворачивание вашего расследования может иметь широкий международный резонанс и сильно подпортит репутацию России.

– Это было бы мощным ходом, – соглашается Владимир Васильевич, но говорит неуверенно, раздумывает, просчитывая последствия и подбирая возможные встречные вопросы. – Но какие конкретные данные вы можете переслать в Лион? Разве они у вас есть?

– Нет, – соглашается Басаргин. – Но вы нам их дадите...

Астахов опять думает с десяток секунд и наконец решительно мотает головой:

– Ловко вы расставили ловушку.

– Стараемся, товарищ генерал. Фирменная школа ФСБ.

– Я пришлю к вам капитана Рославлева с полными данными.

ЧАСТЬ II

ГЛАВА 1

1

Аббас провожает взглядом группу Анвара. Снег предательски поскрипывает под ногами уходящих. Но Аббас хорошо знает, что вскоре, поднявшись выше и приблизившись к постам федералов, все бойцы начнут перебираться ползком, тогда и снег уже не будет так отчетливо показывать противнику приближающиеся шаги. Странное дело... Казалось бы, простой арифметический закон должен работать неукоснительно. Наступаешь на снег площадью стопы, раздается скрип. Всем телом снег придавливаешь, скрипа уже почти нет. Все вопреки логике. Но практика и логика размышлений вещи разные. Аббас помнит, что есть такой философский закон: «переход количества в качество». Вероятно, и здесь он же работает.

– Николай! – тихо зовет Аббас.

Русский наемник поднимается из сугроба, где уселся отдыхать, и подходит. Он тоже понимает, что громко разговаривать в ночи не рекомендуется, и потому молча останавливается рядом. Ремень автомата на шее, руки на автомате, пальцы без рукавиц мерзнут, вцепились в холодный металл до посинения ногтей. В темноте этого посинения, конечно, не видно. Но Аббас чувствует это не хуже, чем видит глазами.